– Эх, – вздохнул Цзялинь. – Мне, наверное, никогда не увидеть их.
– А ты хочешь их увидеть? – подняла голову девушка. На ее лице играла загадочная улыбка.
– Я и в ООН хочу поехать! – ответил Цзялинь.
– Я спрашиваю тебя: хочешь ли ты увидеть Нанкин, Сучжоу, Ханчжоу да еще Шанхай?
– В них меня ни за что не пошлют.
– И мне одной будет там скучно, – сказала Япин.
– Почему одной? С тобой будет Кэнань…
– А я хочу, чтоб это был не он, а ты!
У Цзялиня перехватило дыхание. А девушка продолжала:
– С тех пор как ты перебрался в город, я ни одного дня не живу спокойно. В школе ты мне очень нравился, но мы тогда были маленькими и не разбирались в таких вещах. Потом ты вернулся в деревню… Только сейчас, увидев тебя снова, я поняла, что моя единственная любовь – это ты! Кэнань мне не противен, но я не могу заставить себя полюбить его. Это мои родители его любят… Давай лучше жить вместе, с тобой и в Нанкин поедем! Ты человек с размахом, в большом городе развернешься по-настоящему. Мне сулят работу в Нанкинском радиокомитете, да и тебе мой отец наверняка раздобудет место либо на том же радио, либо в газете…
Цзялинь опустил голову и нервно рвал листок. Потом поднялся, Япин поднялась вслед за ним. Он потер свои похолодевшие руки и сказал:
– Я ужасно замерз, пойдем отсюда! Не торопи меня, дай как следует подумать…
Глава восемнадцатая
Цзялиню предстояло сделать выбор. Разумеется, когда он сравнивал Япин с Цяочжэнь, ему сразу становилось ясно, кто перевешивает, кому стоит отдать предпочтение. Он хотел быть с Хуан Япин – она умна, культурна, из хорошей семьи. А Цяочжэнь – обычная местная девушка, к тому же деревенская, она не несет в себе никакой тайны.
Но она любит его не менее сильно, чем Кэнань любит Япин. Главное отличие в том, что Япин не отвечает Кэнаню настоящей взаимностью, а он, Цзялинь, в глубине души все-таки любит Цяочжэнь. Она так добра, бескорыстна, она первая разбудила в нем весенние чувства, и за это он ей не может не быть благодарен. Без нее, без ее любви, ему было бы гораздо тяжелее в трудную пору…
Только сейчас, когда Хуан Япин призналась ему в любви и позвала с собой в Нанкин, Цзялинь по-настоящему задумался о будущем. Он знал, что Цяочжэнь – прирожденная хозяйка, и если бы он стал крестьянствовать, ему бы не найти лучшей жены. Но сейчас он служащий, такой брак лишь затормозит его продвижение, да и общего языка с женой не найти: он будет думать о статьях, а она примется пересказывать сплетни деревенских кумушек. Он уже ощутил это, когда она недавно приезжала к нему. Кроме того, брак с Цяочжэнь намертво привяжет его к уезду, а он не собирается оставаться здесь навечно, его ждет большое будущее – сейчас все зависит только от его решения!
Размышляя так и эдак, он пришел к выводу, что не должен из-за любви к Цяочжэнь упускать шанс, лучший в жизни. Конечно, совесть мучила его: он ведь не был каким-то злодеем. О Кэнане он думал мало, в основном о Цяочжэнь, и, словно безумный, бродил по своей комнате, стуча кулаками по столу или стенам, потешаясь над самим собой: «Ты – обыкновенный мерзавец, потерявший представление о совести, а еще мнишь себя благородным!» И тут же, стиснув зубы, убеждал себя: «Только не передумай, не расслабься! Будущее требует жертв!»
Он начал размышлять о том, как именно порвать с Цяочжэнь. Жаль, что она неграмотна, а то бы послал письмо – и дело с концом, никаких терзаний!
Однажды, когда Цзялинь лежал в этих думах на кровати, к нему пришла Хуан Япин и спросила, что он решил. Юноша честно рассказал ей о своих отношениях с Цяочжэнь. Япин удивленно произнесла:
– Ты что, собирался жениться на неграмотной деревенской девушке? Но ведь это просто самоуничтожение! Ты культурный талантливый парень и вдруг – муж какой-то неотесанной бабы.
– Замолчи! – Цзялинь в ярости вскочил с кровати. – Я тогда тоже был неотесан и грязен, разве вы, городские, могли бы полюбить меня!
Хуан Япин испугалась его гнева:
– Какой ты злой! Кэнань никогда на меня так не кричит!
– Ну и иди к нему! – Цзялинь бросился на кровать и закрыл глаза. Ему пришло в голову, что Цяочжэнь тоже никогда с ним так не говорила.
Но Япин не ушла, а, напротив, приблизилась и легонько тронула его за плечо:
– Ладно, не сердись! Впрочем, я даже рада, что ты на меня обозлился! Кэнаня хоть ножом по шее режь – не рассердится. Иногда я даже хочу разозлить его, чтобы он показал свой характер, но у меня ничего не получается. Он только хихикает да поддакивает, хоть плачь! А твой характер мне нравится! Настоящий твердый мужчина…
Цзялинь не понимал: искренне она говорит или просто хочет подлизаться к нему, но, глядя на слезы под ее тонкими бровями, смягчился:
– У меня плохой характер… Если будем вместе жить, ты, пожалуй, не стерпишь…
Япин схватила его за плечи:
– Так значит, ты согласен жить со мной?
Он нерешительно кивнул.
Девушка села на край кровати и обняла его. Цзялинь тут же освободился из ее объятий. Неизвестно почему, но в этот момент он снова вспомнил о Цяочжэнь и не мог принимать от Япин знаков любви:
– Я должен все как следует объяснить Цяочжэнь… Не буду обманывать, мне это очень тяжело… Извини меня, но я не хочу тебе врать.
– Да, я понимаю, ты должен покончить с этой историей!
– Или она покончит со мной, – обреченно откликнулся он.
– Мне с Кэнанем гораздо проще: напишу ему письмо – и все. Сама я не буду очень страдать, только его жаль. Он ведь искренне меня любит.
– Да, его жаль, – вздохнул Цзялинь.
– И все-таки я думаю не столько о нем, сколько о своих родителях. Они очень привязаны к Кэнаню и к тому же люди старого закала, наверняка сочтут мой поступок безнравственным…
– Прежде всего они не примут меня! Они ведь хотели найти тебе ровню, а я – крестьянский сын и уроню их престиж! – снова вспылил Цзялинь.
– Не злись, – мягко остановила его Япин. – Мои родители вовсе не такие. Главная загвоздка в том, что мы с Кэнанем обручены уже давно, об этом весь город знает, да и отношения между нашими семьями самые лучшие…
– Тогда и затевать ничего не надо! – оборвал ее Цзялинь.
Девушка заплакала и встала:
– Неужели ты не можешь сдержаться? Я сама решаю свои проблемы, и мои родители постепенно одобрят мой выбор… Сейчас я хочу знать только одно: любишь ли ты меня и хочешь ли взять в жены? – Она решительно села на постель и прижалась к Цзялиню.
Когда Хуан Япин вернулась домой, ее родители, привыкшие укладываться рано, уже спали. Она вошла в свою комнату, включила свет и бесцельно села у окна. Сердце ее стучало от радости. Девушка постояла у зеркала, потом легла на постель, снова встала. Ее наверняка ждала бессонная ночь. Ну что ж, бессонница так бессонница! Раз ей не спится, пусть и родители не спят. Она постучала к ним в комнату:
– Папа, мама, проснитесь, придите ко мне, я должна сказать вам нечто важное!
В спальне зажегся свет, послышались зевки. Девушка, нервно посмеиваясь, отправилась в свою комнату.
Первой вошла мать. За ней приковылял отец, накинув на плечи шинель. Оба беспокойно спрашивали: что случилось? Япин продолжала смеяться, но вскоре посерьезнела:
– Не волнуйтесь, ничего трагического, хотя вначале может показаться, что трагично!
Отец недоумевал, ради чего своенравная дочка разбудила их среди ночи. Мать терла глаза:
– Ну, говори же, что случилось, а то совсем перепугала нас!
– Суть в том, что я полюбила другого и уже обо всем с ним договорилась, так что с Кэнанем я порываю…
– Что, что?! – в ужасе вскричали родители.
– Для меня это дело уже решенное, ничего изменить нельзя. Я знаю, что вы привязаны к Кэнаню, но я не люблю его…
Первым очнулся отец:
– Разве ты не сама ввела к нам в дом Кэнаня? Уже больше двух лет, об этом весь город знает! Мы и с его родителями подружились… Боже, какая капризная девчонка! Мы тебя так холили, а ты нам чем отвечаешь? – Он топнул ногой, и его губы задрожали, словно пчелиные крылья. Мать, повалившись на кровать, заплакала.
Отец любил Япин больше жизни, но сегодня он был вне себя:
– Типичная буржуазная дамочка! У вашего жалкого поколения нет ни стыда, ни совести, вам на всех наплевать!
Никогда еще отец так не ругал Япин. Мать попыталась урезонить его:
– Даже если она неправа, ты не должен поносить собственного ребенка!
– Это ты избаловала ее! – проревел старый военный.
– А ты что, не баловал? – закричала мать.
Отец выскочил из комнаты, но не пошел в свою спальню, а остановился посреди дворика и стучал сигаретой о портсигар, даже забыв закурить. Япин в отчаянии вытолкала мать, вытерла слезы полотенцем и, сев за стол, принялась писать письмо бывшему жениху:
Кэнань!
Мы всегда хорошо относились друг к другу, поэтому я должна честно сказать тебе, что я полюбила Цзялиня и расстаюсь с тобой. Естественно, мы можем оставаться товарищами и друзьями.
Я знаю, тебе это может быть тяжело, но не надо страдать из-за девушки, которая тебя не любит. Ты наверняка найдешь человека, которому ты действительно будешь по сердцу. Я верю, что найдешь, и желаю тебе счастья.
Ты помнишь, я еще в школе была неравнодушна к Цзялиню. Сейчас я поняла, что люблю именно его, а не тебя. До сих пор наши с тобой отношения развивались только потому, что ты заботился обо мне, а меня это трогало. Но это вовсе не любовь.
Ты хороший человек, даже замечательный. Я не хотела бы вызвать в тебе ненависть к Цзялиню. Если я причинила тебе боль, то в этом виновата только я одна. Можешь презирать меня, но не его.
Я всегда буду благодарна тебе и хочу сказать, что в моем сознании ты все равно останешься первым другом. Если ты способен простить меня, то пожелай мне счастья!
Хуан Япин
Глава девятнадцатая
Цзялинь прислонил свой велосипед к перилам моста через Лошадиную. Он ждал здесь Цяочжэнь. Вчера передал через Сань-сина, чтоб она пришла к мосту. Пора завершить их отношения. Он не хотел делать это ни в деревне, ни в укоме, а то Цяочжэнь, может, еще разволнуется, шуму не оберешься.