Итак, жизнь складывалась спокойно, нормально, даже великолепно, и тут вдруг вторгся Цзялинь!
Только передав в эфир его первую корреспонденцию из «Южной», Хуан Япин узнала от Цзина, что это не случайная заметка, что Цзялинь стал штатным сотрудником укома. Она читала его пылкие сообщения и ощущала, как прошлое разом всплывает перед глазами. Девушка смотрела на крутящиеся катушки магнитофона и почти плакала: лишь сейчас она поняла, что любила Цзялиня и он до сих пор – ее единственный возлюбленный. Вот почему сегодня утром, услыхав, что Цзялинь уже вернулся из «Южной», она не вытерпела и примчалась к нему.
Он оказался еще красивее, чем прежде: мужественным, исхудавшим, с решительным лицом, на котором горели глаза, совсем как у Павки Корчагина в иллюстрациях к роману «Как закалялась сталь» или у Жюльена Сореля из фильма «Красное и черное». «Как хорошо было бы всю жизнь прожить вместе с ним!» – думала она, но тут же помрачнела, потому что вспомнила о Чжан Кэнане.
– Надо под ноги смотреть, а то споткнешься! – вдруг сказал ей кто-то. Япин испуганно вскинула голову: перед ней, по удивительному стечению обстоятельств, стояла мать Кэнаня. В этой даме, заправлявшей аптекоуправлением, чиновничье начало выпирало вместе с мещанским, и девушка не любила ее.
Мать Кэнаня потрясла связкой жирных рыбин, которых несла в руке, и сказала:
– Во время перерыва приходи к нам обедать! Южанам здесь просто наказание, годами рыбы не поешь… Это в коммуне за горой выловили, специально для продовольственного отдела!
– Спасибо, тетушка, не надо, я и так вас объедаю, – натянуто улыбнулась Япин.
– Что ты говоришь, девочка! Мы же свои люди!
– Нет, спасибо, – упрямо повторила Япин. – У меня желудок болит, есть не хочется, я лучше прилягу.
– А лекарство принимала?! К нам в аптекоуправление только что завезли прекрасные желудочные таблетки…
– У меня есть, не беспокойтесь! – торопливо проговорила Япин и, обогнув назойливую благодетельницу, побежала на радиостанцию.
Едва оказавшись в своей комнате, она действительно легла на постель и закрыла голову полотенцем. Тут в дверь постучали.
– Кто там? – недовольно спросила девушка.
– Это я, – донесся голос Кэнаня.
Она раздраженно встала и открыла дверь. Кэнань весь сиял от радости:
– Сегодня мы ждем тебя на обед! Я только что достал свежей рыбы и уже отдал маме…
– Вы с маменькой только и знаете, что есть! Погляди, на кого ты стал похож – чистый боров! – Она бросилась на постель и снова закрыла лицо полотенцем.
Кэнань дрогнул, точно колос, побитый градом. Он в растерянности топтался на месте, не понимая, что произошло с его любимой. Наконец решился осторожно снять с ее лица полотенце, но Япин тут же выхватила его из рук и крикнула:
– Уходи!
– Что сегодня с тобой? – проговорил, чуть не плача, Кэнань. Япин, одумавшись, привстала и как можно спокойнее сказала: – Не сердись, я сегодня неважно себя чувствую…
– А в кино вечером сможешь пойти? – заискивающе спросил юноша, доставая из кармана билеты. – Говорят, очень хороший фильм. Пакистанский, двухсерийный, называется «Вечная любовь».
Хуан Япин вздохнула:
– Ладно, пойдем…
Глава шестнадцатая
Только в городе смогли проявиться способности Цзялиня. Окружные и провинциальные газеты опубликовали немало его корреспонденций, да еще в приложении к провинциальной газете был напечатан его очерк о людях и нравах здешних мест. Он довольно быстро научился у Цзина фотографировать, печатать и каждый раз, когда в уезде устравивалось какое-нибудь совещание, он с фотоаппаратом на груди независимо пробирался сквозь ряды и делал снимки со вспышкой. Вскоре люди наперебой начали спрашивать: что это за новый парень появился в нашем городе? Откуда он?.. Многие девушки строили ему глазки и мечтали познакомиться.
А вечерами он блистал на стадионе, когда устраивались баскетбольные матчи. Цзялинь стал опорой уездной команды, завоевал сердца всех болельщиков. Если он заходил в столовую, официантки за те же самые деньги и карточки кормили его лучше, чем других. Когда он появлялся в магазинах, продавщицы сами спрашивали его, что он хочет купить. Едва он выходил на улицу, как кто-нибудь за спиной говорил: «Гляди, это наш уездный корреспондент».
Цзялинь стал настоящей звездой города. Излишне пояснять, что он теперь весь дышал жизнью и энергией, работать мог сколько угодно и ничуть не уставал. Куда бы его ни направили собирать материал, он садился на велосипед и ехал, а вернувшись в город, до поздней ночи строчил корреспонденции. Денег у него теперь прибавилось: кроме зарплаты, еще и гонорары – и в газетах, и на радио.
Иногда он чувствовал себя так, будто парит в вышине, и разговаривал с людьми довольно важно и резко. Потом, опомнившись, ругал себя за это, думал, что еще немного, и всю карьеру испортишь – тем более что многие ему явно завидуют. Чтобы утихомирить себя, он шел в рощу на Восточном холме и там размышлял или одиноко бродил по городу.
На радиостанцию к Хуан Япин заглянул всего один раз, но девушка, как и грозилась, приходила к нему постоянно. Сначала он разговаривал с ней очень сухо, однако Япин как будто не замечала его сдержанности. За эти годы она прочитала немало книг, узнала много нового и рассуждала обо всем очень здраво. К тому же она показала ему несколько своих стихотворений. Все это постепенно заинтересовало Цзялиня. Вел он себя осмотрительно, говорил только на нейтральные темы, и все же у него иногда мелькала мысль: если бы жениться на Япин, наша жизнь была бы очень приятной. Так хорошо понимаем друг друга, так легко находим общий язык…
Он гнал от себя эту мысль, вспоминал милое лицо Цяочжэнь. После своего приезда в город он не видел ее. Говорят, она несколько раз приходила, но не заставала его. Цзялинь хотел непременно улучить время и съездить к ней.
Однажды Цзялинь отправился в библиотеку полистать свежие журналы и встретил там Япин – она как раз брала книги. Они сели на диван. На этот раз беседа пошла о международной политике, в которой Цзялинь чувствовал себя знатоком: о польском профсоюзе «Солидарность», об аятолле Хомейни и бывшем иранском президенте Банисадре, укрывшемся во Франции, об американском президенте Рейгане, который решился производить нейтронные бомбы, и реакции Европы и СССР на это решение, о забастовке американских авиадиспетчеров, расправе над забастовщиками и откликах во всем мире на эти события.
Хуан Япин внимательно слушала Цзялиня, и ее красивое лицо светилось восхищением. Не пожелав остаться в долгу, она тоже начала рассуждать – о мировых источниках энергии. Она знала, что значительная часть стран перешла от угольного топлива к нефтяному, но начиная с семидесятых годов энергия стала тратиться слишком быстро, многие нефтяные месторождения иссякли, и в мире наступил энергетический кризис. По данным ООН, в 1950 году леса занимали четверть поверхности суши, а сейчас они все больше отступают под натиском топоров, пил, бульдозеров и пожаров. Особенно много леса сжигается в Африке. К счастью, в мире, кроме нефти, существует еще немало источников энергии: солнечная, внутриземная, энергия ветра, воды, биологическая, энергия морских приливов и так далее…
Девушка говорила так горячо и свободно, что Цзялинь рот раскрыл. Он и не подозревал в ней всех этих познаний. Потом они заговорили о литературе. Хуан вынула листок бумаги и сказала:
– Сегодня я написала стихотворение, погляди!
Юноша взял листок и прочел:
ЦЗЯЛИНЮ
Я хочу, чтоб, словно дикий лебедь,
Ты летал привольно в синем небе,
И любой чтоб уголок, по душе где тебе,
Домом становился в твоей судьбе.
Лицо Цзялиня запылало. Он протянул листок девушке:
– Стихи очень хорошие, только я не понимаю, почему я должен стать похожим на дикого лебедя.
Хуан Япин не взяла листок:
– Оставь себе, это я для тебя написала. Постепенно ты поймешь, что я хотела сказать…
Япин ушла первой. Цзялинь спрятал стихотворение в карман и решил отправиться за материалом на цементный завод. Вдруг у крыльца читальни с ревом затормозил трактор. Юноша с удивлением увидел, что из кабины спрыгнул Саньсин – сын Гао Минлоу.
– Как ты оказался на тракторе? – спросил Цзялинь.
– Осточертело быть учителем! Вскоре после твоего отъезда Ма Чжаньшэн пристроил меня в уездную бригаду механизаторов. Теперь культивирую поля в долине Лошадиной.
– Кто же заменил тебя в школе?
– Цяолин! Она уже учительница.
– Ей не удалось поступить в вуз?!
– Нет, – Саньсин помялся. – Кстати, тут Цяочжэнь. На моем тракторе приехала. Когда я выезжал из деревни, она работала в поле, вот и попросила прихватить ее с собой. Она сошла у почты, сказала, что пойдет к тебе в уком!
У Цзялиня захолонуло сердце. Он попрощался с Саньсином и помчался к укому.
Подбежав к воротам, Цзялинь увидел, что Цяочжэнь бродит взад-вперед и смотрит на укомовские окна. При появлении Цзялиня ее глаза сразу просветлели.
– Я пошла к тебе, а вахтер не пускает, говорит, тебя нет…
– Как видишь, я уже здесь! Пойдем ко мне!
Едва они вошли в комнату Цзялиня, как Цяочжэнь бросилась ему на грудь. Юноша испуганно оттолкнул ее:
– Ты что, мы ведь не в поле! За стенкой мой начальник живет. Садись лучше, я тебе чаю налью!
Цяочжэнь не села, а пылким взором продолжая смотреть на любимого, обиженно произнесла:
– Что ж ты ни разу не навестил меня? Я к тебе несколько раз приезжала, а мне говорят, что ты в отъезде…
– Я действительно очень занят, по деревням часто езжу, – сказал Цзялинь, наливая Цяочжэнь чаю.
Девушка потрогала его одеяло, матрац и пробормотала:
– Какие тонкие! Я тебе новое одеяло сошью, ватное. А под тюфяк собачью шкуру привезу.
– Ты что! – воскликнул Цзялинь. – Только собачьей шкуры здесь и не хватает! Меня просто засмеют!
– Она теплая…
– А я не мерзну! Ни в коем случае не привози!