й, «оставаясь верным себе… не выступил против митр. Сергия и придерживался выжидательной тактики, дабы не разжигать полыхавший раздор». 12 июля, в день святых Апостолов Петра и Павла, он совершил последнюю службу в Гатчинском соборе св. Апостола Павла, простившись с местной паствой.
Подобная последняя служба с прощальным словом в Детском Селе состоялась 23 июля — в Екатерининском соборе. Когда диакон провозгласил многолетие Ленинградскому митрополиту Серафиму и епископу Григорию, Владыка неожиданно сказал: «Возлюбленные братья, мой перевод в Таврическую епархию совершился распоряжением митрополита Сергия и помогающего ему так называемого Патриаршего Синода. Я этот перевод принимаю как монашеское послушание, посылаемое мне по воле Божьей. Во изъявление этого послушания, во изъявление того, что никакого неприязненного чувства у меня к митр. Сергию нет, во изъявление того, что все мое церковное поведение диктовалось мне исключительно интересами Церкви, — я возношу мои молитвы за митрополита Сергия: Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию — многая лета!» Согласно записи его духовной дочери, «сказал тихо, отвернулся, помолился за своего и нашего обидчика, и потом высоко благословил Крестом под радостное и громкое многолетие»[389].
27 июля епископ Григорий служил в Евдокиевской церкви Александро-Невской Лавры, 28 июля — в Никольском соборе г. Шлиссельбурга, 30 июля — в Тихвинской церкви на станции Сиверская, 2 августа — в соборе Лавры, а 3–4 августа — в церкви Марии Магдалины г. Павловска. И всюду за архипастырем ездили его преданные духовные дети.
23 июля/5 августа 1928 г., в день праздника иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте», Владыка совершил последнюю службу в Свято-Троицком соборе Лавры и произнес собравшимся богомольцам «Прощальное слово к петроградской пастве»: «Возлюбленные братья! Почти пять лет тому назад Святейший Патриарх и наш общий отец, блаженный Тихон, прислал меня сюда и благословил этою иконою. Тогда на ней были камни других цветов: голубой, напоминающий безоблачное небо, и зеленый — цвет надежды. Здесь же те камни переменили и вставили эти, похожие видом своим на слезы, и эти камни явились символом всего моего пребывания здесь, потому что все оно представляет собой длинную, мрачную, тяжелую цепь страданий, которые почти без просвета, тянулись дни, недели, месяцы, и только изредка, как искорки, мелькают в них минуты покоя. Моя жизнь здесь началась скорбью, кончает слезами, но да будет воля Божия! Им я не был оставлен, и неслучайно моя последняя служба в этом храме совпала с празднованием иконы Божией Матери „Всех скорбящих Радосте“. Пресвятая Богородица, приими меня под покров Свой!
Возлюбленные братья! В скорби моей моим счастием были вы. Вы были моими утешителями, моею радостью, моим оправданием пред Богом, моим блистающим венцом. В моем страдании я не был одинок. Вы мне сострадали, вы лили за меня слезы. Вы молились за меня день и ночь. И если Бог приведет меня теперь побывать на могиле Святейшего, я могу сказать, что — хотя и мысленно — возвращаю ему его камни, потому что надежда, с которой посылал он меня сюда, сбылась: пастырь и паства здесь — одно неразрывное целое; ясное голубое небо нашего духовного единения было все время безоблачно, и никакая человеческая злоба не могла омрачить его. Проводите меня своей молитвой. Сейчас я совершу в этом соборе последнюю евхаристическую жертву за вас и преподам святым именем Божьим мое последнее благословение вам. Мой путь здесь обрывается. Он начат скорбью, кончается слезами. Да будет воля Твоя. Аминь»[390].
7 августа епископ отслужил последнюю обедню для духовенства Шлиссельбургского уезда в Николо-Феодоровской церкви Лавры. После этого Владыка Григорий дал слово митрополиту Серафиму больше в храмах епархии не служить и исполнил его. Также 7 августа епископ сфотографировался с монастырской братией во дворе Лавры, а на следующий день был вызван в ГПУ, где имел неприятную беседу. Он по-прежнему находился под подпиской о невыезде по делу Богословско-пастырского училища и поэтому не мог покинуть город, как того хотел. 8 августа Владыка вновь написал заявление в ГПУ о разрешении выезда, указав, что «сейчас он по служебному положению должен оставить Ленинград»[391]. 15 августа еп. Григорий устроил прощальное чаепитие для своих ближайших духовных детей, но разрешение на выезд получил только через полторы недели.
28 августа, видя, что ситуация для него не меняется в лучшую сторону, епископ окончательно простился с паствой, сказав о своем уходе, как «невольном и вынужденном», и на следующий день уехал в Коломну, откуда через несколько дней написал духовной дочери: «Ищу одного, чтобы Господь помог мне укрепиться в добре. Доходят до меня разные слухи. Скорблю, когда во зло употребляют мое имя. Я ничего не ищу». В родном городе Владыка прожил около трех лет. Отойдя от активной церковной деятельности, он начинает писать богословские труды. Весной 1929 г. епископ задумал очерк о мистическом восприятии христианства, в 1931 г. приступил к своему главному труду — «Евангельским образам» («Дневнику размышлений над Евангелием»). В это же время, работая сторожем на птицефабрике и в других местах, ей. Григорий собирал свои проповеди и вел активную переписку с духовными детьми (в основном, прихожанами лаврских храмов), наставляя их жить по-православному[392].
В конце сентября 1931 г. Владыка переехал в Москву, где служили священниками его братья. Проживая у родственников, ей. Григорий продолжал работать над своими трудами. В столице имелось больше возможностей достать необходимую богословскую литературу, однако из соображений безопасности епископ был вынужден в сентябре 1932 г. переехать в пос. Жаворонки Озерского района Московской области, где снял две комнаты в доме В. А. Попендик. Новое пристанище оказалось еще более кратковременным, местные власти пригрозили владелице дома, и она отказала от квартиры. Тогда, в марте 1933 г. ей. Григорий переехал в г. Кашин (ныне Тверская область), где проживал вплоть до своего ареста в 1937 г. Братья помогали епископу материально, около года (с мая 1933 г. — по апрель 1934 г.) у него в Кашине жила жена брата — протоиерея Константина Лебедева Людмила Алексеевна, высланная из Москвы за пределы стокилометровой зоны после ареста мужа. Домашнее же хозяйство Владыки вела его духовная дочь с 1924 г., бывшая прихожанка лаврских храмов Нина Александровна Слепушкина, приехавшая в 1932 г. из Ленинграда в Москву, а затем проживавшая со своим пастырем в Жаворонках и Кашине[393].
Епископ жил в Кашине довольно уединенно, сначала на Рудинской ул., а с лета 1935 г. — в доме Гавриловой на Калязинской ул., 23, лишь один раз, в марте 1934 г., съездив в Москву для лечения зубов. Он продолжал писать свои богословские труды, завершив «Благовестие святого Евангелиста Марка» и «Благовестие святого Евангелиста Луки». В феврале 1934 г. ей. Григорий писал духовной дочери: «Начал чтение и систематизацию сочинения Андрея Критского», завершив эту работу через три месяца. В дальнейшем Владыка работал над толкованием молитвы при. Ефрема Сирина и т. д., отмечая в одном из писем: «Я забываюсь только за своими занятиями… А работается, милостью Божией, легко и охотно». В работе епископу помогали его духовные дочери, постоянно приезжавшие из Ленинграда. Они привозили необходимую литературу и увозили для перепечатки и хранения написанное. Особенно помогали ей. Григорию сестры Вера и Александра Титовы (в монашестве Сергия и Германа), сохранившие многие произведения и десятки писем своего духовного отца. В 1935–1936 гг. в Кашин неоднократно приезжали знавшие Владыку, как и Титовы, по Александро-Невской Лавре с 1924 г., работавшие в Ленинграде машинистками (и перепечатывавшие труды ей. Григория) Зоя Богданова и Мария Постникова. Почти все посещавшие Кашин другие почитатели епископа также познакомились с ним в Лавре в середине 1920-х гг.: врач Е. П. Башкирова, буфетчик М. С. Новиков и его жена Г. М. Новикова, сестры Красновы — Александра и Мария (они записывали проповеди Владыки), пенсионерка А. А. Трофимова, счетовод А. И. Казина, секретарь бюро по изобретательству Е. В. Померанцева и пенсионерка К. А. Моржецкая. Лишь с П. В. Курзиной епископ был знаком с 1924–1925 гг. по Детскому (Царскому) Селу, где она состояла членом приходского совета Екатерининского собора. Со всеми этими духовными детьми Владыка вел регулярную переписку[394].
Из местных жителей в домике на Калязинской, 23, чаще других бывали медсестра Е. Г. Боброва и ее муж фельдшер А. А. Бобров, старые лаврские богомольцы. Они помогали ей. Григорию в устройстве хозяйства и оказывали ему медицинскую помощь. Изредка у Владыки бывали кашинские священнослужители: настоятель собора протоиерей Михаил Соколов, священник Покровский и священник Петропавловской церкви, высланный ранее из Москвы о. Владимир Кудрин. Несколько раз заходили и проживавшие в Кашине бывшие насельники Московского Свято-Данилова монастыря иеромонахи Исаакий (Бабиков) и Антоний (Савин), которого Владыка в начале 1937 г. намечал избрать своим духовником, а также монахини Манефа и Анфиса.
Однако чаще всего из священнослужителей он общался с бывшим насельником Александро-Невской Лавры иеромонахом Матфеем (Челюскиным). Приговоренный в 1931 г. к 3-м годам концлагеря о. Матфей до осени 1933 г. отбывал срок в Беломоро-Балтийском лагере на строительстве канала, а затем еще 3 года жил в ссылке в г. Петропавловске (Казахстан). Сразу же после освобождения в сентябре 1936 г. иеромонах приехал в Кашин по приглашению его давних знакомых по Лавре Бобровых, входивших ранее в кружок почитателей блаженного Матвея Татомира. Посетив бывшего настоятеля Лавры, о. Матфей рассказал ему о своем пребывании в заключении и спросил совета «по какой линии… продолжать жизненный путь». В конце сентября иеромонах ездил в Ленинград к митрополиту Алексию по вопросу подтверждения сана и устройства на приход в городе на Неве, но получил отказ. Митрополит сказал, что в Ленинграде мест нет, а для подтверждения сана нужно письменное свидетельство еп. Амвросия (Либина), рукополагавшего о. Матфея в 1930 г. Хотя Владыка Амвросий уже проживал в ссылке в Саратове, он вскоре прислал по почте свое свидетельство, и иеромонах в декабре 1936 г. вторично побывал в Ленинграде, где встретился с епископом Николаем (Ярушевичем). Сан о. Матфея был подтвержден, но устраиваться на приход ему посоветовали в Калининской епархии, что иеромонах и сделал, начав в феврале 1937 г. служить в церкви с. Хабоцкое Краснохолмского района