1918 г. в лесу близ Верхне-Синячихинского завода в 11 верстах от г. Алапаевска Пермской губернии погибли Великие Князья Игорь Константинович, Константин Константинович (младший) и последний владелец Павловского дворца Иван Константинович, а 23 января 1919 г. во дворе Петропавловской крепости Петрограда был расстрелян особенно близкий о. Сергию Великий Князь Димитрий Константинович.
В условиях начавшихся гонений и безбожной пропаганды вновь появились разногласия среди братии и нарушения монастырской дисциплины. Видя это, епархиальное начальство писало в пустынь в 1918 г.: «В настоящее время братия св. обители должна усугубить молитву и свой труд, а особенно хранить единение в союзе и являть свое послушание к распоряжению духовной власти и своему настоятелю»[162].
В начале 1919 г. насельники пустыни все-таки изгнали строгого настоятеля, и 17 февраля он подал прошение на имя Петроградского митрополита Вениамина: «Вследствие насильственного отстранения моего от должности настоятеля Троице-Сергиевой пустыни, с запрещением проживания в оной я остался в самом тяжелом и затруднительном положении. Не имея где голову преклонить и надеясь на любвеобильное сердце Вашего Высокопреосвященства, со дерзновением прибегаю к стопам Вашим, Всеблагостный наш Владыко, и смиренно прошу зачислить меня для временного проживания в Александро-Невскую Лавру»[163].
19 февраля архимандриту разрешили временное проживание в обители с условием служить по мере надобности за помещение. 15 апреля 1919 г. о. Сергий подал прошение о зачислении в лаврские священнослужители, и 5 мая Духовный Собор постановил выдать ему за совершение богослужений из братской кружки, так как архимандрит еще не был уволен от настоятельства в пустыни. 1 июня о. Сергию было предложено вести чередные богослужения по распоряжению кладбищенской конторы. Во второй половине 1919 г. новым настоятелем Троице-Сергиевой пустыни был назначен ее наместник игумен Иоасаф (Меркулов), и о. Сергия к марту 1920 г. зачислили в братию Лавры[164].
Однако в том же году архим. Сергий оставил обитель и перешел служить настоятелем в приходскую (ранее приписную к Троице-Сергиевой пустыни) церковь прмч. Андрея Критского, расположенную в километре от вокзала станции Володарская (Сергиево) и в трех километрах от пустыни. Окрестные жители, хорошо знавшие и уважавшие архимандрита по работе в Обществе ревнителей веры и милосердия, помогли ему обустроиться при Андреевской церкви. Духовный наставник великих князей стал близким другом многих простых жителей поселка Володарский. В тяжелые годы гражданской войны, голода и разрухи он сумел создать вокруг себя атмосферу теплого и бескорыстного общения.
Одна из прихожанок Андреевской церкви, В. В. Кудрявцева, знавшая о. Сергия с 1920 г., в 2002 г. вспоминала: «Мы хорошо его знали… Он очень капусту любил, так мы носили ему. Мама посылала… бабушку он… уже в сане епископа отпевал. Наверху, в церкви преподобномученика Андрея Критского, бабушку отпевали, а потом на монастырское кладбище повезли. Епископ Сергий и на кладбище ее проводил. Мы к монастырю подъехали, а навстречу все монахи вышли. Они не бабушку — епископа встречали, а все равно, вот так хорошо и проводили ее»[165].
В первой половине 1920-х гг. архимандрит не играл заметной роли в жизни епархии. Председатель Епархиального совета прот. Михаил Чельцов позднее, в 1928 г., так вспоминал о своем знакомстве с о. Сергием: «С ним я познакомился в 1920 году. Он мне показался скромным, тихим, обиженным, забитым. Я возымел к нему большую симпатию и жалость. Во время его постоянных сетований на тяжесть для него приходской работы, на униженность его положения, опозоренного изгнанием из Сергиевой пустыни, на возможность неприятностей — даже до ареста, от его прежних подчиненных из монастырской братии, — я постоянно всячески старался утешать его. Как-то незаметно для себя сблизился с ним и решился помочь ему. Помощь моя в то время могла состоять только в том, что я старался расположить в его пользу покойного митр. Вениамина в целях возможного возвращения его снова к настоятельству в Сергиевой пустыни»[166].
Вскоре произошли трагические события 1922 г., связанные с кампанией изъятия церковных ценностей. Были арестованы Патриарх Тихон, митрополит Вениамин, отец Михаил Чельцов и многие другие священнослужители. Кратковременному аресту летом 1922 г. подвергался и архим. Сергий. Позднее он так говорил на следствии о своей позиции в это время: «В момент изъятия церковных ценностей я стоял на позиции Патриарха Тихона и считал, что достояние церковное должно быть нерушимо и изъятие церковных ценностей явилось актом грубого насилия и произвола со стороны Сов. власти»[167].
В других показаниях Владыки Сергия содержится интересное свидетельство о действиях Первосвятителя в 1922 г.: «Начало церковно-политического центра организации „Истинное Православие“ положил Патриарх Тихон, который с террасы своей кельи в Донском монастыре кричал епископу Андрею Ухтомскому: „Владыка, посвящай больше архиереев!“ Впоследствии всем епископам, приходящим к нему, он говорил: „Большевики хотят всех архиереев и священников перестрелять. Чтобы Церковь не осталась без епископата, а также без иереев, необходимо посвящать в священство и постригать в монашество как можно больше“»[168].
Обновленческое Епархиальное управление отец Сергий категорически отверг, и приход прмч. Андрея Критского стал одним из учредителей так называемой Петроградской автокефалии, активно боровшейся с обновленцами (в отличие от уклонившейся в раскол братии Троице-Сергиевой пустыни). Во время смуты батюшка проявил себя как твердый защитник канонического строя Церкви, вследствие чего значительно возросло число его искренних почитателей. Со времени пребывания в стенах Александро-Невской Лавры архимандрит имел близкие отношения с ее наместником епископом Петергофским Николаем (Ярушевичем), возглавлявшим Петроградскую автокефалию. После ареста в феврале 1923 г. и отправки в ссылку Владыки Николая, о. Сергий поддерживал его письмами и посылками с продуктами и вещами. В свою очередь, архимандрит, по свидетельству о. М. Чельцова, в первой половине 1920-х гг. «пользовался от него [ей. Николая] заметной ответной благосклонностью»[169].
Освобождение Патриарха Тихона из-под ареста в июне 1923 г. и его возвращение к руководству Церковью вскоре принесли важные изменения в служение о. Сергия. Архимандрит очень высоко оценивал деятельность Первосвятителя, хотя иногда и критиковал его за уступки большевикам: «Мне жаль было Тихона за его раскаянье перед Соввластью, и я считал, что Тихон проявил больше уступчивости чем полагалось»[170].
В 1924 г. исполнялось 30 лет священнослужения архимандрита, и его многочисленные почитатели стали усердно хлопотать о возведении батюшки в сан епископа. По просьбе прихожан в дело активно включился прот. Михаил Чельцов, считавший себя «весьма благодарным» о. Сергию за его регистрацию при церкви при. Андрея Критского после выхода из тюрьмы. Отец Михаил летом 1924 г. несколько раз писал Патриарху, а в конце октября лично просил в Москве Первосвятителя о хиротонии архим. Сергия во епископа, сперва Красносельского, а потом Нарвского.
В поддержку этой просьбы было собрано несколько тысяч подписей. Правда, Епископский совет, возглавляемый епископом Кронштадтским Венедиктом (Плотниковым), возражал против хиротонии. К Владыке прихожане направили особую делегацию, но он отклонил ее ходатайство, «сославшись на то, что нужды в епископе не имеет и что кандидат не соответствует своему назначению… Преосвященный пригласил к себе архимандрита Сергия и упрашивал его не домогаться епископства». 10 ноября, уже после сообщения в Ленинград резолюции Первосвятителя о предстоящей хиротонии архимандрита, Патриарху Епископским советом был послан доклад, в котором, в частности, говорились: «1. Красное Село, куда он назначается, не просит епископа. 2. В сельские приходы (а у Андрея Критского — сельский) доселе епископы не ставились. 3. Неуказание территориального объема власти епископа, а лишь „приходы, которые его признают“ — грозит большими последствиями (несолидарные с другим епископом приходы могут приходить к этому)». В докладе была даже высказана угроза «уклониться от дальнейшего духовного руководства епархии», если о. Сергий будет поставлен епископом на указанных условиях[171].
Однако Святейший Патриарх Тихон, учтя некоторые возражения (в частности, изменив титул), посчитал архим. Сергия достойным хиротонии, вызвал в Москву и 10/23 ноября лично возглавил его хиротонию во епископа Нарвского (до революции Нарва входила в состав Петроградской губернии, и викарные епископы столичной епархии традиционно носили этот титул). Так как кафедру новый Владыка не получил — Нарва по мирному договору 1921 г. была уступлена Советской Россией Эстонии, то он продолжал служить в храме на ст. Володарская, где и жил в доме Мельникова. Ленинградский епископат его вежливо игнорировал, считая неравным себе, малообразованным «простецом»[172]. В частности, ей. Сергия после его возвращения из Москвы не пригласили служить в Лавре 23 ноября/б декабря 1924 г. — в праздник св. кн. Александра Невского.
Ситуация изменилась после ареста в декабре 1925 г. трех из четырех входивших в Епископский совет архиереев. Оставшийся на свободе и вступивший в управление епархией епископ Шлиссельбургский Григорий (Лебедев) в письме предложил ей. Сергию служить, «где он пожелает и куда его пригласят», и сам нередко стал направлять Владыку на богослужения в различные храмы. Чаще всего ей. Сергий в 1926–1927 гг. служил в Троицком Измайловском соборе, храме бывшего Синодального подворья, Покровской церкви на Боровой ул. и особенно в кафедральном соборе Воскресения Христова, с настоятелем которого прот. Василием Верюжским Владыка очень сблизился