– А… почему меня должны мучить кошмары?
Глаза юриста сделались на секунду затравленными, но он постарался как можно скорее овладеть собой, и это ему почти удалось – ровно до того момента, когда Коваль вынула из сумки два скрепленных между собой скобкой листка с какими-то формулами и записями. Обмахиваясь ими, она насмешливо посмотрела на Вову и сказала:
– А, ну, то есть попытка отправить человека на тот свет не отразилась на вашей юной психике? Вот лично я бы на стенку лезла от страха.
– Ка… ка… какого человека? – прошептал в ужасе Вова, как зачарованный глядя на листки.
– То есть я права, и ты, маленький гаденыш, знал, что именно подсыпаешь в кофе своему патрону, да? – Она смотрела в упор в его побелевшее лицо и продолжала помахивать листками.
– Там… мне сказали… – бормотал Вова, не отдавая себе отчета в том, что говорит, – мне сказали – снотворное… просто уснет… никакого вреда…
– И ты, конечно, поверил? Как поверил и в то, что я тебе ту самую чашку отдала, да? Наивный какой… Так вот, юноша – в чашке был сильнодействующий яд, вот экспертиза, – она развернула листки, сунула их на секунду под нос юриста и тут же отодвинулась. – Сказать, по какой статье на зону пойдешь? Хотя ты ж сам юрист, должен знать.
Что именно придало Вове такую силу и отвагу, осталось невыясненным, но он буквально перепрыгнул через стол и опрокинулся вместе с Мариной на пол, стараясь ухватить ее за горло. В этот момент в кабинет ворвались Хохол и Леон, и Женька с разбегу ударил Вову ногой в голову, отправив не особенно крепкого парня в нокаут. Коваль откатилась в сторону, держась за горло, в которое Вова все же успел вцепиться на несколько секунд, и закашлялась. Леон схватил из стойки у кулера пластиковый стаканчик и, налив холодной воды, присел около Марины на корточки, придержал за голову и поднес стакан к губам:
– Попейте, будет легче.
– Гнида мелкая, – еще раз пнув лежащего мешком Вову под ребра, процедил Хохол, – скрути-ка его, Леон, вон хоть скотчем, что ли…
Пока Леон выполнял поручение, Женька поднял Марину на руки, отнес на небольшой диванчик у окна и уложил:
– Вот ты не можешь, чтоб не обострить.
– Кто же… знал… что он… – еле выдохнула Коваль, продолжая кашлять, – что он такой… шустрый…
– Видимо, вы его хорошо чем-то напугали, – заметил Леон, покручивая на пальце бобину с остатками скотча, – выбора не оставили.
– Ты не мог не бить его… в голову-то? – недовольно спросила Марина, глядя на мужа.
– Ага, надо было выбрать место, пока он тебя душил, – огрызнулся Хохол, – пусть спасибо скажет, что не сломал ничего.
– Скажет, если очнется.
– Куда он денется? – не совсем уверенно сказал Женька и посмотрел на неподвижно лежащее тело Вовы со скрученными скотчем руками и ногами.
– Ты бы хоть иногда силу свою рассчитывал, а? Ведь знаешь же…
– Ну, прости, родная, в следующий раз, когда тебя за горло будут держать, я сперва прикину, не сильно ли наврежу чужому здоровью! – чуть повысив голос, отозвался он и, взяв из ее рук стакан, шагнул к кулеру.
Наполнив емкость, он присел на корточки рядом с Вовой и принялся лить холодную воду ему на лицо и шею. Потребовалось еще три стакана и энергичные оплеухи, пока Вова наконец открыл мутные глаза и застонал:
– Кто… кто вы?
– Это не важно, – радостно отозвался Хохол и сделал жест в сторону Марины – мол, смотри, все нормально, клиент дышит и разговаривает.
Она встала с дивана и подошла к Вове, постояла пару минут, разглядывая его:
– Ну что, прыткий? Еще хочешь?
Вова мотнул головой и снова застонал – видимо, резкое движение причинило боль и дискомфорт. Удар у Хохла был сильный, и в том, что у Вовы как минимум сильное сотрясение мозга, Марина не сомневалась.
– Ну а раз не хочешь, давай говорить без эмоций. Кто дал тебе то, что ты насыпал в чашку?
Вова долго молчал, закрыв глаза, и Марина хорошо понимала причину затянувшейся паузы. Любое слово сейчас могло повредить Вове – равно как и молчание. Тяжелый выбор…
– Ты не тяни время, парень, так будет лучше, – посоветовала она, – все равно рано или поздно я из тебя вытяну все, что мне нужно, и даже, возможно, чуть больше, как ты понимаешь, – Марина кивнула в сторону Хохла, сидевшего на стуле, как на коне, и облокотившегося на спинку. – Так что давай не будем доводить вот этого человека до противоправных действий – поверь, он их совершает с удовольствием и легко.
Хохол демонстративно сжал изуродованные кулаки, и Вова вздрогнул.
– Я повторяю свой вопрос – кто дал тебе то, что ты насыпал в кофе?
– Му… мужик один… здоровый такой, и лицо как у олигофрена… – пробормотал Вова и вдруг заплакал: – Что теперь со мной будет?
– А выбирай, – невозмутимо разрешила Марина, – если хочешь, мы тебя ментам сдадим, пальчики-то твои на чашке имеются. Отсидишь за покушение на убийство. Или… – Она наклонилась к самому лицу Сурикова и прошептала: – Или я невзначай проговорюсь, откуда у меня информация, тому самому мужику с лицом олигофрена, потому что знаю, кто это, понял?
Вова в ужасе задергался на полу, как червяк, и замотал головой:
– Не надо… не надо, пожалуйста… он сказал… сказал, что маму…
Коваль разогнулась и сказала:
– Про маму вспомнил? Молодец какой. А когда отраву сыпал – не думал о маме, нет? Идиот. Много денег-то хоть заплатили?
– Много… – облизывая губы, прошептал Вова.
– Все не нажретесь никак, – брезгливо сказал Леон, – все вам мало. У тебя зарплата такая, как твои соседи всем этажом зарабатывают, а тебе еще и не хватало?
Вова молча плакал, даже не стесняясь своих слез. Он действительно хорошо зарабатывал у Воронцова и до того самого дня, как в баре вечером к нему подсел этот злосчастный мужик, был всем доволен. Но незнакомец как-то очень быстро убедил его в том, что для специалиста уровня Вовы это не деньги, а слезы. И что его не ценят, не принимают во внимание заслуги, словом, он, Вова Суриков, всего лишь пешка – ничем не примечательная и не значимая. Вова к тому моменту был уже прилично пьян, и подогретый алкоголем разум его оставил. Наклонившись к незнакомцу, Вова выложил все, что знал о своем хозяине, много лишнего сказал, как понял утром, протрезвившись. Мужик же внимательно слушал, не перебивал, только кивал головой и подливал в Вовину рюмку водку из большой бутылки, заказанной как-то незаметно для Сурикова. Они обменялись телефонами, и через три дня новый знакомый по имени Саня позвонил и предложил деньги – большую сумму – за небольшое одолжение.
«Твой патрон сделал много зла моему другу, – рассказал Саня, – и друг не выдержал, с собой покончил. Я не хочу ничьей смерти – мне надо просто напугать. Если вот это насыпать в кофе, он уснет и проспит больше суток, а потом не будет ничего помнить. А ты положишь ему вот этот конверт, – и Саня протянул небольшой пузырек с каким-то порошком и белый конверт без надписей, – чтобы, проснувшись, он прочитал и понял…»
Вова согласился – очень уж значительной оказалась сумма вознаграждения…
Все это он, захлебываясь слезами, рассказал сидящим в его кабинете людям.
Марина выслушала молча, не перебивая. Она прекрасно поняла, о ком говорит Суриков, – не узнать по красочному описанию Сашку Бармалея было невозможно.
– А где конверт? – вдруг спросил Леон, и Марина с уважением глянула на телохранителя – от нее этот момент ускользнул.
– Я его сжег… – прошептал Вова, слизывая слезы с губ, – сжег сразу, как только… ну, когда Мария Андреевна чашку разбила…
– Плохо, – процедила Марина, – но не смертельно. Вряд ли там было что-то очень уж важное. Ладно, юноша, с тобой все понятно. Сейчас Леон тебя развяжет и отпустит. Беги отсюда, у тебя выходной. Завтра, как штык, чтоб на работу явился, понял?
– А… как же… как же… – бормотал Вова, пока Леон канцелярским ножом разрезал витки скотча, – Михаил Георгиевич…
– Я ему не скажу, – улыбнулась Марина, – но ты теперь будешь дышать только так, как я тебе скажу, понял? И имей в виду – у меня шансов тебя достать сильно больше, чем у твоего приятеля Сани.
Освобожденный от липких пут Вова согласно закивал. Леон помог ему подняться и подтолкнул в сторону двери:
– Тебе, надеюсь, не нужно объяснять, что о нашем разговоре никто не должен знать?
– Нет-нет, конечно, нет…
– Все, пошел отсюда! – рявкнул Хохол, открывая дверь, и через секунду юриста и след простыл.
Марина прошлась по кабинету от окна к двери и обратно, провела пальцем по столешнице и спросила, ни к кому не обращаясь:
– Надеюсь, все узнали в незнакомце из бара знакомца из дома Беса? Гриня не мелочится – единственного «своего» человека подписал. А если бы этот Вова кинулся в милицию?
– В полицию, – на автомате поправил Леон.
– Какая разница? – отмахнулась Марина. – Как ни назови, суть не поменяется, Вова мог сдать Бармалея.
– Да не мог он – ты ж его видела, – брезгливо сказал Женька, – на него из-за угла топни – он от паралича свалится.
– Как знать… Бес рисковал, подсылая Бармалея, но ему очень важно было напугать Ворона. Предлагаю, кстати, Мишке обо всем этом пока не говорить – согласны? – Леон и Хохол кивнули. – Отлично. С этим разобрались. Когда приедет твой Влад? – обратилась она к Леону.
Тот бросил взгляд на часы:
– Должен уже подъехать, пойду гляну.
Он вышел из кабинета, а Марина, закурив, посмотрела на Хохла:
– Ну, чего скажешь?
– Ты о чем?
– О жизни. Еще будешь выступать, как вчера?
– Ты нашла же время отношения выяснять… – начал было Женька, но осекся, наткнувшись на холодный взгляд жены.
– Я ничего не выясняю, не имею такой привычки. Но мое терпение не безгранично. Не мотай мне нервы, сейчас вообще не тот момент, – жестко сказала она, выпустив струйку дыма.
– Я понял, – опустил голову Хохол и шагнул к ней. – Ты знаешь, – обнимая жену и прижимая к себе, сказал он, – я ведь вчера Дашку нашу встретил.
– Дашку?! – вскинулась Марина, и ее глаза потеплели. – Где?!