– Глупости! – поднялся Дэшунь. – Тебе всего двадцать четыре года, как ты можешь такую чушь нести? Коли тебя послушать, так я уже давно должен был в гроб лечь! Мне скоро семьдесят, но я хоть и бобыль, а жизнью в общем доволен. Я любил, страдал, работал вот этими самыми руками, растил хлеб, сажал деревья, чинил дороги… Разве не в этом смысл жизни? Или, как вы, молодые, выражаетесь – счастье? Ты ли не знаешь, парень, как я счастлив, когда угощаю наших ребятишек персиками со своего дерева? Ты ведь и сам в детстве их немало перепробовал.
Старик говорил взволнованно, наставляя Цзялиня и в то же время подводя итог своей жизни. Трубка в его руках дрожала. Цзялинь, гордый юноша, много лет учившийся и умевший рассуждать о Хомейни, Банисадре и ядерной политике Рейгана, никак не думал, что простой крестьянин способен преподать ему жизненный урок.
Дэшунь залатанным рукавом вытер с лица пот и продолжал: – Услыхал я, что ты сегодня возвращаешься, и решил подождать тебя здесь, сказать несколько слов. Смотри, ни в коем случае не отчаивайся, не презирай наши реки и горы! – Он повел жилистой рукой. – Эти горы, эта долина, кормили нас из поколения в поколение. Без земли на свете ничего не было бы! Да, не было! Лишь бы мы любили работать, и тогда все будет в порядке. К тому же партийная политика сейчас выправилась. Нашу деревню большое будущее ждет, так что не пропадут твои способности! В общем, не кисни! Настоящий мужик не боится упасть, а боится не подняться! Вот уж если не поднялся, так хуже дохлой собаки…
– Дедушка, я запомню твои слова, начну жить заново! Только что и другие односельчане меня успокаивали, спасибо им. Но я волнуюсь насчет Гао Минлоу и Лю Либэня – как они отнесутся ко мне, не сживут ли со свету?
– Об этом как раз не волнуйся! Я давно ходил к Минлоу – специально ради тебя. Мы ведь с его отцом были названными братьями, так что он меня слушает. Я ему все разобъяснил и велел больше тебя не трогать… Да, чуть не забыл сказать: у него в доме я встретил Цяочжэнь, так она просила его сходить в коммуну и вернуть тебя на место учителя. Со слезами просила! Минлоу сразу согласился. Не знаю уж почему, но его невестка тоже поддерживала сестру. Будешь ты снова преподавать или нет – это неважно, главное, чтоб человеком стал. А Цяочжэнь какая хорошая девка! Ну золото, чистое золото…
Цзялинь как подкошенный упал в ноги Дэшуню и, вцепившись руками в желтую землю, со стоном выговорил:
– Родная моя!