Несомненно, что о. Михаил был бы расстрелян, как архим. Клавдий, если бы не счастливая случайность. Сохранились воспоминания самого священника о его аресте (в изложении духовных детей): «По пути в тюрьму, в „воронке“, следователь вдруг сказал арестованному о. Михаилу: „Михаил Васильевич, какой Вы счастливый!“ „Большое счастье — в тюрьму везут“, — отвечал о. Михаил. Оказалось же, что вчера, 18 января, произошел прорыв блокады, и смертная казнь по этому случаю была отменена! „Если бы Вас успели арестовать еще вчера утром, то непременно бы расстреляли“, — пояснил следователь»[483].
Судебное заседание Военного трибунала войск НКВД Ленинградского округа и охраны тыла Ленфронта состоялось 13 марта 1943 г. На этом суде М. Рождественский так объяснил свое негативное отношение к пожертвованиям верующих в Фонд обороны: «К советской власти я был настроен не сочувственно, говоря против сбора добровольных пожертвований на вооружение, я этим преследовал свои религиозные убеждения. Я думал, что, давая средства на вооружение, я этим поддерживаю советскую власть, у меня были свои идеологические убеждения, вследствие которых я устранился от активной помощи. В первую империалистическую войну Церковь и государство были едины, а сейчас Церковь и государство отделены, почему тогда священники должны играть активную роль? Защищать свое Отечество с оружием в руках, как священник, я не могу». При этом о. Михаил категорически отверг обвинение в сочувствии фашистам: «Успехам немецкой армии я не радовался, т. к. немцы принесли бы религии не лучшее, а худшее, и если бы я ждал немцев, то мог бы остаться в Стрельне, когда они подходили»[484].
Другая обвиняемая, А. Севастьянова, на суде показала, что, когда она на работе сдала деньги в Фонд обороны и поделилась этим с о. Михаилом, он на такое признание ей ничего не сказал. Севастьянова также призналась, что критически говорила знакомым о современной жизни: «С тех пор как свергли царя — Помазанника Божьего, от земли отступила благодать, на людей пошло гонение, церкви все позакрывали, и началась тяжелая жизнь…все трудности даются Богом, и их нужно воспринимать, как кару Господню». В этот же день, 13 марта, трибунал приговорил М. Рождественского и А. Севастьянову к 10 годам лагерей с последующим поражением в правах на 5 лет, а Н. Крупенникову — к 7 годам заключения в лагерь и поражением в правах на 3 года. Отец Михаил отбывал срок заключения в Коми АССР под Воркутой[485].
В 1953 г., после истечения прежнего срока заключения, батюшке «на основании лжесвидетельства» добавили еще 10 лет. В это время он находился в Абези. Вскоре умер Сталин, и начался пересмотр прежних дел. Приехавшая в Воркутлаг комиссия, отметив дистрофическое состояние 52-летнего заключенного, определила «отпустить его на поруки» к детям. Лишь после того, как сын о. Михаила Сергей Рождественский, живший в г. Печора Коми АССР, приехал и оформил необходимые документы, батюшка 7 октября 1955 г. был освобожден из лагеря. Два года ему пришлось жить в Печоре в землянке, тайно служить в домовой церкви и регулярно отмечаться у оперуполномоченного. В 1957 г. батюшка смог наконец переехать из лагерных мест в Брянскую область, где по-прежнему оставался под надзором властей. Несмотря на нелегкую жизнь, хозяйственные заботы, о. Михаил неопустительно совершал на дому богослужения. В 1962 г. — в период «хрущевских гонений» на Церковь — вновь нависла угроза репрессий. К священнику пришли с обыском: искали рацию и пытались обвинить в убийстве одной старушки. Когда проводившие обыск не нашли ничего, что можно было бы поставить в вину пожилому иерею, они, уходя, сказали: «Молись — хоть лоб разбей. Но чтоб не было ни одного человека. А если застанем — обижайся на себя!» Служение на дому пришлось временно прекратить. Два раза в год о. Михаил уезжал — как будто к сыну — а на самом деле совершать требы в различных местах, так как катакомбных священников в стране оставалось все меньше. «Необходима была великая осторожность, чтобы и сына не подвести. Поэтому не знали, как войти, как выйти из дома, чтоб никто не видел — все делалось под большим страхом»[486].
Из Брянской области батюшка ездил на Северо-Запад России, в Поволжье (в частности, соборовал в г. Бугульма катакомбного иеромонаха Евгения (Ушакова)), на Украину и в Белоруссию. Проживавшая в Липецкой области истинно-православная христианка Алевтина Владимировна Белгородская вспоминала о некоторых наставлениях о. Михаила: «Ваш подвиг был очень хороший, как монашеский, любовь была, но только недоставало вам священников… В советскую церковь ходить нельзя, потому что Декларацию подписали…; там, в советской церкви, вы погибнете, а здесь спасетесь, потому что кто в советскую церковь ходит по незнанию, тот может быть и получает благодать, а кто, зная, приобщается, то это в осуждение. Но не все погибнут там, и не все спасутся здесь, на Суде будут дела спрашивать и любовь… Пока я жив, со мной, а потом, если Господь время продлит, то Он вам пошлет священника православного»[487].
Во время богослужений батюшка неизменно совершал возношение имен Первоиерархов Русской Православной Церкви за границей. Он приветствовал решение Зарубежного Архиерейского Синода о восстановлении в 1982 г. на территории СССР церковной иерархии, не признававшей Московскую Патриархию, и даже дал согласие на свою епископскую хиротонию (к этому времени о. Михаил уже давно овдовел). Однако, по ряду причин, тайно хиротонисан во епископа Тамбовского и Моршанского для катакомбных общин был архимандрит Лазарь (Журбенко), которого о. М. Рождественский, по одним сведениям, признал, а по другим — нет. Весной 1985 г., находясь у своих духовных чад в Гомельской области Белоруссии, батюшка пережил аварию на Чернобыльской атомной станции, после которой у него наступило резкое ухудшение здоровья[488].
Однако о. Михаил продолжал окормлять свою паству на большей части европейской территории страны. Так, 7 декабря 1985 г. он отпевал в одном из сел Харьковской области скончавшегося там катакомбного священника Никиту Лехана. Несмотря на тяжелую болезнь — у батюшки определили рак легких — до конца своих дней о. Михаил продолжал служить, совершать требы, никому не отказывая в духовной помощи. 16/29 августа 1988 г., на праздник перенесения Нерукотворного Образа, он совершил свою последнюю Божественную литургию, а через десять дней слег. 28 августа/10 сентября, в одиннадцать часов, батюшка скончался в возрасте 87 лет. Перед смертью он говорил: «А может быть, Господь пошлет вам еще священника…» На возражение, что это невозможно, о. Михаил ответил: «У людей невозможно, а у Бога все возможно. Кими же веси судьбами…»[489] Похоронили батюшку на Вревском кладбище Луги, вблизи полуразрушенной церкви свт. Николая Чудотворца (могила сохранилась). В Петербурге, в Центральном Черноземье России, на Украине и в Белоруссии и сейчас еще живы люди, благоговейно хранящие память о последнем истинно-православном священнике, рукоположенном когда-то самим митрополитом Иосифом и лишь три года не дожившем до падения советской власти.
Протоиерей Алексий Западалов
Митрофорный протоиерей, магистр богословия Алексий Иосифович Западалов вошел в историю прежде всего как последний временно управляющий иосифлянской Ленинградской епархией, принявший мученическую кончину в 1938 г. Он родился 5 февраля 1870 г. в семье крестьянина-середняка (отец имел лошадь, две коровы, мелкий скот и надворные постройки) в д. Клюкино Ивановской волости Бежецкого уезда Тверской губ. В 1891 г. Алексий Иосифович окончил Вифанскую Духовную семинарию и в 1895 г. Московскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия, 10 августа 1895 г. был причислен к канцелярии Обер-прокурора Святейшего Синода, 10 августа 1898 г. получил чин титулярного советника и до мая 1900 г. служил в канцелярии Синода счетным чиновником. 16 мая 1900 г. А. Западалов был рукоположен Санкт-Петербургским митрополитом Антонием (Вадковским) во иерея и назначен в Казанскую церковь слоб. Тосно столичной губернии. С 20 февраля 1904 г. о. Алексий служил священником Павловского собора г. Гатчина, где в декабре 1909 г. основал Общество трезвости и 18 декабря 1910 г. стал его председателем. С 1 сентября 1904 г. батюшка был также законоучителем Гатчинской мужской воскресной школы, а с 18 декабря 1910 г. по 14 июля 1918 г. — епархиальным наблюдателем церковно-приходских школ Санкт-Петербургской (Петроградской) епархии.
С 1911 г. о. Алексий служил в Покровской церкви на Боровой ул. в Петербурге. 6 мая 1913 г. он был возведен в сан протоиерея, удостоен ученой степени магистра богословия, б мая 1911 г. награжден орденом св. Анны 3-й степени, 6 мая 1915 г. — орденом св. Анны 2-й степени, а 24 мая 1916 г. — орденом св. кн. Владимира 4-й степени. Кроме того, батюшка имел многочисленные церковные награды, в том числе золотой наперсный крест и митру. К 1917 г. о. Алексий короткий период времени был настоятелем церкви Собственной Его Императорского Величества канцелярии. С 30 ноября 1917 г. он служил в расположенной на Васильевском острове Петрограда Смоленской кладбищенской церкви. С 1916 по 22 марта 1918 гг. батюшка был помощником наблюдателя за преподаванием Закона Божия в начальных училищах, высших и низших школах Министерства народного просвещения и инспектором Святейшего Синода[490].
В 1897 г. Алексий Иосифович женился на Марии Алексеевне Никольской (1878 г. рождения), и к 1917 г. у него родились две дочери — Вера (в 1904 г.) и Ольга (в 1907 г.), а также сын Борис (в 1898 г.), который с отличием окончил Первую классическую гимназию (за что на выпускном вечере удостоился поцелуя Императора) и затем два факультета Петроградского университета: историко-филологический и юридический.