Сама Любовь Ивановна Жижиленко была глубоко верующим человеком. Она родилась в 1867 г. в Витебске в дворянской семье, окончила Высшие женские курсы, была педагогом по специальности и в 1906–1917 гг. — активным членом кадетской партии (с 1908 г. даже являлась председателем отделения этой партии в Коломенском районе Петербурга). В начале 1920-х гг. Любовь Ивановна училась в Петроградском Богословском институте до его закрытия (в 1923 г.) и с этого времени состояла в знаменитом религиозно-философском кружке «Воскресенье». В марте 1929 г. она была арестована по делу «Воскресенья» и 22 июля того же года приговорена условно к заключению в концлагерь. На допросе Любовь Ивановна в числе родственников упоминала Владыку Максима. В дальнейшем Л. И. Жижиленко входила в тайную общину монахини Анастасии (Платоновой), была арестована 22 декабря 1933 г. по делу «евлогиевцев» и осуждена 25 февраля 1934 г.[335]
М. А. Жижиленко пользовался известностью в Москве как «таганский старец», и с его именем было связано много легенд. «Передавали, между прочим, что сам Патриарх Тихон якобы указал на него как на будущего Патриарха Православной Церкви в освобожденной России. Слух этот имеет основание лишь в том, что он пользовался горячей любовью первого Местоблюстителя Патриаршего престола, который лично хорошо его знал и, по всей вероятности, высказывал где-нибудь свое мнение о епископе Максиме, как достойнейшем кандидате на Патриарший престол»[336].
Некоторые легенды и версии даже перешли в современные научные издания. Так, в капитальном труде «Акты Святейшего Патриарха Тихона» указано, что М. А. Жижиленко в начале 1920-х гг. тайно принял священство, затем был сослан на три года на север, но по благословению Патриарха Тихона при его жизни принял тайное монашество, уже в 1924 г. был хиротонисан во епископа Овручского и даже в 1924–1925 гг. временно управлял Житомирской епархией[337]. Все эти утверждения опровергаются архивными документами. Из архивно-следственного дела Владыки Максима видно, что в первый раз он был арестован в 1929 г., в 1922–1928 гг. проживал в Москве и никакого отношения к Житомирской епархии никогда не имел.
После смерти Патриарха Тихона Михаил Александрович неоднократно ездил к знаменитому старцу иеросхимонаху Зосимовой Пустыни Алексию (в миру Федору Александровичу Соловьеву), скончавшемуся 2 октября 1928 г., который занял непримиримую позицию в отношении политики митрополита Сергия (Страгородского). Духовным же отцом М. А. Жижиленко был известный деятель русского религиозного возрождения начала XX века, популярный церковный проповедник и писатель протоиерей Валентин Свенцицкий, с 1926 г. служивший настоятелем церкви «Никола Большой Крест» на Ильинке.
Именно о. Валентин первоначально возглавил иосифлянские приходы Москвы и 12 января 1928 г. отправил Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию резкое письмо о разрыве общения с ним: «Сознавая всю ответственность перед Господом за свою душу и за спасение душ вверенной мне паствы, с благословения Димитрия (Любимова), епископа Гдовского, я порываю каноническое и молитвенное общение с Вами и с организовавшимся при Вас совещанием епископов, незаконно присвоившим себе наименование „Патриаршего Синода“, а также со всеми, находящимися с Вами в каноническом общении… И „Живая Церковь“, захватившая власть Патриарха, и григорианство, захватившее власть Местоблюстителя, и Вы, злоупотребивший его доверием, — вы все делаете одно общее, антицерковное обновленческое дело, причем Вы являетесь создателем самой опасной его формы, так как, отказываясь от церковной свободы, в то же время сохраняете фикцию каноничности и Православия. Это более чем нарушение отдельных канонов! Я не создаю нового раскола и не нарушаю единства Церкви, а ухожу и увожу свою паству из тонкой обновленческой ловушки…»[338]
Одновременно со своим духовным отцом отделился от митрополита Сергия и М. А. Жижиленко. 19 мая 1928 г. он выехал в Ленинград к епископу Димитрию (Любимову) вместе со служившим в церкви «Никола Большой Крест» иеродиаконом Никодимом (Меркуловым). На следующий день Владыка Димитрий рукоположил в кафедральном соборе Воскресения Христова о. Никодима во иеромонаха, а М. А. Жижиленко во диакона. 21 мая в том же храме епископ рукоположил о. Михаила во священника, после чего его поздравил один из руководителей и «идеологов» иосифлянского движения профессор М. А. Новоселов, с которым М. Жижиленко таким образом впервые познакомился.
Позднее на допросе в январе 1931 г. епископ Максим говорил об этом так: «После смерти моей жены в 1910 г. меня все время влекло уйти от мирской жизни в монашество, но прежнее состояние монастырской жизни меня не устраивало. Меня влекло на Афон, в Грецию, но туда мне попасть не удавалось. После пережитого мною на фронте войны, где я стремился попасть в полк, чтобы этим самым, возможно, покончить свою жизнь, но мне этого также не удалось, у меня еще больше стало желание удалиться в другой духовный мир. Работая врачом в Таганской тюрьме, я в 1927 г. был сильно болен и врачами почти что был приговорен к смерти. В марте месяце 1928 г. я решил собороваться и дал обет, что если я поправлюсь, то приму сан священника. После соборования я стал быстро поправляться и, оправившись от болезни, решил посвятиться… Поехал я посвящаться к Димитрию Гдовскому потому, что я его считал действительно православным епископом. Убеждение о том, что Димитрий Гдовский является действительно православным епископом, я получил после наших бесед с моим духовником, священником Валентином Свенцицким, который был в общении с Димитрием Гдовским и который меня убеждал в том, что митр. Сергий, являясь руководителем Православной Церкви, в своих действиях как бы заигрывает с властью, старается Церковь приспособить к земной жизни, но не небесной».
Вернувшись в Москву, о. Михаил продолжил работать врачом в больнице Таганской тюрьмы, но, по его словам, «в душе носил сан священника». Решив принять монашеский постриг, он в сентябре вновь приехал в Ленинград и высказал свое желание Владыке Димитрию, который через несколько дней тайно постриг его в мантию с именем Максим в честь преподобного Максима Исповедника. Меньше чем через месяц, в начале октября, епископ Гдовский прислал отцу Максиму письмо с предложением приехать для архиерейской хиротонии в «северную столицу». Иеромонах сразу же выехал и 12 октября 1928 г. был тайно хиротонисан во епископа в небольшой церкви ев. Александра Ошевенского на северной окраине города (Пискаревке) епископами Димитрием (Любимовым) и Сергием (Дружининым)[339].
Ко времени хиротонии Владыки Максима его духовный отец прот. Валентин Свенцицкий был уже арестован (19 мая 1928 г.) и сослан на три года в сибирский город Канск. После этого настоятельство в храме «Никола Большой Крест» принимали бывшие прихожане о. Валентина, которых рукополагал ей. Димитрий (Любимов). Служили эти священники недолго, их быстро арестовывали и ссылали. Первым из них был арестован о. Алексий Никитин, затем о. Никодим (Меркулов), о. Максим, о. Измаил Сверчков, о. Георгий Смирнов и о. Иосиф[340].
Первоначально свою хиротонию епископ Максим держал в тайне и лишь написал об этом в ссылку своему духовнику. В письме от 20 октября 1928 г. иеромонаху Никодиму (Меркулову) о. Валентин так описывал сложившуюся ситуацию: «Дорогой о. Никодим! Рад от всей души, что Вы остались по-прежнему в послушании, и благодарю Господа, что Он помог Вам освободиться от вражеского нападения.
Я получил письмо от е[пископа] Максима и сегодня же отвечаю ему. Его епископство — воля Божия. Не будем судить никого. Но будем блюсти благо Церкви. Имейте в виду следующее: о. Максим возведен в сан епископа, но он не епископ Московский, и без согласия московских православных церквей и не может быть назначен Московским, так как отсутствует Местоблюститель, единственно правомочный сделать это. Таким образом, сан его чтите, но ни в коем случае никаких распоряжений не исполняйте. Сегодня я пишу обо всем и епископ [у] Димитрию. Если мне не удастся достучаться до сердца еп[ископа] Максима, и он когда-либо будет домогаться кафедры Московской — я буду всемерно стоять за неприятие его нашим храмом для Москвы и надеюсь, что Воздвиженский и Грузинский храмы будут с нами единомысленны.
Имейте в виду еще, что я всем духовным чадам своим, ушедшим к е[пископу] Максиму, предложил вернуться к Вам, и Вас прошу, если у Вас кто-либо с Вашего благословения ушел к о. Максиму, сказать им, что считаете это по некоторым обстоятельствам неполезным и предлагаете им вернуться к Вам. Дорогой о. Никодим, прочтите, пожалуйста, это письмо всем членам причта, если для них епископство М[аксима] не секрет, и скажите, что по отдельным вопросам, о которых они писали, отвечу каждому в отдельности. Если епископство секрет для них — тогда не читайте»[341].
О. Валентин ошибался, Владыка Максим не собирался принимать титул епископа Московского (который может носить только Первосвятитель Русской Православной Церкви). Его дальнейшая церковная деятельность оказалась связана с расположенным в Московской области г. Серпухов. Этот город в то время играл немаловажную роль в истории Церкви, именно здесь особенно остро проходила борьба разных церковных позиций духовенства и жизненных установок верующих. Среди мирян города еще в 1926 г. возникло острое недовольство действиями Заместителя Патриаршего Местоблюстителя в связи с переводом в г. Рыльск епископа Алексия (Готовцева). Делегации верующих дважды просили митр. Сергия (Страгородского) оставить ей. Алексия в Серпухове, но получили резкий отказ.