Судьбы икон в Стране Советов. 1920–1930-е — страница 33 из 56

46 может быть закрыт по крайней мере на год и что почти все его кураторы уволены, а директор вынужден взять годовой отпуск без сохранения содержания. Музей искусств Толидо, штат Огайо, в течение долгого времени намеревался купить некий предмет из стекла с эмалью, который был предложен в треть цены. Совет директоров, однако, несмотря на выгодность предложения, его отклонил. У музея были большие долги, и от покупок на длительное время следовало отказаться. Второй по величине в США, «Пенсильванский музей в Филадельфии»47, уволил 11 сотрудников и с трудом выплачивал проценты по банковскому долгу в 500 тысяч долларов, не имея средств на погашение основной суммы кредита. Музей был закрыт три дня в неделю. Музей археологии и антропологии Университета Пенсильвании также вынужден был уволить ряд сотрудников и работал только несколько дней в неделю. Музей современного искусства в Нью-Йорке был совершенно без средств и едва мог осилить оперативные расходы.

В обзор попали и музеи, которые принимали советскую выставку икон. Про Институт искусств в Чикаго Поуп и Акерман сообщали, что тот не может продолжать закупки для пополнения коллекции и изо всех сил пытается пережить трудное время, не прибегая к увольнению кураторов и сокращению зарплаты. Художественный музей Вустера вынужден был распродавать ценные бумаги для того, чтобы выполнить контракт на строительство пристройки к зданию. Музей Метрополитен в Нью-Йорке по крайней мере полгода не делал никаких приобретений.

Богатые частные коллекционеры тоже переживали тяжелые финансовые времена и осторожничали. Доклад Поупа и Акерман содержит сведения и об этом. Так, доход «госпожи Рокфеллер Мак-Кормик», известной покупками дорогостоящих предметов искусства, в 1932 году составил только 24% уровня 1930 года. Крупные покупатели Джулс Баш и Джордж Блюменталь покинули художественный рынок. По сведениям Поупа и Акерман, все крупнейшие коллекционеры Филадельфии и Детройта, Эдсел Форд например, прекратили покупать произведения искусства. Финансовое положение богатых коллекционеров не могло не сказаться и на положении продавцов произведений искусства. Многие антиквары разорились или были на грани банкротства. По словам Поупа и Акерман, редактор Art News господин Френкель (S. W. Frankel) якобы сказал, что практически все антиквары Нью-Йорка обанкротились. По словам Френкеля, все они серьезно задолжали Art News за размещение рекламы и выудить у них даже небольшие суммы по долгам совершенно невозможно. Заключение, к которому пришли Поуп и Акерман, было неутешительным: в Америке нет серьезного спроса на шедевры, их можно продать лишь за ничтожные суммы.

Мнение Поупа и Акерман получило полную поддержку другого эксперта Эдварда Бернейса, к которому тоже обратился Розеншейн. В своем меморандуме Бернейс писал, что и до депрессии рынок произведений искусства в США был очень узок. Только самые богатые люди могли позволить себе коллекционировать, но и они покупали шедевры не ради искусства, а ради выгодного вложения капитала и социального престижа. Депрессия привела к тому, что денег на прихоти теперь не было, изменилось и общественное мнение: тратить деньги на произведения искусства в то время, когда большинство нации с трудом сводит концы с концами, считалось позором. Сложилась парадоксальная ситуация: в момент, когда стало выгодно покупать подешевевшие мировые шедевры, спроса на них не было. Этот парадокс Бернейс объяснил так: покупательная способность в период депрессии определялась не тем, сколько денег оставалось в распоряжении того или иного человека, а тем, сколько денег в результате кризиса и депрессии он потерял. Бернейс подтвердил, что крупные покупатели, такие как Отто Кан, Джордж Блюменталь, Джон Пирпонт Морган, больше ничего не покупают, а некоторые даже распродают свои коллекции. Бернейс рекомендовал советским продавцам переждать трудное время, использовав его для просвещения американцев: приглашать в советские музеи американских экспертов, чтобы те дали хвалебные интервью и написали восторженные статьи, рассылать репродукции произведений по музеям, университетам, художественным обществам – другими словами, использовать затишье на антикварном рынке, чтобы подготовить почву для продаж к тому моменту, когда экономическая ситуация изменится к лучшему.

Несмотря на плачевное состояние дел на антикварном рынке, Розеншейн во время пребывания в Нью-Йорке в мае 1932 года попытался выйти на серьезных покупателей. Прежде всего, Розеншейн вел переговоры, вероятно через Амторг, с неким мистером Дарвином. В архиве сохранилось одно из писем Дарвина. Судя по подписи и указанному адресу, речь идет о Генри Льюисе Дарвине, сенаторе от штата Техас. Розеншейн предложил Дарвину купить у СССР за 1–2 млн долларов Codex Sinaiticus – Синайский кодекс, один из самых выдающихся письменных памятников христианства. Переговоры с Дарвином, однако, ни к чему не привели. Такую сумму собрать не удалось. «Антиквариат» продал Синайский кодекс полтора года спустя, в декабре 1933 года, Британскому музею и по значительно меньшей цене – 100 тысяч фунтов. Но даже эту сумму пришлось добывать всем британским миром: часть денег обещало дать правительство, остальное собирали по подписке.

Через посредников Розеншейну удалось выйти и на таких толстосумов, как Джон Морган – младший и Джон Рокфеллер старший. В этом ему помог некто Чарлз Рехт, который, по заверениям Розеншейна, имел связи во всех слоях общества Нью-Йорка. Рехт встретился с директором библиотеки и музея Моргана мисс Белл Грин и предложил банкирскому дому купить шедевры живописи из советских музеев, в том числе работы импрессионистов, а также все тот же Синайский кодекс. Мисс Грин начала с того, что они «не покупали и не покупают от лица, связанного с советским правительством». Она сказала, что сделка возможна только через посредничество частной фирмы, но в настоящий момент эта попытка все равно бесполезна, так как «денег для этого у них нет». Она заинтересовалась лишь Синайским кодексом, что неудивительно – библиотека, основанная банкиром Джоном Пирпонтом Морганом – старшим, славилась коллекцией древних рукописей, – но подчеркнула, что к этому вопросу можно будет вернуться только после улучшения финансового положения. «Советы за все вещи требуют втридорога, думая, что у американцев деньги валяются на улице, – в сердцах якобы сказала она. – Этого не было раньше, а подавно нет и сейчас». Во время экономической депрессии Морганы несли большие потери и вынуждены были распродать часть своей знаменитой коллекции.

До Рокфеллера Розеншейн тоже добрался с помощью Рехта. Рехт позвонил зятю Рокфеллера, адвокату Мельтону. Тот заинтересовался предложенными комиссионными (25–30 тысяч долларов) и поспешил пригласить Рехта к себе. Встреча состоялась. Когда Мельтон узнал более подробно о сути дела, то сказал, что считает момент неудачным, но пообещал переговорить «со стариком». И ведь поговорил! Ответ, однако, был категоричен: «Никаких покупок у советского правительства быть не может. Аморально покупать вещи, которые десятки, а то и сотни лет принадлежали почетным гражданам России». Рокфеллер был очень набожным человеком, за что заслужил прозвище Дьякон. Он раздал сотни миллионов на благотворительность, но сотрудничать с воинствующими атеистами не желал, хотя и оговорился, что если у него и был бы интерес к покупке, то покупал бы он через посредников, то есть те фирмы, которым он доверяет. Так трудности с долларовой наличностью усугублялись еще и тем, что влиятельные и богатые коллекционеры не хотели иметь дело с коммунистами.

Розеншейн хотел встретиться и с главным американским клиентом «Антиквариата» – министром финансов США Эндрю Меллоном. Но того в Нью-Йорке не было, уехал в Вашингтон, а по возвращении немедленно выехал в Лондон. «Никакой связи с ним установить не удалось», – отчитался Розеншейн. Под занавес Розеншейн решил попытать счастья у антиквара Чарлза Хеншела, главы фирмы Knoedler & Co, той самой, что была американским посредником в грандиозной продаже шедевров Эрмитажа Эндрю Меллону. Но Хеншел, по словам Розеншейна, «отказался не только явиться в Амторг или другое место, но и вести переговоры на эту тему. Он заявил моему посреднику, что не хочет зря терять ни своего ни моего времени, никаких сейчас продаж он производить не сможет» по причине плохой конъюнктуры антикварного рынка. По словам Розеншейна, Хеншел рассказал, что он торговал у Советов две картины ван Гога, «Ночное кафе» и «Кусты»48, и предложил за них 80 тысяч долларов. Русские долго колебались, но согласились, но он тем не менее не сможет заключить сделку, так как покупателя на картины нет.

«Денег нет ни у кого» – таков был отчаянный вывод Розеншейна. Он рефреном звучит в его письмах из Нью-Йорка, написанных в апреле и мае 1932 года: «отсутствие денег – единодушный вопль», «состояние рынка таково, что нет возможности что-либо сделать», «нет никакой возможности что-нибудь продать из произведений крупных мастеров», «итог пока что сводится к нулю» и т. д., и т. п. В конце машинописного отчета в Наркомторг в мае 1932 года Розеншейн от руки приписал: «На успех не рассчитываю». Вполне возможно, что эта приписка появилась после неудачных переговоров с американскими толстосумами. При отсутствии покупателей Розеншейн информировал Мессинга, что собирается «совершенно прекратить дальнейшую работу по линии Антиквариата».

В Москве с письма Розеншейна сделали три копии. Их послали Молотову, Рудзутаку в ЦКК и наркому торговли Розенгольцу, чтобы и «наверху» знали, что рассчитывать не на что. Понимание истинной ситуации на антикварном рынке, о которой докладывали гонцы, подобные Розеншейну, вскоре привело к остановке продаж музейных шедевров. Даже сталинское руководство наконец поняло, что антикварный рынок мертв. 2 мая 1932 года Розеншейн написал в Москву: