Однако, скорее всего, этот донос был организован самой лагерной администрацией, так как в следственном деле протоиерея имеется его негативная характеристика, данная начальником лагпункта еще 22 февраля 1938 г.: «3/к Западалов Алексей Иосифович работает на л/п 2 „Промкомбината“ счетоводом, к работе относится удовлетворительно. Моральное политическое состояние отрицательное. В быту ведет себя замкнуто и ни в чем себя не проявляет, в общей работе не участвует. Исправлению не поддается». Кроме того, за батюшкой в лагере велась постоянная слежка, о чем свидетельствуют сохранившиеся в деле агентурные донесения секретных осведомителей и меморандум[506].
9 марта были взяты под стражу о. А. Западалов и еще три проживавших с ним в одном бараке священника: о. Георгий Несчастный из Армавирского района Северо-Кавказского края, о. Алексий Новиков из Курской области и о. Алексий Виноградов из Ерахтовского района Московской области (они были приговорены в 1932–1935 гг. к 7–10 годам лишения свободы по обвинению в антисоветской деятельности). В тот же день состоялись допросы, на которых все подследственные отвергли обвинение в антисоветской агитации, и лишь о. А. Новиков частично признал себя виновным в проведении вместе с другими священниками тайных богослужений.
Отец А. Западалов на единственном допросе заявил, что и в 1932 г. был осужден несправедливо: «Контрреволюционной деятельности у меня не было, а судили меня за то, что я был на нелегальном собрании среди верующих, где мы писали заявление об открытии церкви, и статья 58–10 мне дана неправильно». На утверждение следователя о различных антисоветских высказываниях о. Алексия, батюшка, как правило, отвечал: «Таких разговоров у меня ни с кем не было… Об этом я ни с кем не говорил». Протоиерей подтвердил лишь одну свою фразу: «Да, совершенно верно, я говорил, что при царизме священникам жилось хорошо, а также я говорил, что, когда отделили церковь от государства и духовенство лишили прав и отобрали собственность, часть духовенства сразу же стала реакционной, а часть, которая пристроилась к советской власти, им тоже жилось хорошо». Заключительное же обвинение следователя о. Алексий категорически отверг. На вопрос: «Признаете ли Вы себя виновным в том, что Вы, будучи враждебно настроены к советской власти, вели антисоветскую агитацию среди заключенных, направленную на поражение Советского Союза в будущей войне, а также клеветнически высказывались о советской прессе?» — он ответил: «Виновным себя не признаю, так как это не совпадает с моим мировоззрением»[507].
Не сумев добиться признания вины от арестованных, органы следствия подобрали трех «свидетелей», которые подтвердили антисоветские разговоры священников между собой. В частности, один из них показал, что 7 марта услышал разговор Новикова и Западалова, «которые враждебно настроены против сов. власти и ее руководителей ЦК ВКП(б), говорили, что при царском строе жизнь была хорошая, мы, как люди, которые кончили духовные семинарии и академии, для будущего пригодимся, что придет такое время и момент, что мы будем обратно на своих местах славить Бога… обсуждали вопрос о создавшемся правом троцкистско-бухаринском блоке, что газеты печатают ложь и неправду и преувеличивают в смысле того, что Троцкий и его группа разбиты… также говорили, что советские лагеря не исправляют человека, а наоборот, доводят до могилы и сознательно доводят до истощения заключенных, которые гибнут»[508].
Расследование было недолгим, 19 марта заместитель начальника Управления НКВД по Ленинградской области утвердил обвинительное заключение, в котором говорилось: «Указанные заключенные Западалов, Бесчастный, Новиков и Виноградов, оставаясь непримиримыми врагами советской власти, имея на этой почве между собою тесную связь и группируя вокруг себя контрреволюционный элемент в лагере, собираясь в разных помещениях лагпункта под видом богослужения, систематически проводили среди заключенных к/p агитацию, выражавшуюся в следующем: 1. Доказывали о преимуществе монархического строя перед советской властью. 2. Распространяли всевозможные клеветнические измышления о материальном положении трудящихся в СССР, доказывая, что народ голодает, а, мол, Советское правительство „сидит на шее трудящихся“. 3. Доказывали, что судебная и исправительно-трудовая политика сов. власти приводит к массовой гибели невинного народа. 4. Одобряли агрессивные намерения Японии и Германии в отношении СССР, утверждая, что фашизм победит, а сов. власть погибнет, высказывая при этом повстанческо-пораженческие тенденции. 5. В связи с процессом а/с право-троцкистского блока особенно оживили свою к/p деятельность и активно выступали среди заключенных в защиту врагов народа — Бухарина, Рыкова, Ягоды и других, доказывая, что они „погибают за интересы трудящихся“, высказывая при этом террористические тенденции в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства»[509].
29 июня 1938 г. Особая Тройка Управления НКВД по Ленинградской области приговорила всех четырех обвиняемых к высшей мере наказания с конфискацией личного имущества. 10 июля приговор был приведен в исполнение. Реабилитация о. Алексия по этому делу произошла только 21 июля 1989 г., а по делу 1932 г. — 18 декабря 1989 г. В 2004 году в Петербурге скончался внук батюшки — писатель Игорь Борисович Западалов, который в своей статье 2001 г. отмечал: «Отец мой… не терял надежды, что Сталин вернет духовных пастырей в приходы и вместе с ними вернется и отец Алексий. С этой странной надеждой он и умер от голода в блокадную зиму, упав на уличный сугроб. Умер, не зная, что отец его, мой дед, уже три года назад был расстрелян». [510]
Протоиерей Алексий Кибардин
Протоиерей Алексий Кибардин. Середина 1940-х гг.
Отец Алексий принадлежал к числу самых замечательных священников Санкт-Петербургской епархии XX века. Родился он 30 сентября 1882 г. в с. Всесвятское Слободского уезда Вятской губернии в семье сельского священника (мать умерла в 1901 г., а отец — в 1909 г.). 19 июня 1903 г. юноша окончил Вятскую Духовную семинарию по I разряду и 5 октября епископом Вятским и Слободским Никоном (Софийским) был посвящен во диакона, а 8 октября 1903 г. — в сан иерея к Троицкому собору г. Котельничи. 15 ноября 1904 г. о. Алексий был перемещен в Котельническую Никольскую церковь, где служил до июля 1908 г. В это же время, с 15 августа 1903 по сентябрь 1908 гг., он преподавал Закон Божий в трехклассном городском училище, женской прогимназии и Николаевском церковно-приходском училище, в 1906 г. нес обязанности депутата от Котельнических священнослужителей на первом пастырско-мирянском собрании и епархиальном съезде духовенства в Вятке, а в 1908 г. на Пасху был награжден набедренником.
Желая продолжить образование, о. Алексий И сентября 1908 г. (1 октября уволен за штат) поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию и 12 июня 1912 г. окончил ее со степенью кандидата богословия. Его сочинение на тему «1812 год и его последствия для Православной Церкви и православного духовенства» получило высокую оценку преподавателей[511]. 8 августа 1912 г. о. А. Кибардин был назначен к церкви ев. Марии Магдалины Общины сестер милосердия во имя Христа Спасителя на Сергиевской ул., д. 52 в Петербурге. 21 июня 1913 г. протопресвитер военного и морского духовенства Георгий Шавельский с Высочайшего разрешения переместил отца Алексия в Феодоровский Государев собор Царского Села, где он прослужил более 17 лет[512].
В соборе на богослужениях с участием молодого священника нередко присутствовал Император Николай II, и, согласно некоторым свидетельствам, о. Алексию приходилось исполнять обязанности царского духовника. При необычных обстоятельствах оказался он священником Феодоровского собора. Община сестер милосердия во имя Христа Спасителя находилась под покровительством Императрицы Александры Феодоровны, которая непосредственно бывала в ней на богослужениях. Чуткое сердце благочестивой царицы оценило усердие и талант молодого священника.
Помимо службы в Государевом соборе, о. Алексий с 1913 г. исполнял пастырские обязанности по Собственному Его Величества Конвою, а с 28 августа 1914 г. по 1917 г. безвозмездно окормлял открывшийся после начала Первой мировой войны лазарет для раненых воинов Великих Княжон Марии Николаевны и Анастасии Николаевны в Федоровском городке. Бесконечно было число исповедников, многие из которых не знали, доживут ли до следующего дня. Терпеливо и безропотно с присущим ему смирением и любовью нес многотрудные послушания пастырь. Императрица и Великие Княжны почитали искреннее душевное усердие о. Алексия, так возникла и укрепилась их духовная дружба. Как мог, укреплял Царскую Семью священник во время ее пребывания под арестом в Александровском дворце Царского Села с 8 марта по 1 августа 1917 г. Попрощавшись с Царственными Мучениками перед их отправкой в Тобольск, о. Алексий до конца дней хранил теплые воспоминания об Августейшей Семье[513].
С 1 сентября 1912 г. по 1917 г. священник преподавал также Закон Божий в Первом Петроградском женском четырехклассном городском училище, ав1913–1917 гг. ив мужской гимназии Царского Села. В 1913 г. он был награжден светло-бронзовой медалью в память 300-летия Дома Романовых, 6 мая 1914 г. — камилавкой, 30 июля 1915 г. — наперсным крестом от Святейшего Синода (приказ по Управлению дворцового коменданта от 11 августа) и 23 апреля 1916 г. — золотым крестом из Кабинета Его Величества. В счастливом браке с супругой Фаиной Сергеевной Кибардиной (урожденной Сырневой) у о. Алексия появились на свет два сына: 14 октября 1907 г. Сергей и 31 декабря 1909 г. Василий. Жена священника родилась 12 мая 1883 г. и 23 мая 1899 г. окончила Вятское епархиальное женское училище