На следующий день поднялся не меньший шум у колодца. Крестьяне, пришедшие поутру за водой, обнаружили, что весь колодец присыпан каким-то белым порошком. Никто не знал, что это за диво, но воду на всякий случай пить не стали. Людей у колодца собралось видимо-невидимо, и один из них сказал, что порошок насыпали Цзялинь, Цяочжэнь и другие ребята. Кто-то напомнил, что Цзялинь любит чистоту, наверное, решил, что колодец грязный, вот и шарахнул в него стирального порошка. Другие утверждали, что это не стиральный порошок, а какая-то кислота.
О небо! Что бы это ни было, но как можно сыпать такую пакость в колодец? Все ругались на чем свет стоит и считали, что изнеженный сынок Гао Юйдэ решил погубить всю деревню.
Нашлись люди, которые побежали за Гао Минлоу – пусть партийный секретарь посмотрит! Несколько ребят, помогавших Цзялиню посыпать «отравой» колодец, попытались было объяснить, что это вовсе не отрава, а негашеная известь, убивающая микробов, но смельчаков тут же изругали вдрызг:
– Вы бы, хулиганы, еще навозу туда насыпали вместе с вашим сумасшедшим!
– Ваши матери не гонялись за чистотой, а небось родили вас с руками и ногами!
– Болваны! Разгневаете царя-дракона, он воду от колодца отведет, тогда что пить будете? Собственную мочу?
Борцы за чистоту, не обращая внимания на ругань, все-таки набрали воды и принесли ее домой, но их родители немедленно выплеснули ее во двор. А в доме Цяочжэнь шла настоящая драка: отец набросился на дочь, мать вступилась на нее и сцепилась с отцом… Хорошо еще, что у них гостили старшая дочь с мужем, они и разняли стариков. Лю Либэнь от злобы не захотел даже завтракать и ушел по своим торговым делам – ушел задами, боясь, что его увидят односельчане…
Цзялинь, услышавший, что возле колодца творится что-то невообразимое, хотел собрать деревенских коммунистов, чтобы они все объяснили народу, но отец и мать вцепились в руки Цзялиня и не позволили ему выйти из дома. Они так боялись, что его изобьют за колодец, что даже забыли поругать сына.
В это время в овраге появилась Цяолин – младшая дочь Лю Либэня, которая недавно сдавала экзамены в институт и сейчас ждала дома результатов. Сегодня она встала очень рано и пошла с книгой в горы учить английский, поэтому не знала, что происходит в деревне. Увидев у колодца толпу, она, естественно, заинтересовалась и спросила, в чем дело. Кто-то тут же съязвил:
– Твоя средняя сестра и ее хахаль решили, что колодец грязный, и насыпали туда стирального порошка! Видно, у вас дома всегда мыльную воду пьют? То-то у вас лица такие белые!
Цяолин мгновенно покраснела до самых ушей. Ей еще не было двадцати, но она сравнялась ростом с Цяочжэнь, а красотой даже превзошла ее. Она давно заподозрила, что сестра любит Цзялиня, потом окончательно убедилась в этом. Цяолин тоже испытывала к нему симпатию, но другую, граничившую с уважением, и была очень рада, что у сестры появился такой жених. О негашеной извести, которой собирались посыпать колодец, она слышала и сейчас использовала все свои школьные познания в химии, чтобы объяснить односельчанам, насколько правильно это было сделано.
Но не успела она договорить, как ее грубо оборвали:
– Чем врать, лучше б наклонилась и выпила глоток. Говоришь-то ты красиво, да больно похоже на сестрицу и ее хахаля! Может, вы втроем уже одни штаны носите?
Все дружно захохотали. Цяолин чуть не заплакала от позора, повернулась и побежала – невежество все-таки победило науку!
Тем временем Гао Минлоу, которого обо всем известили, пришел к ней домой. Собственно, вначале он хотел пойти к Цзялиню, но подумал и предпочел отправиться к свату.
Едва он вошел во двор, как увидел четырех плачущих женщин. Лю Либэнь уже исчез, а его зять – старший сын Гао Минлоу – неловко и безуспешно пытался успокоить тещу, жену и двух своячениц.
Гао Минлоу велел прекратить рев и объяснить дело по порядку. Цяочжэнь и Цяолин рассказали, что произошло. Гао пообещал все уладить и, выйдя из массивных ворот Лю Либэня, поспешно зашагал к колодцу.
Когда он спустился в овраг, толпа сразу притихла: всем было интересно поглядеть, что будет делать самый могущественный человек деревни. А он медленно расстегнул свой старый китель, подбоченился и, сверкая глазами, продолжал идти вперед. Толпа расступилась. Гао Минлоу многозначительно наклонился над колодцем, поглядел и сказал народу:
– Эх вы, тыквенные головы! Цзялинь для нашей деревни доброе дело сделал, а вы его ругаете, обидели понапрасну парня!
Колодец давно было пора почистить, это моя вина, что раньше не сделали! Чего воду-то не черпаете? После негашеной извести она только чище стала. Ну-ка, дядюшка, дай мне ковш!
Он взял у старика, стоявшего рядом, медный ковш, зачерпнул немного воды и, запрокинув голову, одним духом выпил. Потом стер воду с усов и засмеялся:
– Видите, я первым попробовал, а истина проверяется в деле! Неужто и вы теперь побоитесь брать воду?
Люди рассмеялись вслед за ним. Этот ловкий и влиятельный человек сразу всех усмирил, и крестьяне начали черпать воду. Пора было нести ее домой да возвращаться в горы – солнце стояло уже высоко.
Глава одиннадцатая
После того как Цзялинь провел свою «гигиеническую революцию», он снова погрузился в тоску. Вечерами он иногда не шел к Цяочжэнь, а одиноко стоял под старой цедрелой, которая росла на околице возле древней кумирни, и смотрел на бесконечные горы, озаренные только неясным светом звезд. В гнетущей тишине ему порою слышались какие-то мощные глухие звуки, словно доносящиеся из-за горизонта. Он поднимал голову: небо было ясным – значит, это не гром. Тогда что же это? Машина, поезд, самолет? Ему казалось, что шум приближается к деревне, и это заставляло его на время забывать про усталость и печаль; он напрягал слух, зрение, даже невольно раскрывал рот и пытался уловить, откуда же идут эти далекие звуки. Но чем дольше он слушал, тем больше начинал понимать, что никаких звуков нет, что это только плод его воображения. Тогда он легонько вздыхал, закрывал глаза и прислонился к дереву.
Именно в такие минуты к нему приходила Цяочжэнь. Ему очень нравились эти беззвучные, неожиданные появления, он клал ей руки на плечи и думал, что она любит его все так же горячо, только она дает ему настоящее успокоение. Но на самом деле он уже не мог полностью избавиться от вновь нахлынувшей на него тоски.
Все, к чему он стремился раньше, постепенно ожило в его сердце. Ему снова хотелось покинуть деревню, стать кадровым работником или городским рабочим и забрать с собой Цяочжэнь.
Это были прекрасные мечты, однако он почему-то не говорил о них девушке. Она сама, с присущей ей чуткостью, уловила его настроение. Конечно, ей не хотелось, чтобы Цзялинь уехал из деревни, она боялась потерять его: ведь он образован, может пойти далеко, а она неграмотна и на всю жизнь привязана к земле. Если милый найдет себе работу в городе, будет ли он любить ее так же, как сейчас?
Но, видя, как он страдает, она тут же начинала мечтать, чтобы он все-таки уехал. Тогда он будет счастлив, а значит, и ей станет легче. Цяочжэнь хотела, чтобы он нашел себе подходящее место и в тоже время не забыл ее: она будет старательно трудиться на земле, воспитывать детей, а когда они подрастут, их никто не посмеет обижать, зная, что их отец работает в городе. Да и ей будет приятно сознавать, что у нее такой деловой муж.
Итак, она была готова отпустить Цзялиня в город, но по здравом размышлении поняла, что надежды на это нет. Сейчас все такие дела устраиваются по протекции. Цзялинь даже в деревенских учителях не удержался, жестокий Гао Минлоу уволил его, где уж ему работу в городе получить!
И все-таки однажды вечером, встретившись с Цзялинем под старой цедрелой и вновь заметив, как он печален, она сама заговорила об этом:
– Милый, может, тебе поехать куда-нибудь и другую работу поискать? Я ведь знаю, о чем ты думаешь. Когда вижу, как ты страдаешь, я даже хочу, чтоб ты уехал!
Цзялинь обнял ее за плечи и долго смотрел ей в лицо. Родная! Она всегда улавливала и понимала его мысли.
– Выходит, ты меня гонишь? – пошутил он. – А не боишься, что я тебя брошу?
– Нет, не боюсь. Главное, чтоб ты был счастлив, А я… – она вдруг заплакала и прильнула к нему, будто зайчишка к траве. – Никогда не бросай меня!
Юноша потерся подбородком о ее волосы и весело произнес:
– Ну и ну! Ты так говоришь, будто я уже нашел работу…
Цяочжэнь вскинула голову и, засмеявшись, вытерла слезы:
– Цзялинь, правда, если ты найдешь себе место, я не буду против твоего отъезда! Здесь тебе не развернуть своих способностей. А к крестьянскому труду ты сызмала не приучен и долго не выдержишь. Если ты уедешь, я буду работать и в поле, и на приусадебном участке, растить детей, а ты сможешь иногда навещать нас. И я, когда страда кончится, могу к тебе приехать с детьми…
Цзялинь печально замотал головой:
– Не надо предаваться пустым мечтам, сейчас в городе ни за что не найти работу! Давай лучше думать о деревне… Смотри, у тебя руки точно ледышки, как бы не простудилась! Уже поздно, пойдем лучше…
Они, как всегда, поцеловались и разошлись по домам.
Когда Цзялинь перешагнул порог, он увидел, что на кане сидит Гао Минлоу и беседует с его отцом. Тот, заметив сына, сразу воскликнул:
– Ты где пропадал?! Дядюшка Минлоу давно тебя ждет!
– Да нет, пустяки, – приветливо улыбнулся Гао Минлоу, – просто я хотел сказать, Цзялинь, что у нас в деревне народ больно отсталый. Ты им доброе дело сделал, насыпал в колодец известки, а они решили, что это отрава! Вот тыквенные головы!
Отец Цзялиня угодливо хихикнул:
– Хорошо еще, что ты подоспел, Минлоу. Если бы не ты, они бы обязательно что-нибудь натворили!
– Верно, – подхватила мать, – в нашей деревне только Минлоу все и решает!
Цзялинь присел на скамью и, не глядя на гостя, сказал:
– Это я виноват, надо было заранее им объяснить.
Гао Минлоу выпустил изо рта клуб дыма: