свою собственную кончину: «Я уже не вернусь отсюда»[733].
Схиепископ погиб во время бомбардировки обители советской авиацией в ночь с 31 марта на 1 апреля 1944 г. Осколок бомбы поразил Владыку в его келье во время коленопреклоненной молитвы перед иконами. В опубликованной в газете «Православная Русь» после смерти схиепископа статье отмечалось, что в период пребывания в Псково-Печерском монастыре он снискал «общую любовь, как искренний и горячий молитвенник за Родину и народ русский… И в тяжелые годы жизни в советской России Владыку чтили многие тысячи православных людей за его молитвы, помощь, ласку и за служение ближним. Многие рисковали своей свободой и жизнью, чтобы облегчить страдания Владыки во время его многочисленных ссылок и гонений. В лице его русские люди потеряли истинного ревнителя Православия, который оберегал заветы Церкви, несмотря ни на какие личные страдания»[734]. Похоронен был схиепископ в пещерах обители.
В Псково-Печерский монастырь в годы войны пришло еще несколько бывших насельников Макариевской пустыни: упомянутый иеродиакон Вукол, архимандрит Феодосий, иеромонах Феодосий, а в феврале 1945 г. — иеромонах Афиноген (Агапов). Все они ранее разделяли взгляды Владыки Макария, но со временем вошли в состав клира Московской Патриархии.
По некоторым сведениям, после войны пребывал в Псково-Печерском монастыре и последний из числа братии Ефремо-Перекомской обители — иеромонах Варсонофий (Кузьмин), встретивший освобождение Риги советскими войсками 15 октября 1944 г. в стенах местного Свято-Троицкого монастыря. Таким образом, после окончания войны в Новгородской епархии не осталось местных иосифлянских священников, и истинно-православную паству окормлял проживавший до 1950 г. в Ленинграде иеромонах Тихон (Зорин), который в конце 1950-х гг. поселился в пос. Окуловка, Подробнее об этом говорится в другом параграфе книги.
Иеромонах Матфей (Челюскин) и общины при часовнях на кладбищах Александро-Невской Лавры
Во второй половине 1920-х — начале 1930-х гг. после разрушения традиционного епархиального устройства церковной жизни, закрытия многих храмов и монастырей (например, в 1923 г. Иоанновского монастыря) и запрещения доступа к их святыням, особую известность в северной столице приобрели три чтимых захоронения на кладбищах Александро-Невской Лавры. На Никольском кладбище таким местом была часовня над могилой блаженного Матвея Татомира. Он родился 16 ноября 1848 г. в семье приходского священника Подольской губернии, в 1867 г. окончил Каменец-По-дольскую Духовную семинарию и в 1871–1876 гг. учился в Петербургском университете. В дальнейшем Матвей Татомир некоторое время жил в Каменец-Подольске, а затем стал совершать паломничества по святым местам, прожив около трех лет в Иерусалиме. По свидетельству 1931 г. лаврского иеромонаха Матфея (Челюскина), «знаменит он был тем, что ездил-паломничал на поклонение святым местам, по российским и палестинским. Последние семь лет провел в затворе в Петербурге на частной квартире на Ивановской улице, дом 22, квартира 18». 17 сентября 1904 г. блаженный скончался, его погребение на престижном Никольском кладбище и возведение склепа-часовни были совершены на пожертвования ревностных почитателей[735].
И после смерти Матвея Татомира продолжали почитать как прославленного молитвенника, затворника и ревнителя Святой Троицы. Могила блаженного постепенно стала объектом народного поклонения. Согласно некоторым свидетельствам, на этой могиле любил молиться священномученик митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин. Уже к 1917 г. на надгробие блаженного клали записки с разнообразными просьбами: об исцелении от различных недугов, удачной сдаче экзаменов, получении места службы и др. Но особое распространение почитание Матвея Татомира получило с середины 1920-х гг., когда при его надгробной часовне была образована община. Ее создательницей стала крестная дочь блаженного старица Любовь Матвеевна Лимонштайн. Под влиянием Матвея Татомира она перешла из лютеранства в Православие и 13 лет жила у него в качестве прислуги. В дальнейшем Любовь Матвеевна поселилась вблизи Тихвинских ворот Лавры в небольшой квартире по адресу: Чернорецкий пер., д. 4, кв. 15, и ежедневно посещала могилу блаженного, ухаживая за ней.
В 1922 г. у старицы появился деятельный помощник — потомственный дворянин, бывший гвардейский офицер Михаил Николаевич Челюскин. Он родился в 1892 г. в г. Белгороде Курской губернии в семье генерал-майора артиллерии, окончил Кадетский корпус и в 1913 г. Артиллерийское училище в Петрограде, затем служил штабс-капитаном во 2-й гвардейской артиллерийской бригаде, за мужество, проявленное в боях на фронтах Первой мировой войны, был награжден орденами и Георгиевским оружием. С осени 1917 по август 1921 гг. М. Н. Челюскин учился в Артиллерийской академии в Петрограде, при этом побывав на советско-польской войне (с 10 августа по 25 сентября 1920 г. читал лекции в артиллерийской школе командного состава армий Юго-Западного фронта). После окончания академии Михаил Николаевич был направлен в звании военного инженера-технолога служить руководителем опытов на Ржевский артиллерийский полигон, но в дальнейшем пережил тяжелый психический кризис и несколько месяцев находился в клинике для душевнобольных. Возможно, определенную роль в этом сыграли проводившиеся в то время на артиллерийском полигоне расстрелы и захоронения политических заключенных, в том числе священнослужителей (там же летом 1922 г. был погребен и священномученик митрополит Петроградский Вениамин).
Поправившись, Михаил Николаевич резко изменил свою жизнь. 28 июля 1922 г. он демобилизовался из армии, стал ходить в Александро-Невскую Лавру, познакомился с Л. М. Лимонштайн и вскоре поселился в ее квартире в Чернорецком переулке. Под диктовку старицы Челюскин написал две брошюры о жизни и чудесах блаженного, переписывал письма к ней Матфея Татомира из Иерусалима и раздавал их верующим. В 1926 г. М. Н. Челюскин был принят в число братии Александро-Невской Лавры, через год наместник обители епископ Григорий (Лебедев) постриг его в монахи с именем Матфей и рукоположил во иеродиакона, а 20 декабря 1930 г. новый наместник Лавры епископ Амвросий (Либин) рукоположил во иеромонаха[736].
О. Матфей (в 1927–1928 гг. он принадлежал к «непоминающим») был приписан к Свято-Духовской церкви обители, но ежедневно в 9 часов утра проводил службу в часовне Матфея Татомира. Почитание блаженного быстро росло, и обеспокоенные городские власти еще в середине 1920-х гг. попытались противодействовать репрессивными мерами. В это время верующие старались сохранить и комнату на Ивановской улице, где когда-то жил Матфей Татомир, «как святое место», но возглавлявшую это начинание Софью Андреевну Матюшенко арестовали, а комнату опечатали. В 1925 г. был закрыт и свободный доступ к захоронению блаженного. Сообщая об этом в небольшой заметке, «Красная газета» объясняла причину закрытия «гигиеническими соображениями» и «лихоимством» священнослужителей, якобы собиравших плату за вход в часовню. Однако этот запрет уже вскоре практически перестал выполняться. Верующие ставили в склепе свечи, уносили песочек и деревянное масло с могилы, считая его целебным, причем существовало поверье, что если посыпать песком порог квартиры, то обысков и арестов не будет. Кроме того, в квартире Л. М. Лимонштайн перед иконой св. Софии, у которой когда-то молился блаженный Матфей, постоянно служились молебны. Почитая икону чудотворной, ее часто носили по домам верующих[737].
Интересные воспоминания о лаврских почитателях Матфея Татомира оставил церковный писатель А. Краснов-Левитин: «На Никольском кладбище часовня, на часовне крест с голубком. Могила блаженного Матфея… Наверху икона Божией Матери и аналой с крестом и Евангелием, панихидный столик. Иеромонахи здесь служили панихиды. Затем спуск вниз, подземелье. Большой деревянный гроб; туда в щелочку опускали записочки с прошениями. А около часовни — община. Во главе — Любовь Матфеевна. (Ее заброшенная могилка и сейчас против часовни, без креста и надписи.) Старушка вся в светлом, седая, в белом платье, в белой косынке, со светлыми четками в руках… Жила на задах лавры, у Тихвинских ворот. В небольшой ее комнатке, как в часовне, много икон, пахнет ладаном. А на кухне жил мой приятель отец Матфей… Во время войны — боевой офицер, драгун. Был контужен и ранен. После революции пристрастился к Лавре, стал близким человеком к Любови Матфеевне, все свое время проводил в часовне, на могиле блаженного Матфея. Особенно усилилась его привязанность к Любови Матфеевне после смерти матери — глубоко религиозной женщины, единственного близкого человека. Жил он на кухне, спал на жесткой скамейке, подложив под голову (по „Добротолюбию“) полено. Бывшему офицеру, крепкому, здоровому мужчине, нелегко ему, видимо, давался аскетизм. В 1926 г. постриг его преосвященный Григорий в монахи с именем „Матфей“ и рукоположил в иеродиакона. Вечно водил он под руку Любовь Матфеевну, старенькую, дряхлую, едва-едва ходившую…
К Любови Матфеевне меня привела, когда мне было 11 лет, одна женщина из лаврских. Любовь Матфеевна меня полюбила. Подружился со мной и отец Матфей, давший мне краткую характеристику с чисто военной прямотой: „Да, ничего. Хороший жиденок“. Особенно укрепилась наша дружба с отцом Матфеем после смерти Любови Матфеевны. Целыми часами просиживал я у отца Матфея на кухне. Время в спорах шло быстро. Он был ярый монархист, я же уже тогда поражал его своей левизной. Называл он меня обычно „Толька-футурист“…»[738]
Старица-слепица Любовь скончалась в 90-летнем возрасте в 1929 г. и действительно была захоронена вблизи погребения блаженного. О. Матфей остался жить в Чернорецком переулке и возглавил общину при часовне Матфея Татомира. По свидетельству архим. Иоасафа (Журманова), «Челюскин после смерти Л. М. Лимонштайн, несмотря на закрытие склепа, ухитрялся в часовне бывать и пропускать в склеп особенно ревностных почитателей Матфея». Епископ Николай (Ярушевич) также 16 октября 1931 г. подтвердил на допросе в качестве свидетеля, что о. Матфей служил панихиды и на могиле блаженного, и в квартире Любови Матфеевны, а деятельность иеромонаха якобы «носила несомненно политический характер»: «Это была своего рода антисоветская демонстрация, проводимая под прикрытием культа почитателей блаженного Матвея». По словам Владыки, в «культе почитателей» Матфея Татомира «занимал место» и так называемый кружок Зарнекау, по делу которого осенью 1930 г. были арестованы и осуждены известные ленинградские протоиереи Михаил Чельцов и Василий Прозоров