– Денис удивился, увидев фото жертвы, – вздохнула она.
Он опять промолчал.
– Девушка Вика исчезла, не попрощавшись с соседкой, которая была ей вместо бабушки.
– Все это странно, но многоходовки хороши для детективов. В жизни всегда все просто.
– В жизни всякое бывает, – не согласилась Кира.
– Хочешь, за город поедем? – неожиданно предложил он. – Просто так, без детектива.
– Хочу, – сказала Кира.
Ей было все равно, за город так за город. Она поехала бы с ним на край света, но ему это вряд ли нужно.
– Брат и родители не могли перепутать собственную дочь с кем-то еще, – опять принялась она рассуждать.
– Вот именно.
– На похоронах были и другие люди.
– Подожди звонить, пока все не обдумаем, – повторил он. – Хотя… скорее всего этот номер уже у кого-то другого.
Кира полезла в сумку и достала телефон. Она совершенно не удивилась, услышав от Лизы, что хоронили подругу в закрытом гробу. Лицо умершей было сильно разбито, машина Дениса шла на большой скорости.
Николаю не понравилось, что она проявила инициативу, он посмотрел на нее с неодобрением, и Кира почувствовала себя виноватой. Руководить должен мужчина, но она к этому еще не привыкла.
Впрочем, привыкать не стоит, будет меньше страданий, когда он ее бросит.
Машина свернула с трассы, попетляла по узкой дороге, остановилась у небольшого пруда. Вода в пруду была зеленой, холодной. Одинокий рыбак скучал на противоположном берегу.
Они прогулялись по берегу, забрели в лес, но оттуда пришлось сразу выбираться, поскольку средства от комаров у них не было.
28 августа, воскресенье
Анатолий Михайлович проснулся рано. Вчера Аля с Костей привели внука и ушли куда-то на несколько часов. Это было к лучшему, Анатолий Михайлович любил быть с Данилкой без дочери, чтобы не пререкаться с ней по малейшему поводу. Жена его строгим воспитательным мерам не мешала, только улыбалась, видя, как муж заставляет ребенка самого мыть руки.
Сама она кудахтала над внуком не меньше Али, но при Анатолии Михайловиче сдерживалась.
Впрочем, веди она себя по-другому, Анатолий Михайлович едва ли смог бы прожить с ней всю жизнь. Возражать ему могла только Лена. Лена с ним спорила, и он на нее злился, но при этом никогда не переставал чувствовать абсолютную близость.
Зять казался усталым, улыбался через силу, но на Алю смотрел ласково, с нежностью. «Все у них нормально, – убеждал себя Анатолий Михайлович. – Проблемы бывают в каждой семье, не стоит обращать на это внимания».
Жена спала. Он тихо оделся, достал пистолет, с грустью подержал его в руке. Когда-то он и маленькую Алю учил стрелять. Сам он, конечно, не собирался давать девочке в руки оружие, но дочь очень просила, и он сдался. Он всегда ей уступал, даже когда понимал, что делает это зря.
Наверное, именно поэтому он сейчас с внуком излишне строг.
«Пошел пройтись», – написал Анатолий Михайлович на сложенном пополам принтерном листе и положил листок на стол.
Потом тщательно протер оружие, завернул его в целлофановый пакет и сунул в сумку.
Утро выдалось прохладным, он передернул плечами – в одной рубашке было холодно, но возвращаться не стал. Во-первых, плохая примета, во-вторых, через полчаса наверняка разогреет.
К Чистым прудам он пошел переулками. Людей на улицах почти не было, машин тоже. Только на самом бульваре, как назло, сидели молодые парочки. Прогуливались собачники, Анатолий Михайлович отметил, что в Москве большие собаки стали редкостью. Хозяева вели каких-то уродцев вроде той старой Лениной болонки.
Он медленно пошел вдоль берега пруда. Две оранжевые утки вылезли рядом на траву, неприятно крякнули. Как называются птицы, он не помнил. Жена как-то говорила, но он забыл.
Медленно приближалась молодая женщина с крохотной кривоногой собачкой. Собачка ткнулась Анатолию Михайловичу в ногу, хозяйка резко дернула за поводок, удалилась.
Он огляделся, лучшего момента ждать не стоило. Анатолий Михайлович не спеша достал оружие и, резко размахнувшись, бросил его в пруд. Достал из сумки коробку с патронами и бросил следом. Приближались два парня, громко разговаривая и жестикулируя. На Анатолия Михайловича молодые люди не посмотрели.
Он постоял, еще раз взглянул на удаляющихся молодых людей, достал телефон и позвонил Лене.
– Лен, – Анатолий Михайлович медленно пошел в сторону метро, посторонился, пропуская пожилую пару. – Я приеду ненадолго, а?
Увидеть Лену хотелось нестерпимо. Обнять, постоять, чувствуя под руками ее плечи.
– Я сейчас у Машиных родителей. – Он почувствовал, что Лена улыбается. – Решила пересадить цветок. Зайдешь?
– Зайду, – обрадовался он. – Говори адрес.
Родители школьной подруги дочери жили совсем рядом с его домом. Собственно, по-другому и быть не могло, иначе девочки не учились бы в одной школе, но его это почему-то удивило.
Лена ждала его, стоя у открытой двери, и он обнял ее сразу, на ощупь прикрыв дверь за своей спиной.
Руки у Лены были в одноразовых латексных перчатках, слегка испачканных землей. Она отводила руки в сторону, чтобы его не испачкать.
– Подожди. – Она улыбнулась, отодвинулась, стянула перчатки.
– Лен, что с нами будет? – неожиданно для себя спросил он. Вышло глупо и недостойно: он мужчина, это она должна задавать ему такие вопросы.
– Я всегда буду с тобой, – тихо ответила она, выбрасывая перчатки в целлофановую сумку, которая служила ей мусорным пакетом. – Пока я тебе нужна, я буду с тобой. Хотя бы мысленно.
Наверное, ему хотелось услышать именно это, потому что отвечать он не стал, а снова ее обнял и долго не мог отпустить.
– Пойдем, Толя, – через некоторое время поторопила Лена. Она понимала, что исчезнуть из дома надолго в воскресное утро у него не получится.
– Я провожу тебя до метро, – решил он.
Решение было неправильное, дочь с мужем жили совсем рядом, и сам Анатолий Михайлович всю жизнь прожил в этом районе и имел здесь массу знакомых, и прогуливаться с любовницей в двух шагах от собственного дома не самый лучший вариант. Просто необходимость побыть с Леной еще несколько минут была сильнее здравого смысла.
У метро они простились, коротко кивнув друг другу, как посторонние.
– Звони, – попросила Лена.
– Обязательно. Ты меня жди.
Она снова кивнула и резко повернулась. Анатолий Михайлович быстро пошел к дому, отгоняя противную, непонятную и необъяснимую тревогу. На старости лет он становится неврастеником.
Жена пила кофе, слушая радио. Это было забавно, радио по утрам слушал он, поскольку завтракать в полной тишине не любил, а телевизионные программы давно начисто отбили желание включать телевизор.
В радиостудии шла жаркая полемика о несчастной судьбе представителей ЛГБТ-сообществ в России. По-видимому, это был повтор радиопередачи, вряд ли почтенные участники в воскресное утро не нашли для себя лучшего занятия, чем орать друг на друга.
– Что за бред? – удивился Анатолий Михайлович.
Ни одного человека нетрадиционной ориентации он в своей жизни не встречал, и обсуждение надуманной проблемы его здорово раздражало. При этом он не понимал главного – зачем всевозможные меньшинства стараются довести до бешенства излишне терпеливое большинство?
– Толя! – обиженно упрекнула его жена. – Люди не виноваты в том, что они другие. Как ты не понимаешь?
– Другие так другие, – согласился он. – Нам-то с тобой какое до них дело?
Жена махнула рукой и отвернулась: как ты можешь?
Катя переживала всерьез, он улыбнулся и озадаченно покачал головой.
Нужно было подойти и поцеловать ее, но целовать жену после Лены он не смог. Прошел к себе в комнату, открыл ноутбук. На следующей неделе ему предстояло делать доклад в городской Думе, и каждое слово в докладе должно быть проверено.
Недавняя тревога ушла, он о ней даже не вспомнил и с удовольствием углубился в работу.
29 августа, понедельник
Маша принялась опять звонить Ольге Сергеевне, едва за Павлом закрылась дверь, и даже растерялась, услышав наконец женский голос. Ей казалось, что звонить она будет до конца своих дней.
– Извините, – торопливо пролепетала она. – Я подруга Дениса Мельникова, – почему-то представляться женой Павла она не рискнула. – Можно мне с вами поговорить?
– Вы уже разговариваете, – констатировала женщина. Маше показалось, что констатировала недовольно. Впрочем, дама тут же смягчилась: – Ужасное горе. Ужасное! Мне уже рассказали.
– Можно мне с вами поговорить? – опять спросила Маша.
На этот раз дама не напомнила, что разговор уже идет, а просто согласилась:
– Говорите.
– Мы с его сестрой… Мы хотим понять, почему Дениса могли убить. – Маша почувствовала себя совершенной дурой.
– Я вас понимаю, но чем же я могу вам помочь? – удивилась Ольга Сергеевна. – Я не видела Дениску лет пять.
– Все равно, – взмолилась Маша. – Расскажите, что вы о нем помните. Пожалуйста. Ну… С кем он дружил на кафедре… С кем не дружил.
– Если вы его подруга, вы должны лучше знать, с кем он дружил, – заметила женщина и, к Машиному удивлению, предложила: – Приезжайте ко мне сейчас, если хотите. Завтра я должна выйти на работу, а сегодня свободна.
– Спасибо, – облегченно выдохнула Маша и торопливо записала адрес.
К машине она почти бежала. Ей казалось, что, если она промедлит хотя бы немного, Ольга Сергеевна не пожелает ее видеть. И Маша всю оставшуюся жизнь будет мучиться оттого, что не узнает чего-то очень для нее важного.
И пусть она не уверена, что тайна смерти Дениса тянется из давней кафедральной склоки, но ей было необходимо понять, что действительно тогда произошло и какое отношение ко всему этому имеет Павел.
Нужный дом оказался высоченным недавно построенным одноподъездным зданием. Маша вошла в подъезд вместе с двумя парнями, не обратившими на нее никакого внимания, поднялась на нужный этаж, позвонила в обитую светлыми дубовыми панелями дверь.