Успехи деятельности апостолов вступали в известное противоречие с мученической кончиной большинства из них. Можно думать, что традиция о такой кончине восходила к воспоминаниям очевидцев о том, что действительно произошло с учениками Иисуса. Во всяком случае, представляется достоверным рассказ о гибели Петра и Павла в Риме и о самих способах казни: в частности, отсечение головы Павлу, а не распятие его, могло быть связано с обладанием им римским гражданством.
Мученическая смерть рассматривалась верующими, особенно в условиях гонений на христиан, как путь к Христу. Распятие на кресте ряда апостолов в рассказах апокрифических деяний, вероятно, недостоверно. Но оно воспринималось как особая милость для ученика Господа, ибо они подвергались тем же страданиям, что и Иисус. Поэтому, в тех случаях, когда твердой традиции о кончине того или иного апостола не существовало, в апокрифах его мучили и казнили. Но не все апостолы, чьи Деяния дошли до нас, были казнены: Фаддей и Иоанн умерли своей смертью, что подтверждает существование исторической основы в ряде апокрифических рассказов.
Авторы и редакторы историй апостолов, во всяком случае, созданных конце II—III веках, использовали подлинные исторические ситуации, имена императоров, довольно точно описывали систему провинциального управления. Они исходили из известных им реальных действий властей, своеобразно «подправляя» их, как это произошло с решениями императоров Тиберия и Клавдия о высылке иудеев из Рима (хотя вместе с иудеями были высланы и христиане). Еще одной особенностью апокрифических писаний был перенос событий во времени: выселение иудеев из Палестины, которое произошло после двух восстаний, было приписано императору Тиберию, а не Веспасиану и Адриану.
Характерна также замена в апокрифах имен римских наместников: имена эти можно было узнать по архивам и надписям правителей на камне: надписи выставлялись на площадях провинциальных городов. Однако авторы апокрифических деяний заменяли подлинные имена проконсулов на вымышленные, как это было сделано в рассказе об Андрее. Историческая достоверность ни авторам, ни читателям не была нужна, рядовые христиане II—III веков вряд ли помнили, кто управлял в Патрах в I веке. А введение в сюжет нереальных проконсулов позволяло описать их действия в соответствии с задачами, поставленными создателями апокрифов. Но при этом в ранних деяниях достаточно точно описаны функции этих наместников и их взаимоотношение с центральной властью.
Ряд авторов деяний знали сочинения римских историков, как это показало введение в сюжет якобы христианки Плавтиллы, присутствовавшей при казни Павла. Образ ее восходит, как говорилось выше, к беглому упоминанию жены римского 1ражда-нина Авла Плавция, обвиненной в безбожии. Но упоминание это было интерпретировано в духе христианских преданий и дополнено подробностями с описанием чудес, которых, разумеется, у историка не было. В псевдо-Климентинах объединены были образы Климента Римского и родственника Домициана Флавия Климента, казненного императором за безбожие. Возможность принадлежности Флавия Климента к христианам не исключена, а использование этого факта, приведенного римским историком Светонием, говорит за знакомство христианскими авторами или с самим сочинением Светония, или с какими-то другими рассказами о царствовании Домициана.
Другим приемом своеобразной мифологизации подлинных событий в апокрифических деяниях было отношение к сюжетам новозаветных Деяний апостолов, дополненных в апокрифах новыми подробностями и фантастическими свершениями. Наиболее ярко это проявилось в истории пребывании Павла в Эфесе, где вполне реалистическое описание в Новом Завете изменено в соответствии со вкусами читателей III века. Составители этого рассказа знали также послания Павла, отдельные выражения, взятые из которых (см. выше) были развернуты в драматический эпизод. В апокрифе Павел оказывается на арене амфитеатра, где его спасает говорящий лев.
Появление говорящего льва, которое, возможно, представляет собой более позднее добавление к этим Деяниям, имеет, безусловно, сказочно-фольклорное происхождение. Но можно думать, что говорящие и помогающие апостолам животные, действующие и в Деяниях Филиппа, вызваны наивным представлением о том, что произойдет в преображенном мире после Страшного суда.
Хронологические несоответствия связаны в апокрифах не только с политической историей, но и с историей собственно христианской. Апостолы оказываются знакомыми с Евангелием от Матфея, которое было создано примерно в 70—90-х годах, т.е. после проповедей большинства апостолов. Евангелия от Луки и от Марка упоминаются крайне редко, хотя со II века именно все четыре Евангелия Нового Завета считались священными. как это сказано в сочинении епископа лионского Иринея «Против ересей». Но предпочтение, которое оказали авторы апокрифических деяний Евангелию от Матфея, представляется важным показателем реально существовавшего отношения к священным книгам в среде тех людей, кому были адресованы деяния. Рядовые верующие предпочитали ориентироваться на одно изложение Благовестия, не вдумываясь в разночтения и противоречия между новозаветными Евангелиями.
Еще одной ярко выраженной в апокрифических деяниях тенденцией была их направленность против иудеев, виновных не только в смерти Христа, но и в преследовании апостолов. Стремясь оправдать власти, авторы апокрифов видят порой только в иудеях противников христиан. При сравнении деяний, созданных в разное время, видно, как отношение к иудеям становилось все более жестким и непримиримым.
Характерной особенностью всех деяний, и ранних и поздних, были содержащиеся в них описания чудес, совершенных апостолами, причем шло нарастание числа и содержания чудес в поздних апокрифических деяниях по сравнению с деяниями ранними. Рассказы об апостолах постепенно все больше превращались в занимательную сказку. Так. храмы и изображения богов в поздних деяниях рушатся сами по себе (хотя примеры этому есть и в Деяниях Иоанна). Если в ранних деяниях можно выделить историческую основу, то более поздние апокрифы представляют собой фантастическое повествование. норой противоречащее не только нравственному учению Иисуса, но самому Его образу. Апостольские времена становятся для христиан далекими и нереальными. Тем более что во время Великого переселения народов в IV—V веках к христианству приобщались не просто язычники, жившие из поколения в поколение в империи, а переселенцы, не знавшие истории ни Запада, ни Востока.
Чтобы проследить нарастание в деяниях описания чудес, интересно сопоставить разные версии Деяний Андрея: в раннем рассказе о его мученичестве нет отступлений от’ евангельской проповеди (за исключением элементов влияния гностицизма). Однако в поздних рассказах о том же апостоле фигурируют изображения сфинксов в храме, которых Иисус заставляет говорить. Этот эпизод противоречит всему, что говорится о Христе и в новозаветных, и в ранних не признанных церковью Евангелиях. Подобной традиции об оживлении вещей, да еще связанных с чуждым культом, не могло существовать у христиан первых веков нашей эры. Это был плод неуемной фантазии малообразованных и даже плохо знающих священную историю людей.
Можно предположить, что усиление чисто сказочного материала могло быть также связано с тем, что священная история после победы христианства стала достоянием церковных деятелей, выступавших в церквах, разъяснявших верующим основы христианского учения. На Западе священные книги не были понятны и доступны пестрому населению провинций, среди которого оказалось много варваров, с трудом осваивающих христианское учение и латинский язык. Не исключено, что апокрифы могли читаться таким людям вслух кем-нибудь из более грамотных их товарищей. Сказка могла увлечь недавно принявших христианство больше, чем поучения епископов. Однако следует помнить, что в любом культурном явлении нет полного единообразия: и наряду с такими фантастическими описаниями, какие содержатся в Деяниях Матфея, существовали достаточно реалистические Деяния Варнавы и Деяния Фаддея.
Среди чудес, описанных в апокрифах, встречаются явления Иисуса. Если в новозаветных Деяниях и ряде других писаний Иисус является своим ученикам во сне, то в апокрифических деяниях Он появляется в «реальности» в каком-либо воплощении. Например, в образе Павла в Деяниях Павла и Феклы, ребенка во многих деяниях, кормчего в Деяниях Андрея и Матфея в стране людоедов, человека, продающего Фому купцу из Индии, или в виде сверхсветлого образа, как в Деяниях Филиппа. Представления о таких воплощениях в апокрифах могли быть связаны с отождествлением Иисуса с Богом, кого невозможно увидеть вне Рая.
Подводя общие итоги всему сказанному, можно заключить, что апокрифические деяния апостолов позволяют выделить ряд реальных фактов, касающихся судеб апостолов. Но значение деяний этим не ограничивается. Эти писания позволяют понять массовую психологию христианских низов, плохо знавших сочинения христианских теологов и не всегда понимавших то, чему учили во время молебствий в церквах их руководители. Люди из низов населения жили в своем мире страхов и надежд на спасение через чудо, на победу над злыми силами—дьяволом и демонами, которые только и виноваты во всех бедах человечества.
Хотя в апокрифические деяния вставлены проповеди апостолов, но они посвящены в основном прославлению Иисуса; от христиан требовалась прежде всего вера в Него. Теологические поучения, которые некоторые авторы старались вставить в апокрифы для просвещения читателей, вряд ли могли быть
поняты всеми христианами. То же можно сказать и о символических образах в ряде деяний, например в Деяниях апостола Фомы, где апостол выступает как Близнец Иисуса. Авторы подобных писаний, более образованные, чем их читатели, знавшие сочинения выдающихся теологов II—III веков, стремились в сочетании с занимательными эпизодами раскрыть сущность тех учений, которых они придерживались. Но насколько это им удавалось, сказать трудно. Скорее всего христианские низы воспринимали прежде всего именно занимательные эпизоды, а не символы, стоявшие за ними. Большинство же создателей деяний апостолов, особенно поздних, приспосабливались к уровню тех, для кого они писали.