[382]. Это послание было получено в северной столице 12 февраля, и на следующий день Владыка Григорий прокомментировал его в своем слове к верующим таким образом, что никакого раскола нет, а лишь — административная автономия, и если в послании митрополита он назначается наместником Лавры, то и так уже не один год состоит им. Таким образом, епископ не присоединился открыто к митр. Иосифу, но и не отрекся от него. Следует упомянуть, что в начале 1928 г. Владыка Григорий освятил восстановленный придел при. Нила Столобенского в старейшем храме северной столицы — Троице-Петровском соборе.
8 марта митрополит Серафим приехал в Ленинград и уже 10 марта посетил Лавру и беседовал с насельниками. На следующий день епископ Григорий прислал Владыке письмо, что он «душевно желает единения с Церковью, но не ориентируется на определенных личностей». В ответ митрополит упрекнул наместника Лавры в том, «что он, видимо, духовно заболел», и чтобы вылечиться, просил «приехать служить вместе». Однако епископ Григорий не приехал. Вступив в определенный конфликт с митрополитом Серафимом, наместник Лавры попытался убедить в правильности своих действий Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и 12 марта встретился с ним в Москве. Беседа закончилась для епископа Григория неудачей, и на следующий день он обратился к митр. Сергию с заявлением:
«Ваше Высокопреосвященство, глубокочтимый Владыко!.. Так как линия моего церковного поведения и руководства в направлении укрепления единства Церкви вне ориентировки на личности учитывается Вами как ошибочная, а я считаю ее в условиях данного момента здешней церковной жизни единственно мудрой, и так как результаты этой линии расцениваются Вами как углубление смуты, между тем как я считал таковые локализациею смущения, то единственным выходом для меня остается удаление от дальнейшего руководства церковной жизнью.
Мне очень тяжело, глубокочтимый Владыка, огорчать Вас отказом воспринять Ваши советы. Наш вчерашний разговор был предметом моего тщательного продумывания, и я пришел к одному решению: настоящим я повергаю перед Вами просьбу освободить меня от несения обязанностей Вашего наместника по Св. Троицкой Александро-Невской Лавре и снять с меня руководство Шлиссельбургским и Детскосельским викариатством с увольнением на покой.
Четыре с половиной года пребывания на служении здесь, четыре с половиной года почти сплошных страданий, выучили меня ходить и определяться только состоянием по совести перед Лицом Божиим. И теперь моя совесть спокойна. Пусть меня судит Господь.
Конечно, не скрою: мое больное сердце рвется от новой непосильной боли. Я вижу, что ухожу от своей паствы в горький час церковной жизни. Я покидаю Лавру, которой отдал свою душу, где было пролито столько слез, пережито столько горя, но где вместе с тем осязалась невидимая милосердная рука Божия, где молитвы были от сердца, где обвевало веянием нарастающего единения и любви и где я отдыхал душой, сливаясь в молитве с сердцами своей паствы, так любившей Лавру. Я покидаю горячо любимый мною клир, всегда воздававший мне не по заслугам — своею преданностью, любовью и послушанием. Разве я могу забыть совсем недавние дни, когда клир явил мне великое доверие и удержал верующих в церковном единстве…
Еще раз прошу простить меня, глубокочтимый Владыко, если я приношу Вам огорчение. Помолитесь, чтобы Господь укрепил мои силы в мужественном перенесении нового испытания тяжелого разрыва со служением Св. Церкви, которому я отдал все силы и все разумение, и тяжелого разрыва с лаврской братией, клиром и всей своей паствой, с которыми я молился, скорбел, радовался, сроднился, полюбил, для которых стал своим и которых воспринимал как тепло, как родных, как Богом мне врученных…»[383]
Просьба об увольнении на покой не была принята, и епископ Григорий остался на посту наместника Лавры. Он еще около месяца не служил вместе с Владыкой Серафимом, вплоть до Пасхи (она праздновалась в середине апреля 1928 г.). В Пасху за вечерей в Троицком соборе Лавры на великой ектении архидиакон Товия (Кислый) по указанию священноархимандрита впервые помянул митрополита Сергия, но произошло это без разрешения ей. Григория, и он позднее сделал архидиакону замечание и запретил поминать Заместителя Патриаршего Местоблюстителя на сугубой ектении. В конце апреля-начале мая Владыка Григорий не разрешил служить в храмах обители приехавшему на несколько дней в северную столицу для борьбы с иосифлянами бывшему управляющему Петроградской епархией епископу Мануилу (Лемешевскому).
В апреле 1928 г. наместник Лавры написал второе обширное послание митрополиту Сергию, в котором говорил о борьбе «своей» аскетически настроенной группы духовенства с обмирщением Церкви и в этой связи и о непоминовении Заместителя Патриаршего Местоблюстителя. С другой стороны, епископ Григорий порицал и отошедших от митр. Сергия епископов и пресвитеров как прямолинейных экзальтированных людей. Это послание распространялось среди верующих и вызвало появление в начале мая в «церковном самиздате» ответного письма анонимного «православного клирика» — сторонника иосифлян, порицавшего Владыку Григория за его «двойственность»: «Ваше Преосвященство… Если попадет Ваше письмо в руки м. Сергия, он возьмет и скажет: „У, какое длинное. Ишь как расписался, видно, ему в Лавре нечего делать“. Потом, проглядев его своими умными, проницательными глазами, бросит на стол и, хитро улыбнувшись, обратится к епископу-секретарю: „Хитер, хитер, и иосифлян не похвалил, и нам сделал грозное, но почтительное внушение, и себя обелил — и цел останется, и народ его не осудит“. Лаврские барыни с умиленной и значительной улыбкой будут передавать друг другу тетрадочку, а на другой день будут обмениваться впечатлениями: „Ну как Вам понравилось? — Чудесно, чудесно. — Ведь он это писал только для своих близких. — Да это и чувствуется, он так хорошо понял, что мы чувствуем, что мы переживаем, бедный, он и сам так страдает… Помните, какое у него было лицо, когда он служил на Пасху с митр. Серафимом и поминали м. Сергия. Он был бледен, как полотно, он даже нас не заметил, когда благословлял. Он так страдал, так страдал. Бедный наш Владыка. И все это он терпит ради нас — и никого, никого не осуждает“…
А некоторые, прочтя Ваше письмо, с болью в сердце скажут: „Тот ли это епископ Григорий?.. Сколько здесь лукавства и недоговоренности“. Так, простите, Владыко, смею думать и я. Да, Владыко, тонкой мглой лукавства окружили Вы себя со дня формального отхода ей. Димитрия от м. Сергия. И с той поры от каждого Вашего слова, обращенного к вопрошающим, веет двойственностью. На это жаловались горько многие пастыри, прежде близкие Вам, а теперь с недоумением глядящие на происшедшую в Вас перемену. Сколько раз Ваши неясные речи вызывали слезы преданных Вам игумений и монахинь…
Владыко, Вы напрасно думаете, что, не поминая м. Сергия, с его собственного разрешения и служа с сергианскими епископами только в Пасху или в своей епархии, а не в Лавре, отвергая внешне приказы м. Сергия, как, например, публичное осуждение отошедших, а исподволь исполняя их, Вы оградите себя от Суда Божия и суда православных людей. Между Вами и сергианами давно не делается никакого различия. Если не против предателей, то, значит, молчаливо, но с ними…
Всколыхните же, Владыко, эту мглу, которая Вас окружает, и все более и более превращается в сергианские тучи, и пусть над Вами засияет ясное небо православного исповедания. Простите, Господа ради, если что-нибудь в моем письме оскорбит Вас»[384].
Далеко не все понимали занятую наместником Лавры позицию. Владыка Григорий был не согласен со многими поступками митрополита Сергия и старался убедить его изменить избранный курс церковной политики. С другой стороны, епископ не хотел нового болезненного разделения в Русской Православной Церкви, желательного для безбожных властей и провоцируемого ими. Поэтому-то он и не присоединился открыто к иосифлянам, хотя был лично близок со многими «истинно-православными» священнослужителями и в некоторых делах поддерживал их. По словам прот. Петра Белавского, именно епископ Григорий убедил его перейти к иосифлянам[385].
Следует отметить, что ей. Григорий своим авторитетом сдерживал переход к иосифлянам значительной части насельников Лавры и членов приходского совета храмов обители. Этого перехода опасался митрополит Серафим и поэтому далеко не сразу принял предложения о необходимости перевода епископа из Ленинграда. И все же вечером 4 мая Владыка Серафим уехал в Москву, где, видимо, после его беседы с митр. Сергием, был подписан указ о переводе Владыки Григория на кафедру в Феодосию, викарием Таврической епархии. Епископ правильно понял неожиданный для него майский указ, как замаскированную форму ссылки и не принял нового назначения, вновь написав заявление об оставлении поста наместника Лавры. По словам самого Владыки Григория, «я просился уволить меня на покой не по слабому здоровью, а по причине расхождения в понимании церковной жизни епархии и ее нужд». Увольнение епископа от должности наместника произошло вопреки «просьбам Лавры и районов… об оставлении»[386]. 26 мая ей. Григорий в первый раз обратился в ГПУ с просьбой разрешить, вопреки подписке о невыезде, выезд из Ленинграда «на лечение ввиду болезненного состояния»[387].
В начале июля 1928 г. новым наместником Лавры Заместитель Патриаршего Местоблюстителя назначил вдового протоиерея Николая Ксенофонтовича Либина, постриженного в монашество 6 июля митр. Серафимом с именем Амвросий и возведенного на следующий день в сан архимандрита[388]. При вступлении архим. Амвросия в должность наместника не обошлось без конфликтов. Приходские советы лаврских храмов не хотели его принимать и выступали за оставление Владыки Григория. В конце июля в Москву к митр. Сергию ездила депутация от Лавры и Детского Села (г. Пушкина) с просьбой оставить епископа на посту наместника, но получила отказ. В этих обстоятельствах епископ Григори