По дороге они разделились на несколько групп и отправились в разные бригады, чтобы организовать там спасательные работы. Цзялинь вместе с председателем и секретарем коммуны пошел в деревню Храмовую, где было особенно тяжело. Они шли цепочкой, буквально ощупью, а дождь поливал их, точно из ковша: совсем рядом, в долине, ревел паводок. Секретарь по дороге еще умудрялся рассказывать Цзялиню, как они борются с бедствием, тот старался запоминать все это, а председатель шел, не произнося ни слова.
Когда они добрались до Храмовой, их сразу окружило множество людей, которые с плачем принялись рассказывать, сколько домов рухнуло, сколько скотины унесло, сколько полей погибло. Председатель с потемневшим лицом спросил:
– А люди как?
– Люди в порядке, – ответили ему.
Председатель рубанул воздух здоровой рукой:
– Раз люди в порядке, нам ничего не страшно!
Он собрал кадровых работников в правлении объединенной бригады, уселся с ними в кружок около печки и обсудил первоочередные меры. Цзялинь смотрел на Лю Юйхая, толковавшего с крестьянами, и тот напоминал ему старых революционеров, о которых он читал во многих книгах. Весь изранен, а заботится не о себе – о народе!
Почувствовав, что в нем поднимается вдохновение, Цзялинь тут же достал блокнот, ручку и вывел заголовок своей первой корреспонденции: «Раз люди в порядке, нам ничего не страшно!» Он увлеченно писал ее при слабом свете лампы, ручка стремительно скользила по бумаге.
В тот день он работал вместе с Лю Юйхаем и другими людьми, забрызганными водой и грязью, а утром отдал свою корреспонденцию почтальону коммуны и попросил передать ее прямо в руки Цзина. Вечером он снова наблюдал летучку, на которой кадровые работники коммуны докладывали об обстановке в разных бригадах. Юноша впервые участвовал в таких совещаниях, но, ничуть не смущаясь, расспрашивал выступавших о деталях, особо интересуясь проявлениями героизма. Потом Лю Юйхай дал всем, кроме дежурных, три часа на сон, а к ночи надлежало снова разойтись по бригадам.
Цзялинь не мог спать. При свете керосиновой лампы он настрочил несколько информаций и вышел на улицу немного передохнуть.
В этот самый момент заговорила уездная радиостанция. Звонкий голос Хуан Япин произнес: «Товарищи коммунары! Слушайте сообщение нашего корреспондента Гао Цзялиня “Раз люди в порядке, нам ничего не страшно!”…» Парень стоял под стрехой, и сердце его колотилось. Он впервые слышал по радио собственный текст – миляга Цзин не изменил в нем ни слова! На радостях он даже не удержался и присвистнул.
На следующий день Цзялинь получил от Цзина записку, в которой было всего несколько слов: «Ты просто молодец! Жду следующих корреспонденций, так что сам решай, когда возвращаться…»
Послушавшись Цзина, юноша слал из «Южной» один материал за другим. И утром и вечером уездная радиостанция говорила голосом Хуан Япин: «Слушайте сообщение нашего корреспондента Гао Цзялиня с фронта борьбы против стихийного бедствия…» Лишь на пятый день он вернулся в город вместе с комиссией укома.
Глава пятнадцатая
Возвратившись из «Южной», Цзялинь без сил повалился на постель. Он проспал целый вечер, ночь и даже не встал к завтраку. Сквозь сон слышал, как кто-то стучит в дверь. Сначала решил, что стучат Цзину, но потом понял, что это к нему. Наверное, Цзин и стучит! Цзялинь приподнялся, взял в руки одежду и крикнул:
– Входите, учитель!
За дверью послышался чей-то смех, явно женский.
– Погоди минутку! – возопил Цзялинь. Он торопливо оделся, открыл дверь и попятился в изумлении: это оказалась Хуан Япин. Девушка стояла, опершись на косяк, и с улыбкой смотрела на него. Она уже не была такой тоненькой, как в школе, слегка округлилась, и ее южная красота стала еще более яркой.
Хуан Япин вошла в комнату:
– Оказывается, ты перешел на работу в уезд? Почему же ты у нас не появляешься? Стал известным корреспондентом и со старыми друзьями знаться не хочешь?
Цзялинь сбивчиво залепетал, что перебрался сюда совсем недавно, поначалу был страшно занят, потом пропадал в «Южной», а вообще-то в ближайшие дни собирался навестить ее и Чжан Кэнаня.
– Кстати, как у него дела? – спросил он, наливая гостье чаю.
– Он сейчас предпринимателем заделался, ему не до дружеских визитов, – ответила Хуан Япин.
Цзялинь подвинул к девушке чашку и присел на постель:
– Да, Кэнань действительно предприниматель. Я всегда считал, что он далеко пойдет.
– Не надо о нем, пусть занимается своим предпринимательством, – улыбнулась Япин, – поговорим лучше о тебе! Ты, наверное, дико устал? Корреспонденции из «Южной» ты присылал великолепные, я несколько раз чуть не плакала, когда передавала их в эфир…
– Это не они хороши, а ты их здорово произносила. И почтенный Цзин здорово правил. Я ведь впервые писал такие вещи, – скромно промолвил Цзялинь, хотя в душе был страшно доволен.
– А ты похудел, стал даже тоньше, чем в школе, но, похоже, еще крепче. И подрос вроде бы, – проговорила Япин, прихлебывая чай.
Цзялинь смутился от того, что его так пристально изучают, и уклончиво сказал:
– Когда поработаешь как следует, поневоле крепче станешь…
Хуан Япин почувствовала его смущение и отвела взгляд. Потом снова заговорила:
– Я очень рада, что ты перебрался в город, по крайней мере теперь будет с кем поболтать. Знаешь, я за эти годы чуть со скуки не померла. Все живут так суматошно, ничем, кроме своих делишек, не интересуются. Очень хотелось поговорить о чем-нибудь возвышенном, так во всем городе никого найти не могла!
– Ну, не надо преувеличивать. Такие люди, безусловно, есть, только ты их не знаешь. Гордая больно, вот они и не смеют приблизиться к тебе! – со смехом сказал Цзялинь.
Девушка тоже засмеялась.
– Может, ты и прав, но мне и в самом деле живется тоскливо. Хочется чего-нибудь романтического.
– А для этого есть Кэнань! – вдруг сорвалось с языка Цзялиня.
– Ты что, не знаешь его? Человек он неплохой, но не очень-то интересный. Правда, за эти годы он немало для меня сделал… Ты, наверное, слышал про наши… планы? – Япин покраснела.
– Да, слыхал кое-что.
– Приходи сегодня обедать! – вдруг с жаром произнесла девушка.
– Нет, нет, – испугался Цзялинь, – я не привык обедать в чужих домах.
– Разве я тебе чужая? – обиженно протянула Япин.
– Я хотел сказать, что незнаком с твоими родителями.
– Вот как раз и познакомишься!
– Спасибо, но я…
– Стесняешься, что ли?
– Ага.
– Вот деревенщина! – засмеялась девушка.
На сей раз это слово не рассердило Цзялиня, он чувствовал, что Япин произнесла его совсем беззлобно.
– Деревенщина так деревенщина, я и есть деревенский! – Он вызывающе поглядел на девушку.
Япин тоже взглянула ему в лицо:
– Да, но ты совсем не похож на деревенского. Лишь иногда в тебе проглядывает какая-то простоватость, ужасно смешная… Ну ладно, раз не хочешь пообедать у нас, тогда хоть приходи почаще на радиостанцию, будем разговаривать с тобой, как раньше в школе. Хорошо?
Цзялинь ответил не сразу. Ему очень хотелось восстановить дружбу с Япин, у них столько общего, однако и препятствий появилось немало. Оба они теперь кадровые работники, находятся на виду, возраст у них опасный. К тому же Япин помолвлена с Кэнанем.
– Ладно, если будет время, я обязательно навещу тебя.
– Ты выражаешься просто как в министерстве иностранных дел! Сказал бы хоть: «загляну». Впрочем, ты всегда питал слабость к иностранным делам и дипломатическим выражениям…
Цзялинь не выдержал и захохотал:
– И ты, как прежде, никого не милуешь! Ладно, я непременно загляну на радиостанцию…
– А если обманешь, я сама к тебе буду заглядывать!
Это уже встревожило юношу:
– Прошу тебя, не ходи сюда! Я только что поступил на работу и не хочу, чтобы… Ты уж извини!
Япин и сама почувствовала, что немного переборщила:
– Я просто пошутила! Отдыхай спокойно, я пойду… Правда, заходи на радиостанцию, а то мы с тобой уже больше трех лет не разговаривали!
Цзялинь как можно приветливее кивнул.
Появление Цзялиня в городе мигом разрушило покой Хуан Япин. Первый год после расставания она часто вспоминала его, иногда даже скучала по нему. Вообще-то к деревенским она относилась свысока, но в Цзялине ей нравились и ум, и знания, и характер, и устремления.
Когда они расставались, ни один из них не посмел заговорить о будущих встречах. За три года она увидела его единственный раз – на автобусной остановке, провожая Чжан Кэнаня. С Кэнанем они сдружились уже после окончания школы. Он постоянно заходил на радиостанцию, приносил всякие лакомства, покупал модные вещи. Хуан Япин тогда только что поступила на работу, все вокруг были ей незнакомы, гордый характер мешал сходиться с людьми. А Кэнань хотя бы более или менее понимал ее. К тому же она убедилась, что он очень практичен, добр, заботлив. Если ей что-нибудь в нем не нравилось, он это замечал и тотчас старался исправиться. Заболевая, она никогда не говорила о том родителям и молча отлеживалась в общежитии. Но обмануть Кэнаня было невозможно: он тут же являлся и хлопотал вокруг нее, как отменная сиделка. Он прекрасно готовил, кормил ее несколько раз в день и каждый раз новыми блюдами.
Постепенно девушка приняла его любовь. Их родители также были очень довольны. Можно сказать, что Кэнань начал нравиться Япин. Он не отличался особой красотой, однако и уродлив не был. Правда, за последние годы, работая в продовольственном отделе, пополнел, но не до безобразия. И когда он вместе с Япин ходил в кино, они представляли собой заметную пару.
Вскоре военный округ удовлетворил просьбу отца Хуан Япин о переводе на работу в родную провинцию Цзянсу. Его определили в Нанкин, и поскольку Япин была его единственной дочерью, он имел право захватить с собой не только жену, но и ее. Один его боевой друг, работавший в Чжаньсу большим начальником, как-то слышал Хуан Япин по радио и взялся устроить ее дикторшей в Нанкинский радиокомитет. Оставалась проблема с Кэнанем, но его отец тоже мобилизовал своих боевых друзей, так что и жениха можно было с собой увезти…