Он тяжело вздохнул и жестом предложил всем сесть. Хохол и Леон остались у двери, а Марина прошла за хозяином в дальний угол кабинета, к мягкому дивану и небольшому столику, на котором стояли бутылки текилы и виски, тарелки с какой-то закуской, пепельница и джезва с кофе на спиртовке.
– Не рановато ли начинаешь? – кивнув на спиртное, спросила Коваль и опустилась на диван.
Ворон сел в кресло напротив и буркнул:
– Не учи ученого.
– Давай так, – начиная терять терпение, сказала Марина, – или ты берешь себя в руки, прекращаешь панику и начинаешь соображать и действовать как нормальный, или я встаю и ухожу отсюда. У меня нет настроения выслушивать пьяные сопли.
Ворон уставился ей в лицо тяжелым взглядом, не предвещавшим обычно ничего хорошего, но Марина никогда не боялась подобного – сама умела смотреть в глаза собеседнику так, что тому хотелось убежать. С Вороном случилось именно это – встретив ответный взгляд, он смешался и опустил глаза, потер пальцами переносицу и бросил:
– Леон, бухло убери со стола.
Марина удовлетворенно улыбнулась, а Леон мгновенно унес обе бутылки из кабинета.
– Вот теперь будем разговаривать. Думаю, что вступительную часть про жизнь и здоровье мы опустим, для этого еще будет достаточно времени. Сейчас меня интересует только одно – Бес.
– Леон, дай бумажки, – попросил Ворон, и перед Мариной на столике возникла распечатка письма, присланного по электронной почте.
Коваль повертела его, пробежала глазами несколько строк, отложила:
– Ну и что?
– А что тебе непонятно?
– Непонятно мне, с чего ты вдруг так переполошился. Ну, хочет Гриня на старое место вернуться – это бывает. Возможно, он это осуществит, даже скорее всего, потому что очень ему тут хорошо жилось. Разумеется, мэром он уже не станет, да и ни к чему ему это кресло. Заручится поддержкой, где надо, подпишутся за него уважаемые и авторитетные товарищи – так что с того? Он и в прошлый раз именно так сюда влез. А сейчас, насколько я понимаю, место «смотрящего» вообще вакантно, а это, сам знаешь, непорядок. Но и все. Ты-то чего панику развел?
– Панику?! А ты не понимаешь? – рявкнул Ворон. – Да он меня за те бумажки, что мы с тобой пополам поделили, в прах превратит! Бес никому никогда не прощал попыток им манипулировать!
– Так ты за шкуру свою боишься? – насмешливо спросила Марина, постукивая пальцами по подлокотнику дивана.
– Представляешь, боюсь! – окрысился он. – Имею право! Каждая тварь жить хочет.
– А ты когда влезал в это дело, то не рассчитывал на такой конец? – чуть подавшись вперед, зашипела Марина, глядя отпрянувшему Ворону в глаза. – Когда забирал у меня ту папочку с половиной документов? Не боялся, что Гришка соскочит с крючка? Ну, так он соскочил, а за все надо платить, так уж жизнь устроена! И сейчас, вместо того чтобы пить беспробудно и отлеживаться за железными занавесками в темноте, надо думать, как теперь самим соскочить, понял? Ты же не зря взялся кандидата в мэры поддерживать, есть у тебя интерес. И у Беса он тоже есть. И, к твоему счастью, я точно знаю, какой именно.
– Какой?
– Тебе пока знать не надо, – загадочно произнесла Марина и снова приняла прежнюю позу – с выпрямленной спиной и небрежно постукивающей по подлокотнику рукой, – меньше, Мишаня, знаешь, крепче спишь ночами. Важно другое – я знаю, а Бес не рассчитывает меня здесь увидеть.
– С чего ты взяла?
– Ну, я так думаю. Теперь дальше. Я буду рядом с тобой постоянно, для этого нам нужна подходящая история, которую мы через Леона донесем до всех, да?
Ворон молча кивнул – он всегда четко понимал, в какой момент пора начать соглашаться и выполнять все, о чем говорит эта женщина. Так будет лучше, он помнил это еще с тех самых времен, когда у нее было другое лицо и другой статус в этом городе.
– Осталось решить, что именно это будет, – продолжала Марина, понимая, что следующая ее фраза вызовет бурю негодования у Хохла. – У кого какие идеи, мальчики? Или мне озвучить свою?
Краем глаза она увидела, как напряглось при этих словах лицо Женьки – он отлично понял, что она имеет в виду. Но эта версия казалась единственно непробиваемой и не требовала дополнительных мер. Представляться сотрудницей не выйдет, а вот любовницей – вполне.
Похоже, Ворон тоже это понял, потому что лицо его сделалось как у кота, перед которым плюхнули на стол большую чашку сметаны:
– Ты гляди, что делается… при живом-то муже! Подфартило мне на старости лет.
– Ты не обольщайся, – спокойно отозвалась Марина, закуривая, – это только легенда, прикрытие, не больше. И если ты хоть пальцем попробуешь ко мне прикоснуться – извини, не обижайся, ты меня знаешь.
Ворон не подал вида, что разочаровался, взялся за ручку джезвы, но Леон опередил – руки у хозяина ощутимо дрожали. От Марины не укрылось, с какой брезгливостью смотрит Мишка на затянутую тонкой кожей перчатки руку телохранителя, и это неприятно царапнуло.
– Хорошо, – произнес Ворон, когда Леон вернулся на стул у двери, – с этим разобрались. Запустим мульку, что приехала моя стародавняя любовница из Мухосранска. Дальше что?
– Дальше я присмотрюсь к твоему окружению и к твоему кандидату заодно. Потому что сдается мне, что ноги растут как раз оттуда. Ведь Гришка проявился аккурат в тот момент, когда стало известно, что ты спонсируешь предвыборную кампанию, да?
– Ну, официально никто об этом не говорит, ты же понимаешь. Но то, что я поддерживаю генерала, не секрет.
– Следовательно, у Беса появилась возможность повлиять на тебя через кандидата, верно?
– Почему?
– Потому что раньше он сидел себе на пятой точке смирно, жрал рахат-лукум и помалкивал! – отрезала Марина. – А теперь вдруг возбудился и даже сюда приехал, хоть и не все чисто у него здесь и с законом, и не только.
– Как заявился? – захлопал глазами Ворон, переводя растерянный взгляд с Марины на сидящего у двери Леона, и Коваль поняла, что сболтнула лишнего, и надо выкручиваться, чтобы гнев хозяина не пал на голову телохранителя, потому что Леон не сказал ему, что Марина видела Бармалея.
– А что, разве нет? Думаешь, что Ветка сюда одна притащилась, чтобы дело закрыть?
– Могла и одна. Ей же сам черт не брат, когда подпирает.
– Ну, ее-то вряд ли подперло, а вот муженька ее – скорее да.
Ворон повертел в пальцах сигарету и отбросил на стол:
– Темнишь ты, Наковальня, вот чувствую – дуришь меня где-то, а где – не могу понять.
Марина невозмутимо отхлебнула кофе и улыбнулась:
– Так не напрягайся, лопнешь. Поверь, мне тебя дурить нет интереса, мы в одной упряжке. Придет время – все узнаешь, я ничего не скрою. Просто пока тебе не надо знать некоторых вещей из, так сказать, стратегических соображений.
Ворон вдруг поморщился:
– Слушай, когда ты акцент этот жуткий успела заработать? Иной раз так слово произносишь, что не сразу можно значение уловить.
– Ну, Мишаня, ты ведь понимаешь – я в Англии по-русски только с Женькой разговариваю, а в основном-то… Да, говорят, что акцент ощутимый, надо постараться как-то это контролировать. Но суть не в том. Мне не нравится, что ты пытаешься меня в чем-то уличить, – сказала Марина, в упор глядя на Ворона.
– В чем? Не думаю, что ты приехала, чтобы помочь Бесу.
– А это, кстати, богатая мысль, – хохотнула Коваль, – жаль, что я об этом не подумала прежде, чем вписаться за тебя.
– Не шути так, – мрачно попросил Ворон, все-таки закуривая, – не горю желанием воевать еще и с тобой.
– А не успеешь, – раздался голос Хохла от двери, и Ворон дернулся:
– Чего?!
– А чего слышал. Не успеешь, говорю, войну-то начать.
– А он у тебя все такой же борзый, – повернувшись к Марине, зло сказал Ворон, – по-прежнему берегов не видит.
– А должен? – спокойно спросила Коваль. – Он свое защищает, точно так же, как и ты. Вопрос только в том, что оно у вас разное – свое-то. Но оставим это. Знаешь, где самое слабое место в нашей схеме?
– Где?
– Ветка. Если я ненароком в городе наткнусь на нее – все. Она прекрасно знает, как я сейчас выгляжу, она была у меня дома после последней пластики, и ей не составит большого труда понять, что я – это я. И потом, не обманешь человека, с которым была близка во всех смыслах.
Ворон взъерошил седые волосы и задумался. Способов нейтрализовать неуловимую Виолу у него не было, поэтому, как ни крути, но Коваль придется разбираться с бывшей любовницей самостоятельно.
Хохол тоже подумал об этом. Он всегда ревностно относился к появлениям Ветки в их доме, потому что отлично знал о их связи, и это выводило его из себя. Справиться с женой он не мог и старался не заводить разговоров на эту тему – Коваль из упрямства могла пойти на что угодно. А едва заметив болезненную ревность Хохла к подруге, тут же доказывала ему, что повод есть. Но сейчас Женьку беспокоило даже не то, что Марина может снова оказаться наедине с ведьмой, а то, что Виола ее узнает и донесет Бесу. А уж у Гришки достаточно поводов ненавидеть родственницу и желать ее смерти. И он не остановится – такая черта, как сентиментальность, присущая Марине и не раз сохранявшая ему жизнь, Гришке была не свойственна. Ему совершенно наплевать, что Коваль – жена его двоюродного брата, что она – мать его племянника, что именно она помогла ему несколько раз удержаться на месте «смотрящего» и просто выжить. Бес был по натуре человеком неблагодарным и мстительным, потому Хохол вполне здраво опасался последствий возможной встречи Марины и Виолы.
– Что ты думаешь делать с этим? – спросил меж тем Ворон, и Коваль как-то совсем уж беспечно сказала:
– Не знаю. Решу по ситуации. Теперь с твоим кандидатом. Как бишь его по имени… – она защелкала пальцами, вспоминая, и Хохол в очередной раз поразился тому, насколько Марина хорошая актриса – так натурально изобразить, что забыла имя собственного брата…
– Дмитрий Викторович, – отозвался Ворон. – Ты хочешь с ним познакомиться?
– Обязательно. Можешь представить ему меня как свою любовницу, – улыбнулась Марина, щелкая зажигалкой.