Несмотря на противодействие местных властей, еп. Нектарий выезжал в окрестные села и подчинял себе расположенные там обновленческие церкви. В своих проповедях он говорил: «Духовенство сейчас гонимо, пришло время антихристово. Советская власть должна принести покаяние, прекратить репрессии и в корне изменить политику к Церкви»[251].
Когда епископ получил приглашение принять участие в подготовке к обновленческому собору 1925 г., он ответил посланием: «Богомерзкого обновленческого движения отрицаюся и анафематствую оное. Богомерзкий, разбойничий т. н. собор 1923 года в Москве со всеми его постановлениями анафематствую. Со всеми примкнувшими к сему обновленческому соблазну обещаюсь не имети канонического общения. Православные вятичи! Волк в овечьей шкуре, обновленец архиепископ Иосиф обратился к верующим… Блюдите, православные, како опасно ходите. Дние лукави суть». В том же послании еп. Нектарий называл обновленческое духовенство безблагодатным, их таинства — не имеющими силы, а евхаристию — несовершающейся (остаются простые хлеб и вино). Епископ горячо призывал верующих никоим образом не участвовать в обновленческом соборе 1925 г.[252]
С января 1925 г. Владыка окормлял более 40 «тихоновских» приходов. На допросе летом того же года он так описал посещение местного старца иеромонаха Матфея: «Перед отъездом из Яранска я пешком ходил в починок Ерши, который находится на расстоянии 35 верст от города. Там проживает иеромонах старец Матвей. Ходил для того, чтобы посмотреть, как он живет, и отдать ему свой долг».
Отец Матфей ранее был насельником местной Пророчицкой обители, а после ее закрытия в 1921 г. поселился в с. Ершово, где и скончался 18 мая 1927 г. Вокруг старца сплотились православные, не принявшие обновленчества. Поскольку раскольники в то время активно насаждали среди верующих свои взгляды, епископ Нектарий и отправился в Ершово за советом. Уже заполночь он подошел к маленькому домику, скрытому высоким кустарником. «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас», — произнес Владыка у двери. Из-за нее, словно бы епископа давно ждали, послышалось негромкое: «Аминь». Дверь открылась, и о. Матфей в полном монашеском облачении, смиренно испрашивая благословения, встретил Владыку. Подойдя к иконам, епископ осенил себя крестным знамением, а иеромонах тихо воспел: «Мученицы Твои, Господи, во страданиях своих венцы прияша нетленный…» От этих слов у ей. Нектария мороз пробежал по коже. Он не думал, что так скоро получит от старца ответ на все задуманные вопросы. Пением тропаря святым мученикам о. Матфей окончательно утвердил Яранского Владыку в мысли, что ради спасения Церкви и народа Божия ему следует принять венец мученичества. После беседы со старцем и исповеди он вернулся в Яранск[253].
В середине мая епископ ненадолго уезжал в Ленинград, произнеся перед отъездом особенно резкую в отношении обновленцев проповедь. Вскоре после возвращения в Яранск, 25 мая 1925 г., ей. Нектарий был арестован органами ГПУ и заключен в Вятский изолятор специального назначения. Первоначальные конкретные обвинения звучали следующим образом: «Трезвинский все выступления публичные с проповедями религиозными облекал в форму критики советской власти, РКП и всего существующего рабоче-крестьянского строя. 1) Считал в проповедях современное положение временным, предшествующим „страшному суду“, а потому призывал всех не бояться ни мучений, ни гонений, ни пыток со стороны неверующих. 2) Обновленческих епископов провозглашал ставленниками советской власти — еретиками и прохвостами, т. к. они работают в контакте с советской властью. 3) Агитировал, что он не боится ни тюрьмы, ни ссылки и не желает подделываться под новый лад, останется верен Тихону и твердо будет стоять за старый стиль, а потому предложил всем нынешнюю Пасху не праздновать с жидами. 4) Агитировал о том, сколько тихоновских пастырей в ссылках, в тюрьмах за то, что они придерживаются старого и не являются обновленцами, а советская власть последних поддерживает. 5) Агитировал, что лучше старый строй с Богом, чем новый без Бога. 6) В день 8 марта агитировал, что „мы знаем — наши враги следят за нами, так давайте соберемся и торжественным ходом пойдем по улицам, не боясь их, проклятие тем, кто усомнится, не будет нам верить, что мы — служители Бога“. 7) Агитировал о том, что советская школа портит детей, а власть и коммунисты силою оружия хотят задушить религию, а потому призывал народ к твердости, стойкости и отпору врагам из неверующих. 8) На одном из богослужений публично заявил: „Ко мне была делегация, в числе которой почетный старожил, бывший член 4 Государственной Думы (монархист), с предупреждением, даже с угрозой, не трогать в речах власть, но я беспощаден и никаких уступок“. 9) Пытался анафематствовать всех неверующих с разрешения бывш. патриарха Тихона»[254].
На допросах епископ виновным себя не признал и лишь подтвердил свои слова в проповедях, «что мы живем последние времена перед страшным судом, а потому должны быть готовы терпеть и за свою веру гонения и мучения, если б таковые потребовались», а также призывы праздновать церковные праздники по старому стилю и публичный отказ не касаться в своих проповедях обновленцев. В течение месяца органы следствия допросили ряд свидетелей — мирян и священников, и посчитали, что их показаниями «вина» Владыки доказана.
В составленном 30 июня 1925 г. обвинительном заключении говорилось об обвинении «гражданина Трезвинского» в том, «что он, будучи епископом гор. Яранска, при исполнении религиозных обрядов и выступлений использовал таковые в целях: 1) возбуждение крестьянского населения с религиозными предрассудками против рабоче-крестьянской власти, 2) дискредитирование последней в глазах населения, 3) используя епископский сан, являлся организующим монархическим центром в Яранске, 4) произвел насилие над совестью семилетнего мальчика Олега Черных, посвятив его в иподьяконы, 5) с целью уклонения от тылового ополчения, будучи служителем культа, и учета в военных ведомствах умышленно скрывал свой возраст, предъявляя документы о его возрасте на 10 л. старше»[255].
По делу Владыки был привлечен еще один обвиняемый — протоиерей Сергий Иоаннович Знаменский. Однако, зная о предстоящем аресте, он из Яранска скрылся и уехал в Вятку, затем в Москву и в Муром. Там о. Сергий был 7 июля 1925 г. арестован милицией и передан в Вятский губотдел ОГПУ. Приговорен протоиерей был уже по самостоятельному делу 26 марта 1926 г. Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ к 2 годам концлагеря[256].
Следует отметить, что в период пребывания в вятской тюрьме Владыка Нектарий написал и смог передать на свободу еще одно яркое антиобновленческое послание «Реформация», разоблачая «церковные реформы» раскольников: «Многие верующие, преимущественно люди образованные из интеллигенции, не хотят разбираться в том, что несет собою обновленчество, и не видя во внешнем богослужебном обряде никаких изменений, заблуждаясь упорно и наивно, утверждают: Православие и обновленчество все одно и то же, нет никакой между ними разницы, многие и доныне так мыслят. Жалкое заблуждение. Богомерзкий обновленческий собор 1923 г. своими нечестивыми постановлениями ярко и наглядно обнаружил неправославное, душепагубное, раскольническое еретичество всего обновленческого движения. И чего только здесь не натворило это беззаконное соборище! Осудили свят. Патриарха Тихона, лишили его сана монашества. Ввели новый стиль. Допустили брачный епископат, второбрачие духовенства и прочия нарушения церковных канонов, коими постарались обновленцы унизить Христово вечное учение и приспособить его к человеческим слабостям и порокам… Православные, ненавидящие обновленчество! Стойте в вере, мужайтесь, утверждайтесь, закрывайте свой слух от вкрадчивых и обманчивых посланий, волков во овечией шкуре, оставайтесь верными благодатным епископам, не уклонившимся в обновленчество и отвращающимся от него. Окормляйтесь пастырями, чуждыми обновленческого духа и преданными в Бозе почившему исповеднику св. Патриарху Тихону…»[257]
Постановлением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 13 ноября 1925 г. Владыка был осужден на 3 года Соловецкого концлагеря. В начале 1926 г. его доставили в Кемский пересыльно-распределительный пункт (находившийся на Поповом острове в пяти километрах от пос. Кемь), где епископ несколько месяцев ожидал этапа на Соловки. В зимнее время этапов на эти острова не было, и период морской навигации начинался лишь в первых числах июня. В Кемском пункте ей. Нектарий и отпраздновал Пасху 1926 г.
Об этом говорится в воспоминаниях прот. Павла Чухранова: «Шла Пасха. И как хотелось, хотя и в такой затруднительной обстановке, совершить молитвенный обряд… И я решил подготовить свою братию. Повел разговоры с благодушнейшим епископом Нектарием (Трезвинским), епископом Митрофаном (Гриневым), епископом Рафаилом (Гумилевым) и епископом Гавриилом (Абалымовым)… Однако только архиепископ Иларион (Троицкий) и епископ Нектарий согласились на Пасхальную службу в незаконченной пекарне, где только одни просветы были прорублены — ни дверей, ни окон. Остальное епископство порешило совершить службу в своем бараке, на третьей полке, под самым потолком, по соседству с помещением ротного начальства. Но я решил пропеть Пасхальную службу вне барака, дабы хотя бы в эти минуты не слышать мата.
Сговорились. Настала Великая Суббота. Нас постигло новое испытание. Последовало распоряжение коменданта ротным командирам не допускать и намеков на церковную службу и с восьми часов вечера не пускать никого из других рот. Однако я настаивал: все же попытаемся в пекарне совершить службу. Епископ Нектарий сразу согласился, а архиепископ Иларион нехотя, но все же попросил разбудить в двенадцать часов.