– Ты ненормальный, Хохол, – снова всхлипнула она, и он со смехом согласился:
– Конечно. А кто нормальный ужился бы с тобой? Поцелуй меня. Нет… не так, – он буквально сбросил ее с колен на пол и запустил руку в волосы. Коваль никогда не нужно было повторять дважды, даже в таком состоянии она знала, что имеет в виду муж.
– …О-ох, ну, вот и сняли стресс… – Хохол в изнеможении вытянулся прямо на ковре и блаженно закрыл глаза.
Марина легла рядом, уютно устроившись под его рукой, и прижалась всем телом к разгоряченному телу мужа. Он осторожно поглаживал ее изуродованной рукой, вызывая легкую дрожь, и Марина тихонько застонала:
– Ну, почему ты такой? Почему мне никогда не бывает достаточно? Даже когда уже нет сил?
– Потому что тебе со мной хорошо.
– Нахал, – пробормотала она, закрыв глаза.
– Еще бы! Был бы не нахал – так и не вышло бы у меня ничего с тобой, дорогая.
И тут на барной стойке в кухне заголосил Женькин мобильный. Это насторожило Марину – у Хохла в Англии не было никого, кто мог бы ему звонить, кроме нее, Грегори и Гены. Но сын в лагере, у Гены сейчас тренировка – он с утра обычно пропадает в клубе карате, следовательно…
– Кто это? – спросила она в спину подскочившего Хохла, но он не ответил, только махнул рукой и, глянув на дисплей, скрылся с телефоном на втором этаже. – Однако… – удивленно пробормотала Марина, садясь на ковре и накидывая халат. – Это что-то новенькое.
Любопытство раздирало, но Коваль запретила себе подслушивать – незачем унижать мужа недоверием, он наверняка сам расскажет, когда закончит разговор. Она пошла в душ и долго стояла под горячей водой, стараясь унять дрожь во всем теле – так всегда бывало после их с Хохлом близости. Но в мозгу прочно застряла мысль о неожиданных провалах в памяти – это могло плохо закончиться. Да и то, что она так внезапно подняла руку на мужа, тоже не радовало. Обладай Женька менее крепкими нервами – и кто поручится за то, что могло бы случиться.
– Надо что-то решать с этим, – пробормотала она, снова подставляя голову под струи воды, – этак я овдовею быстрее, чем рассчитываю. Бедный Женька, как он со мной живет-то… как на вулкане, честное слово, даже самой страшно.
– Ты закончила? – раздался голос мужа, вошедшего в ванную и взявшегося за ручки душевой кабины.
Дверки поехали в разные стороны, и Хохол шагнул в кабину, прижимая Марину телом к стенке:
– Выходишь или со мной побудешь?
– Нет! – со смехом отказалась она, пытаясь вывернуться. – Если останусь, то весь день проведем в постели.
– Я не против.
– Не сомневаюсь. Пусти.
Он отошел в сторону, выпуская ее из кабины, и Марина, задвинув дверцы, села на край джакузи, принимаясь вытирать волосы полотенцем. Ей очень хотелось спросить, кто звонил, но она сдерживалась – пусть расскажет сам. Однако Хохол молчал, фыркал под водой, долго стоял под холодной струей, потом вышел и, чмокнув жену в макушку, обернул вокруг бедер полотенце:
– Ну, чем займемся?
Она только плечами пожала. Дел никаких не было, разве что наведаться в ресторан и просмотреть новый контракт с поставщиком овощей, но это не отнимет много времени. «А ведь он так и не сказал мне, кто звонил», – отметила она про себя с обидой. Никогда прежде у Хохла не было никаких тайн и секретов от нее.
– Собирайся, поедем двери выбирать, – муж стоял перед зеркалом, чуть согнув ноги в коленях, и водил расческой по мокрым белым волосам. Привычка выбеливать волосы укоренилась, хотя первое время Женька очень сопротивлялся. Но потом привык к собственному отражению, находя его уже обычным. Небольшую бородку и усы он тоже красил, и это придавало ему вид слегка странноватый, но интересный. Марина иногда замечала на улице, как реагируют на ее мужа проходящие мимо девицы, однако никаких беспокойств по этому поводу не испытывала. Для Хохла женщины как класс не существовали – у него был собственный идеал красоты, и этот идеал всегда под рукой, так какой смысл что-то менять? Он ни за что не согласился бы видеть рядом с собой вместо Коваль кого-то другого, пусть и с покладистым характером. Марина это отлично знала, да Женька особенно и не скрывал, хотя иной раз думал, что зря дает жене такую уверенность – может, оглядывалась бы хоть иногда, заводя очередную интрижку. Но вот уже год, как у Коваль никого не было, уж в этом-то Хохол научился разбираться за время, проведенное возле нее. Сейчас она принадлежала только ему, и Женька ощущал вкус победы.
– Двери? – растерянно спросила Коваль, и он подтвердил:
– Двери, дорогая. Перед отъездом надо все привести в порядок, а то сын начнет вопросы всякие задавать – тебе к чему это?
– Ты прав…
Она ушла в гардеробную, выбрала там одежду и, бросив ее на кровать, взяла фен. Вопрос о телефонном звонке так и повис в воздухе – Хохол молчал, а она из упрямства решила не давить. Но осадок остался.
Глава 6Москва
Совесть не появляется с возрастом, подобно нашей бороде. Чтобы обрести совесть, нужно определенное воспитание.
Виктор Иванович Коваль расхаживал по небольшой кухне трехкомнатной квартиры и чувствовал, как давит в груди. Это неприятное ощущение преследовало его уже около месяца, с тех пор, как сын объявил о намерении баллотироваться на пост мэра одного из уральских городов. И все бы ничего, но Виктор Иванович прекрасно знал, что это за город. Там раньше жила его младшая дочь Марина, больше известная как Наковальня. Так иногда бывает в жизни – у одного отца родились такие разные дети. Дмитрий, бывший генерал МВД, и Марина – глава большой криминальной группировки, в свое время контролировавшей большую часть региона. Именно это внезапно открывшееся родство поставило крест на карьере сына, но Виктор Иванович не вмешивался – он считал, что Дмитрий во многом виноват сам, то и дело предоставляя начальству поводы для недовольства своим пьянством, например. Так что роль Марины в отставке генерала Коваля была не так уж велика.
Дмитрий считал сестру погибшей – как, собственно, и все вокруг, исключая нескольких уж совсем близких людей, в число которых входил отец и, как ни странно, жена генерала Людмила. Так получилось, что именно ей открылась Марина, когда нужно было вытащить из Бутырки попавшего туда совершенно случайно Хохла. Люся не смогла помочь, но нашла хорошего адвоката, через которого Марина ухитрилась провернуть сложную комбинацию по спасению мужа. Людмила оказалась не из болтливых, и генерал так и не узнал о том, что сестра жива и на свободе, за границей вместе со своим Хохлом. Сын Дмитрия и Люси Николай жил в том самом городе, куда теперь настроился переехать его отец, и это тоже настораживало Виктора Ивановича – отношения с внуком он разорвал в одну минуту, едва услышав первые фразы интервью, которое тот дал журналистам после «гибели» Марины. Он обвинил тетку, давшую ему в руки хорошую и не особенно пыльную должность директора футбольного клуба, во всех грехах, в том числе и в том, что, будучи президентом клуба, она якобы запускала руку в бюджет города. Это была такая чудовищная ложь, что Виктор Иванович едва не задохнулся от отвращения. Коленька, его мальчик, которого он любил и баловал с детства, вдруг явился деду совсем в ином свете – растолстевший, постоянно потеющий от волнения, заикающийся краснолицый человек неопределенного возраста, неблагодарный и подлый, он просто не мог быть тем самым Коленькой. Виктор Иванович решил просто – позвонил и велел забыть, что они родственники. Николай попытался оправдаться, но дед не стал слушать – он-то, как никто другой, знал правду о своей дочери и о том, что никаких денег она в бюджете брать просто не могла, потому что сама вкладывала в команду огромные суммы, твердо решив, что в их городе должен быть футбольный клуб. И клуб остался, и Колька по-прежнему был его директором. Правда, просчитался, втянув в дело свою жену, а та от жадности вложила все деньги в какой-то банк, который растворился буквально на глазах через неделю после этого события. В результате Николай с женой потеряли такую сумму денег, что молодой муж свалился с сердечным приступом и категорически запретил жене подходить к финансам. Никто, кроме Мишки Ворона, не имел понятия о том, что всю эту операцию с банком и деньгами провернула сама Наковальня, каким-то образом получившая видеозапись той самой пресс-конференции своего племянника. Поднять на него руку и перешагнуть через кровное родство Марина не смогла, но наказала так, как умела только она – больно и недоказуемо.
Виктор Иванович этого, конечно, не знал, но, вероятно, не осудил бы дочь. Сейчас его интересовало другое – зачем Дмитрию мэрское кресло. И почему именно там.
Сын сидел здесь же, в кухне, на угловом диванчике, курил и прихлебывал чай из большой керамической чашки. Он немного обрюзг, чуть раздался в талии, но все еще выглядел привлекательным и интересным мужчиной, даже седина в волосах не портила впечатления.
– Так что, пап, поможешь? – спросил он наконец, отодвигая чашку.
– Я? Чем? Что я понимаю в этих выборах, кроме того, в какую графу галочку поставить? – Виктор Иванович оперся о подоконник и посмотрел в лицо сына.
– Да не надо тебе ничего понимать. Там специалисты есть. Ты мне нужен как журналист – у тебя же полно знакомых. Пару статеек здесь, пару статеек там – ну, кому это мешало?
И тут Виктор Иванович решился задать тот самый вопрос, которого они оба явно хотели избежать, но не видели возможности сделать это, потому что он все равно возникнет:
– А ты не боишься, что твою фамилию в этом городе знают слишком хорошо? Не боишься прямых обвинений? И тех, кто еще помнит Марину?
Дмитрий взъерошил волосы и взял новую сигарету:
– Бать, ты зря это. Дело-то давнее, а Маринка мертва уже много лет. Мало ли кто чей родственник – кто сейчас на это смотрит? Я тебе больше скажу – если бы наше родство обнаружилось на пару лет позже, меня бы из органов не поперли. И потом – ну, ты сам вспомни, ведь никто никогда не доказал ее причастность хоть к одному малюсенькому криминальному эпизоду. А нет доказательств – и все, обвинения рассыпались. Все-таки она умная баба была, так обставлялась, что не подкопаешься. Вроде бы все знают, а иди, докажи. Так что тут все чисто. И потом, у меня там спонсор появился из местных, Воронцов некто.