[10], а разве можно сеять озимые только на химических удобрениях? В прошлом году в это время все уже ездили в город за фекалием, а сейчас почему никто об этом не заботится?
Гао Минлоу недовольно покачал головой:
– В прошлом году у нас была настоящая объединенная бригада, что говорилось, то сразу и делалось, а в этом году разделились на два звена, одно тянет в одну сторону, другое в другую… К тому же оба они еще не провели второй вспашки, так что, боюсь, рук не хватит.
– А какие тут руки нужны? Первым делом достаточно послать хотя бы двух человек. Каждое звено выделит по одному, зато потом все будут пользоваться.
– Ладно, – подумав, сказал Гао Минлоу. – Это ты хорошо сообразил, лучше, чем в прошлом году. Сперва снарядим две телеги, пошлем тебя и кого-нибудь еще, а потом добавим Цяочжэнь. У нее в городе тетка живет, так пусть она у тетки вам еду готовит. А через несколько дней полевые работы кончатся, тогда еще пяток телег с людьми пошлем. Как думаешь, годится?
– Годится! А с собой я возьму Цзялиня. В поле работа тяжелая, он к ней еще не очень привык, пусть передохнет несколько дней. Таскать дерьмо все легче!
При упоминании о Цзялине секретарь слегка покраснел, но сразу согласился с Дэшунем. Видя, что его предложение принято, старик гордо поднялся и пошел снова мотыжить участок. Гао Минлоу тоже отправился своей дорогой. И размышлял о Цзялине, которого недавно уволил из учителей.
Цзялинь вырос на глазах Минлоу. С детства этот паренек отличался умом и очень упорным характером, гораздо более сильным, чем у всех сверстников. Потом, когда он учился в городе и на субботу и воскресенье возвращался, Минлоу даже захаживал к нему, потому что интересовался международными делами, а Цзялинь их неплохо знал. Юноша часто рассказывал ему о разных государствах, да так увлекательно, что Минлоу засиживался у него до полуночи. Иногда он украдкой вздыхал: повезло этому старику Юйдэ! Всю жизнь прожил бестолково, а сына вырастил отличного! Собственные сыновья Минлоу были слишком заурядны. Старший от тупости проучился всего два года, да и то оба в первом классе, а потом был вынужден работать в поле. Если б не авторитет отца, то Лю Либэнь никогда не отдал бы за него свою Цяоин. Младший, Сань-син, тоже не дотянул бы и до неполной средней школы, если б отец не подольстился к кадровым работникам коммуны и уезда. Учился мальчишка ужасно, но его все-таки переводили из класса в класс.
Когда Саньсин со скрипом закончил среднюю школу, у отца начались новые страдания. Поступить на государственную службу было очень трудно, а о другой работе сынок думать не желал. Впрочем, Минлоу и сам не хотел, чтобы сын был крестьянином, решил определить его в деревенские учителя, потому что быть отцом учителя почетно. К тому же Саньсин не привык к тяжелой работе, крестьянского труда не выдержит и, чего доброго, превратится в вечного бездельника!
Сначала Гао Минлоу пытался все сделать по-хорошему и спросил Ма Чжаньшэна, ответственного в коммуне за образование, нельзя ли послать Саньсина учителем в другую деревню, чтобы он не перебежал дорогу Цзялиню. Минлоу был человеком дальновидным и рассудил так: сам он никого не боится, Цзялинь не бог весть какая фигура, но парень упрямый и, если навредить ему, станет врагом на всю жизнь. Он, Минлоу, стареет, а Цзялинь еще молодой. Сейчас не может защитить себя, однако потом наверняка укрепится и задаст перцу его сыновьям и внукам! А оба его сына, ясное дело, перед ним не устоят. Вот почему Минлоу не хотел задевать этого парня, пытался не выгонять его из учителей.
Ма Чжаньшэн тут же посмеялся над его наивностью. Какая другая деревня согласится отдавать свое учительское место их деревне? Гао Минлоу пришлось скрепя сердце согласиться на увольнение Цзялиня, но потом он очень переживал все это. Хотя Юйдэ и его жена продолжали заискивать перед ним, их сын явно возненавидел его. Затем Цзялинь начал работать в поле, сразу истер себе руки в кровь, однако не желал бросить мотыгу и даже твердил, что хочет страдать еще больше. Услышав об этом, Минлоу невольно вздрогнул и снова подумал, что Цзялинь – непростой парень, с ним шутки плохи.
Гао Минлоу потому так много лет и заправлял деревней, что был человеком отнюдь не примитивным. Он умел рассчитывать, лавировать и строить разные планы гораздо лучше, чем обычные крестьяне.
Сейчас он шел, опустив голову, и думал: как же все-таки уладить это дело, как облегчить свою жизнь и душу?
На развилке дорог, над излучиной Лошадиной, он увидел, что под старым жужубом сидит на корточках и курит его сват Лю Либэнь. Минлоу решил, что тот хочет показать ему коня, которого по дешевке купил во Внутренней Монголии, но мы помним, что сват поджидал его совсем для другого. Он хотел с помощью Минлоу проучить Цзялиня, а затем сразу выдать Цяочжэнь замуж. Либо в нынешнем году, либо самое позднее в следующем. Если девка выросла, а замуж не пошла, с ней обязательно что-нибудь случится! И еще он надеялся, что сват уговорит Цяочжэнь выйти именно за Ма Шуаня. Все-таки сват – партийный секретарь, человек влиятельный.
Подойдя к жужубу, Гао Минлоу удобно устроился напротив Лю Либэня, протянул ему сигарету, тот протянул в ответ сигару, но первый считал, что сигары слишком крепки, а второй – что сигареты слишком слабы, поэтому каждый стал курить свое.
– Ну как, купил коня? Сколько думаешь заработать на нем? – спросил Минлоу, немного завидуя торговым способностям свата.
– Что толку от этих заработков! – буркнул Либэнь и понуро опустил голову.
– Впервые слышу от тебя, что в заработках нет толку! – На лице Минлоу появилось насмешливое выражение, и в то же время он не понимал, чем недоволен сват. Потом, видя, что тот совсем расстроен, спросил: – Что тебя печалит? Денег ты в этом году загреб столько, что мошна скоро лопнет, неужто еще мало? А нынешняя политика как будто специально для тебя создана!
– Ладно, не издевайся надо мной! Сейчас мое сердце точно в кипящем масле жарят! – плачущим голосом произнес Лю Либэнь и жалобно воздел руки.
Гао Минлоу посерьезнел, но все-таки сказал довольно грубо:
– Скулишь, скулишь, а о чем – так и не понятно. Что же у тебя стряслось?
Лю Либэнь бросил на траву недокуренную сигару и с трудом выдавил:
– Цяочжэнь меня опозорила!
– Такая хорошая девка… Что она могла сделать? – удивился Минлоу.
– Ох, даже язык не поворачивается… Спуталась с этим никчемным щенком Гао Юйдэ, бегает с ним ночами по полям, а вся деревня судачит… Скажи, как мне теперь жить? – Либэнь сглотнул слюну и опять поник головой.
Минлоу засмеялся:
– Ха, а я думал, действительно серьезное дело! Они что, любовь крутят?
– Любовь-то любовь, только не человечью, а собачью! Темной ночью крутятся где попало, как черти, всех предков позорят! Даже свахи и то никто не прислал! – в ярости взревел Лю Либэнь.
Гао Минлоу вытер с лица слюну, которой его обрызгал сват, и сказал:
– Либэнь, ты вот торгуешь по всяким округам и уездам, а ума так и не набрался. Если ты, как говорится, не пробовал свинины, то хотя бы хрюканье-то слышал? Разве сейчас молодежь такая, какие мы с тобой были? Я в последние годы ездил по образцовым коммунам, бывал в Сиани, Тайюани и других городах, так там парни и девки при всем честном народе по улицам под ручку ходят! Сначала я решил, что это некультурно, а потом привык и понял, что в этом и есть настоящая культура.
Лю Либэнь смотрел на свата разочарованно и вместе с тем рассерженно. Он надеялся, что тот приструнит Цзялиня, а вместо этого был вынужден слушать какие-то нравоучения.
– Чего ты испугался Цзялиня? – У него дрожали губы. – Из него ни учителя не получится, ни крестьянина, загубит он мою дочь!
Гао Минлоу недовольно зыркнул на него:
– Я боюсь не Цзялиня, а того, что он недостаточно любит Цяочжэнь. А коли действительно полюбил, ты с этим все равно не сладишь, сам собственную дочь загубишь!
– Что особенного в этом сопляке? Ни работать не умеет, ни торговать, и будущего у него никакого!
– У него все-таки среднее образование, а твоя дочь ни одного иероглифа прочитать не может!
– Что толку от этого дурацкого образования? Все равно он ходит за бычьим хвостом! – Лю Либэнь презрительно сплюнул и добавил: – Да и за бычьим хвостом-то ходить не умеет!
Минлоу придвинулся к свату и начал терпеливо урезонивать его:
– Послушай, Либэнь, больно уж ты недалеко смотришь! Ты не плюй на Цзялиня… Не один я, а кто хочешь тебе скажет, что в нашей долине таких парней немного. Он умеет и читать, и писать, и рисовать, и петь… Голова у него светлая, характер твердый – настоящий мужик! Сейчас мы с тобой хозяева деревни, а потом он станет! Он чему хочешь научится. Скажем, если торговать начнет, так ты его на коне не догонишь! Из учителей мне его пришлось уволить только ради Саньсина. Тут я явно переборщил, а в дальнейшем, когда представится случай, сам подыщу ему хорошую работенку. Если он женится на Цяочжэнь, мы ведь все породнимся, не так ли?
Лю Либэню очень не понравилась такая перспектива.
– Что это за семья?! – хмыкнул он. – Двор пустой, забор поломан, в доме ни одной приличной вещи! Если уж Гао Юйдэ такой никчемный, то и его сын не дальше пойдет!
– Ха! А откуда берутся приличные вещи? Разве не людьми добываются? Как только Цзялинь встанет на ноги, все у него появится! Никчемный Гао Юйдэ или не никчемный – это делу не помеха. Ведь для твоей дочери главное – муж, а не свекор. Ты не гляди, что у них дом бедный, Цзялинь его еще подымет! Помнишь, какими мы были в его годы? А наши отцы даже на помещика батрачили!
Но Лю Либэня все это не убедило. Вскочив, он раздраженно бросил:
– У меня и свои глаза есть, ты мне в них рисового отвару не заливай! Думаешь, я сам не вижу, что за человек Гао Юйдэ? А его жалкий сынок мне еще противнее, так что нечего меня успокаивать! Цяочжэнь – моя дочь, не твоя, я ее не собираюсь в омут бросать!
– Тебе Цзялинь противен, зато твоей дочери не противен! Посмотрим, что ты с этим сделаешь! – Гао Минлоу тоже поднялся, чувствуя, что сват просто смешон в своем упрямстве.