– Ой, Дмитрий Викторович… добрый день. Извините, мы, кажется, дверь запереть забыли.
Ворону показалось даже, что на ее щеках выступил легкий румянец смущения – настолько натурально она разыграла удивление и неловкость. «Ну, сука! – восхищенно подумал он, поправляя рубаху. – Как и впрямь собиралась тут со мной на стол лечь…»
Генерал только хмыкнул, оценив мизансцену и решив, что сорвал своему спонсору любовные игры на рабочем месте. Марина же, одернув чуть задравшееся платье, спокойно вернулась на диван, перекинула ногу на ногу и снова погрузилась в чтение журнала.
– Может, кофе? – предложил Ворон, вспомнив, что секретарша так и не принесла Марине заказанный много раньше напиток.
– Да, можно… – садясь в кресло у журнального столика, проговорил и Дмитрий. – Что-то чувствую себя не очень… не выспался, видно.
«Ну, еще бы! – фыркнула про себя Марина. – Знаю я Ветку… разумеется, ты не выспался – ты вообще не спал, вон под глазами-то все синее, не мальчик же, поберегся бы».
Когда кофе вместо секретарши в кабинет внес молодой человек в костюме и белоснежной рубашке, у Марины противно кольнуло в груди. Парня этого она видела впервые, но, судя по всему, и Ворон, и Дмитрий его знали. «Интересно, кто это», – подумала она, наблюдая за тем, как он расставляет чашки на столе. Вроде ничего необычного, но ощущение холода и еще то, что Ворону он поставил чашку, стоявшую на подносе дальше всего. «Как-то нелогично – бери ближайшую к клиенту, чтоб не расплескать», – думала Коваль, наблюдая за тем, как рука парня чуть дрогнула, когда он ставил чашку перед Мишкой. Закончив расставлять, парень выпрямился и, держа поднос, ожидал указаний, а Марина все никак не могла отвести взгляд от чашки, стоявшей перед Вороном.
Почему-то, глядя на нее и особенно на дрожащий в руках парня поднос, Марина вдруг испытала странное чувство, приходившее только в момент опасности. Все тот же могильный холод, как будто прикосновение руки к лицу – мертвой руки. Вздрогнув всем телом, она переменила позу и коленом толкнула стол. Чашка не удержалась на блюдце и упала, разлетевшись на осколки при ударе о кафельную плитку – пижонский кабинет Ворона был оборудован таким образом, чтобы под столиком, на котором сервировали кофе или легкий ужин, можно было легко убирать.
Парень растерянно смотрел на осколки чашки, и Марина, внимательно наблюдавшая за ним, вдруг заметила, как в его глазах промелькнуло выражение крайнего ужаса. «Странно. С чего бы ему так расстраиваться? Мишка вычитает из зарплаты за бой посуды?»
– Ну что ты замер? – недовольно поморщился Ворон. – Зови уборщицу.
– А не надо, – сказала Марина и встала, – я сама уберу. Вы свободны, молодой человек.
Тот слегка попятился к двери, но не вышел, ожидая указаний все-таки от шефа. Генерал Коваль вообще ничего не понимал – у него была бессонная ночь, и чашка кофе сейчас – это все, чего он хотел, а теперь криворукий парень отодвинул эти мечты еще минут на двадцать. Ворон тоже не мог уловить, к чему клонит Наковальня и с чего ради вдруг решила убираться в кабинете собственноручно, но, помня о том, что эта женщина ничего просто так не делает, решил на всякий случай подыграть:
– Иди, Вова, мы тут сами. И пришли все-таки официантку.
«О, так это, похоже, и есть юрист Вова Суриков, о котором мне Женька утром говорил», – смекнула Марина, когда парень кивнул и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
– Дай мне пакетик какой-нибудь, – попросила она у оторопевшего Ворона и краем глаза заметила, как напряглось при этих словах лицо брата.
– Зачем? – не понял Мишка, но встал и направился к стенному шкафу. – Нет у меня пакетов, вот разве что отсюда вытряхнуть… – Он взял с полки подарочный пакет от одного из автосалонов, выбросил из него содержимое и протянул Марине.
Та аккуратно, при помощи салфетки, сложила в него осколки чашки, стараясь зацепить немного кофейной гущи, свернула пакет и положила на стол:
– Ну что вы на меня вылупились оба?
– Ты чего… чего сказать-то хочешь? – моргал глазами Ворон.
– Ничего. Эксперта найди какого-нибудь и придумай повод, по которому тебе нужно эту чашку проверить на содержимое.
– Ты совсем головой поехала?! Это же Вовка, юрист мой! Он давно у меня работает, ты что?! – заблажил Ворон, но Марина прижала палец к губам:
– Тсс! Орать перестань. Если Вова твой чист, то все в порядке, правда?
– Погодите… – вклинился в беседу генерал, – а что, собственно, происходит?
– Угадайте, Дмитрий Викторович, вы же тут у нас милиционер бывший, – бросила Марина, не поворачиваясь.
– Ну, я так понял, вы хотите чашку на экспертизу отдать? А с какой целью?
– А вкус кофе мне не понравился! – отрезала она. – Считайте это бабской блажью, хорошо?
– Я все равно не понимаю…
– Ну и к лучшему. Не надо вам в этом ничего понимать. Избирайтесь на свой мэрский пост дальше и в наши внутренние дела не лезьте, так всем будет проще. Миша, я, пожалуй, поеду сама к экспертам, – сказала она, беря пакет и незаметно давая Ворону понять, чтобы вышел с ней на площадку. – Всего доброго, господин генерал.
Когда они оказались на площадке, Ворон, изо всех сил прижав Марину спиной к стене, зашипел ей в лицо:
– Ты чего творишь-то?!
– Руки убрал, – негромко, но властно приказала она, и Ворон слегка обмяк, отступил на два шага. – Вот так. Я сейчас эту посудину Леону твоему отвезу, пусть он сам все проверит. Сурикову ни слова не говори – это понятно? Продержись два дня и не подавай вида, что заподозрил его в чем-то, это важно. Генералу сейчас нажуй что хочешь, но пусть он про чашку забудет, понял? Плети все, что в голову взбредет, но он не должен больше про эту чашку ничего знать. А я отвезу ее Леону и вернусь. Да, скажи Марату, пусть лично проверит мою машину, она всю ночь здесь простояла, мало ли…
Ворон вытер вспотевший лоб и нахмурился:
– Ты что же, всерьез это… про Вовку-то?
– Сказала же – пока не знаю. Все, гони Марата к тачке, я покурю пока.
Она вынула из сумки пачку сигарет и зажигалку и спустилась во внутренний двор. У мусорных баков курили официант и бармен Игорь, увидели ее и приветливо заулыбались. Игорь споро подскочил и щелкнул своей зажигалкой, поднося ее к кончику сигареты, небрежно вставленной Мариной в уголок губ.
– Спасибо, – выпустив струйку дыма, произнесла она.
Игорь улыбнулся в ответ:
– Не за что, Марья Андреевна, – и Коваль отметила про себя, что Леон на пару с Маратом уже успели «легализовать» ее присутствие возле Ворона – вон, даже бармен имя-отчество выучил.
Марат заехал во двор на ее машине, выпрыгнул с водительского места:
– В порядке все, Марья Андреевна, можете ехать. У вас бензина маловато, давайте я залью? У нас в канистре всегда есть.
– Не надо, я по дороге на заправку заеду, – отказалась она и села за руль, выбросив недокуренную сигарету.
Выехав на главную улицу, она набрала номер Леона. Тот не отвечал, и Марина перезвонила еще раз.
– Простите, не услышал звонка, я за рулем, – услышала она через несколько секунд и напряглась:
– Ты куда-то собрался?
– По делу.
– По какому? – не отставала Марина, предчувствуя недоброе.
– По личному.
– Леон, не ври мне. Я не просто так звоню, ты мне срочно нужен.
– Что-то случилось? – обеспокоенным тоном спросил Леон, и тут же в трубке раздался голос Хохла:
– Что у тебя там?
– О, ну, я так и знала, – удовлетворенно сказала Коваль, останавливаясь на светофоре, – я ж тебя просила не ездить к Касперу.
– Успокойся, мы еще не доехали. Ты где и что у тебя случилось?
– Я еду от «Матросской тишины» в сторону дома Леона.
– Паркуйся у здания МБК и жди, мы будем через три минуты, – решительно велел муж и бросил трубку.
Пришлось подчиниться, хотя парковка у офисного здания корпорации, принадлежавшей когда-то Малышу, была не самым приятным местом. Это забранное темно-синим стеклом восьмиэтажное строение вызывало у Марины такую острую боль в сердце, что становилось невозможно дышать. Сколько раз она взлетала по этим ступеням одна и с охранниками, сколько раз выходила из этого здания под руку с любимым мужем… именно здесь она впервые убедила Егора в том, что он никогда не сможет жить с кем-то, кроме нее, здесь обдумала и осуществила жестокий, но необходимый план по вызволению Малышева от похитителей, здесь потеряла его и вернула…
Припарковав машину у самого выезда, чтобы не приближаться к крыльцу и не делать себе еще больнее, чем уже есть, Марина закурила и с тоской посмотрела на поблескивающее на солнце синее стекло фасада.
– Егор-Егор, сколько же всего… – прошептала она, слизывая с губ слезу, стремительно выкатившуюся из правого глаза. – И я еще не была у тебя на могиле… ты перестал звать меня, любимый…
– О, твою мать, ну, так и знал – ревет! – Дверь пассажирского места распахнулась, и в салон ввалился Хохол в белой майке и голубых джинсах.
Марина спешно отвернулась, пряча лицо, но он быстро поймал ее за подбородок и развернул к себе:
– Ну, прости… это было первое, что мне в голову пришло из близко расположенного. Прости, котенок, я не хотел… – он легко перекинул ее с сиденья на колени и прижал к груди, поглаживая по волосам: – Не плачь, моя девочка.
Она как-то беспомощно всхлипнула, вжавшись лицом в его грудь:
– Так больно, Женька… до сих пор…
– Ну, прости, родная… я действительно не подумал, прости.
Она вытерла глаза и пробормотала:
– Я знаю… ты тут совсем ни при чем, правда. Это как с пружиной – ее можно сжимать только до определенного предела, а потом она вдруг развернется и тебя же по морде треснет. Так и с памятью… Все, я успокоилась.
– Точно? – подозрительно спросил Женька, заглядывая ей в лицо, но у него на коленях уже сидела прежняя Коваль – собранная, жесткая и сосредоточенная. Он всегда удивлялся этому умению жены так быстро перевоплощаться и брать себя в руки, маскируя секундную слабость ледяным спокойствием.