– Ну почему ты такой противный! Не думала, что ты будешь говорить со мной так жестоко!
Отец смягчился, грубой рукой погладил ее по волосам, потом налил ей ячменного кофе, щедро добавив туда сахара:
– Пей, а то охрипла совсем!
Он вернулся в свое кресло и, постукивая пальцами по столу, смотрел, как дочь прихлебывает кофе. Затем тяжело вздохнул:
– Я не сомневаюсь в твоих чувствах к этому парню. Хоть я и ни разу не видел его, но думаю, что он по крайней мере способный, раз ты его полюбила. Когда ты неожиданно бросила Кэнаня, мы с матерью очень переживали, однако ведь не стали переламывать тебя. Я свою жизнь провел под градом пуль и осколков, еле уцелел, мотался по всей стране и уже в солидном возрасте стал отцом, так что ты знаешь, как я тобою дорожу… – Он вдруг безнадежно махнул рукой. – И зачем я это болтаю? Все равно уже поздно! Я уже думал о твоих проблемах, послушайся меня хоть на сей раз. Мы скоро поедем в Нанкин, а этот парень – крестьянин, как мы можем взять его с собой?! Даже если определить его в пригородную коммуну, у тебя будет не жизнь, а мука. Чувства чувствами, но реальность реальностью, и ты должна…
– Ты хочешь сказать, что я должна расстаться с ним? – вскинув голову, пробормотала Япин дрожащими губами.
– Да. Говорят, он сейчас на курсах в центре провинции, скоро вернется, вот тогда и…
– Нет, папа, не говори об этом! Как я могу расстаться с ним?! Я люблю его, мы только что обручились! Он и так уже получил страшный удар, я не могу добавлять, я…
– Я понимаю, что для тебя страдания внове, поэтому твое мучение кажется тебе самым страшным. Но ты должна понять и Кэнаня, к которому ты всегда хорошо относилась… Кстати, вчера мой боевой друг написал мне, что вопрос с работой для Кэнаня уже решился.
– Не говори о Кэнане, не упоминай его имени! – вскричала девушка. Она уселась в отцовское кресло и взяла со стола чистый лист бумаги.
– Ты что собираешься делать? – спросил отец.
– Написать письмо Цзялиню и рассказать ему все!
– Ни в коем случае ничего не пиши! Если парень узнает обо всем в чужом городе, может случиться несчастье. Он ведь скоро возвращается?
Япин подумала и отложила бумагу:
– Да, через неделю, как было написано в направлении.
Она принялась листать отрывной календарь.
Глава двадцать вторая
Повидав большой город и степные просторы, Цзялинь весело возвращался в свой горный район. Он еще больше уверовал в будущее, потому что хоть и мельком, но повидал мир и смог сравнить его со своим прежним мирком. Ему совершенно необязательно жить, втянув голову; напротив, он может расправить плечи. Станет ли человек, побывавший на море, бояться какого-то пруда?
Не сделав и нескольких шагов от автостанции, он столкнулся с Саньсином в замасленной робе.
– А, ты вернулся? – завистливо протянул Саньсин.
– Как видишь, – ответил Цзялинь. – А ты что тут делаешь?
– Да вот, трактор сломался. Приехал чинить его, а вечером опять в деревню.
– Что там нового у вас?
– Ничего особенного… Вот только Цяочжэнь недавно замуж вышла.
В голове Цзялиня загудело.
– За кого?!
– За Ма Шуаня… Ну, счастливо оставаться, мне пора! – воскликнул Саньсин и улизнул, видя, что Цзялинь изменился в лице.
А Цзялинь замер на дороге, будто потерял что-то. Не думал он, что Цяочжэнь так быстро утешится… Наверное, каждый парень, услышав, что его бывшая любимая вышла замуж, подсознательно испытывает неприятное чувство.
Впрочем, стоять посреди улицы явно неудобно. Он поднял чемодан и направился в уком, но походка его потяжелела. Ему казалось, что прохожие смотрят на него как-то по-особенному, будто знают, что у него тяжесть на душе. На самом же деле если люди и смотрели на него так, то совсем по другой причине, о которой ему предстояло узнать в укоме.
Едва он вошел в свою комнату, как появился Цзин. Он расспросил вкратце о поездке, а потом замолк. По напряженному его лицу Цзялинь понял, что начальник хочет что-то сказать, но не решается. Наконец Цзин выложил все: как Цзялиня поймали на незаконном поступлении на работу и постановили отослать назад в деревню. Донесла на него мать Кэнаня, но ее сын, говорят, не хотел этого и поругался с ней…
Цзялинь, совершенно убитый, тупо стоял посреди комнаты. Цзин рассказывал, что ходил к секретарю укома, дал Цзялиню прекрасную характеристику, просил разрешить ему продолжить работу – хотя бы временно или по договору, но секретарь заявил, что это дело получило слишком широкую огласку: дядя Цзялиня и тот звонил, требуя немедленного удаления племянника…
Когда юноша очнулся, Цзина уже не было. Он не знал ни того, как тот ушел, ни того, что делать дальше. Вынул сигарету, но не закурил, а выбросил ее за дверь, потом так же машинально достал коробок спичек, открыл, и все спички высыпались на пол. Начал собирать их по штучке, затем снова высыпал… По-настоящему он пришел в себя не меньше чем через час. «Да, злую шутку сыграла надо мной жизнь!»
А в действительности он не знал: жизнь пошутила над ним или он над собственной жизнью. Его отношения с Япин казались ему каким-то сном – точно так же, как Цяочжэнь – ее отношения с Цзялинем. Теперь нет никаких сомнений: он снова стал крестьянином, между ним и Япин пролег непроходимый ров. Женитьба на ней, переезд в Нанкин – обо всем этом и думать смешно. Даже если она продолжает любить его, он не может принять ее жертву. Надо по собственной инициативе порвать с ней!
Он скинул свои модные туфли, забросил их под кровать и достал матерчатые туфли, которые ему давно сшила Цяочжэнь. В каждом стежке этих залатанных и покрытых палью туфель таилось столько любви, что юноша прижал их к груди… Был полдень, Япин, наверное, пошла обедать домой, и он сходит туда – в первый и последний раз.
Но едва он собрался выйти, как пришел Кэнань.
– Ты наверняка ненавидишь меня… – не глядя на него, промолвил Кэнань.
– Нет, это ты должен ненавидеть меня!
– Ну, значит, презираешь, считаешь подлецом…
– Ничего подобного. Я понимаю тебя и знаю, что к моему изгнанию ты не имеешь отношения. Но даже если б ты сам нажаловался на меня, я бы тебя тоже понял, потому что я тебе первый напакостил… Ты имел полное право на месть!
Кэнань вскинул голову:
– А ты благородный человек. Я всегда тебя уважал и сейчас уважаю. Прошлое уже не вернешь, сейчас я пришел спросить: чем помочь тебе? Знаю, и тебе, и Япин очень плохо, а я не хочу, чтобы вам было плохо…
– Тебе еще хуже! Надо покончить с этой печальной историей. Вы с Япин должны восстановить свои отношения, а я прошу только об одном: прости меня за зло, которое я тебе причинил.
– Нет, это не выход, – возразил Кэнань. – Хоть я и люблю Япин, но она любит тебя! Я уже больше не страдаю, я все обдумал, да и Япин тебя не оставит…
– Зато я ее оставлю, по собственной инициативе! Я тоже все обдумал.
– Она любит тебя!
– А я по-настоящему люблю другую! – отрезал Цзялинь.
Кэнань удивленно воззрился на него и промолвил:
– Давай больше не будем об этом. Сейчас меня беспокоит, что тебе придется вернуться в деревню, а жизнь там трудная, к тому же семья у тебя совсем не богата. А мы живем получше, и если тебе…
Цзялинь, не дав ему договорить, закричал:
– Не смей унижать меня! Сейчас же убирайся вон!
Кэнань опешил, повернулся к двери. Тут Цзялинь одумался и, схватив его за руку, пробормотал:
– Прости, Кэнань! Как ты мог выговорить такое? Если бы я не понимал, что ты из добрых побуждений, то я бы тебе по физиономии съездил… Прости меня и иди!
Они молча пожали друг другу руки и расстались.
Япин, услышав, что Цзялинь уже вернулся с учебы, собралась сходить к нему, но он ее опередил. Девушка никак не ожидала, что он решится прийти в ее семью.
– Ты все знаешь? – взволнованно спросила она.
– Все, – спокойно ответил Цзялинь.
Девушка уронила голову на стол.
Цзялинь смотрел на ее вздымающиеся круглые плечи, на красиво завитые волосы, и в сердце его поднималась тупая боль. Он вспомнил, как на улицах или в парках главного города провинции прохаживались под руку молодые парочки, как думал, что скоро и они с Япин будут так же бродить по Нанкину, любоваться окрашенными зарей волнами Янцзы, собирать разноцветные камешки на Террасе дождевых брызг… Цзялиню стало так больно, что он даже стукнул себя в грудь.
Япин подняла заплаканное лицо:
– Поезжай завтра в округ! Найди своего дядю и попроси определить тебя на какую-нибудь другую работу!
– Он категорически против таких вещей. На этот раз даже сам звонил и требовал, чтобы меня уволили. Сейчас все очень просто: я могу только вернуться в деревню.
– Нет, не можешь! – убежденно воскликнула девушка.
Он горько усмехнулся:
– Вопрос не в том, могу или не могу, а в том что должен!
– Ну и тогда? – с тоской глядя в потолок и нервно ероша волосы, спросила Япин.
– Что тогда? Ничего, снова стану работать в поле!
– А как же мы с тобой? – Девушка спрашивала не то Цзялиня, не то себя.
– Об этом я уже подумал, для того и пришел сюда! – Юноша встал и прислонился к стене. – Мы должны закруглить наши отношения. Выходи замуж за Кэнаня, он тебя очень любит…
– Нет, я хочу быть с тобой! – вскочила Япин.
– Это невозможно. Я возвращаюсь в свое крестьянство, и мы не можем жить вместе. К тому же ты скоро уедешь в Нанкин.
– Не поеду я в Нанкин! И вообще не хочу работать в городе! Стану крестьянкой, как и ты… – она сама не ожидала, что произнесет такие слова.
– Япин, ну зачем это? Я вовсе не стою таких жертв. Если бы ты поехала со мной в деревню, я бы себе этого всю жизнь не простил. Ты нежна, избалованна и крестьянского труда не выдержишь… Знаю, твои чувства ко мне искренни. Ты мне тоже очень нравишься, но только сейчас я по-настоящему понял, что еще сильнее я люблю Цяочжэнь, хоть она и не знает ни одного иероглифа. Не имею права обманывать тебя на этот счет…
Девушка взглянула на него изумленно и разочарованно. И сделала шаг к Цзялиню: