В городе к началу войны осталась лишь одна действующая церковь — Знаменская, настоятелем которой служил прот. Феодор Забелин. Этот храм принадлежал к Московской Патриархии, и о. Алексий не посещал его. По свидетельству монахини Евфросинии (Дмитриевой), прот. Ф. Забелин говорил ей, что о. Алексий «отделился от других священников и считает нас коммунистами, а Кибардин является противником советского строя». Отцу Алексию пришлось трижды посещать германского коменданта г. Пушкина: первый раз — в конце октября 1941 г., когда немцы насильственно эвакуировали население города из прифронтовой зоны в тыл, он обратился с просьбой позволить его семье остаться, так как жена по-прежнему тяжело болела, и получил согласие. В ноябре батюшка попросил разрешения пройти в запретную зону в свой дом за оставшимися там теплыми вещами, но получил отказ.
Наконец, в середине февраля 1942 г. о. Алексий говорил с комендантом о возможности выезда из Пушкина его и не способной самостоятельно передвигаться жены и получил разрешение уехать на ежедневно отправлявшейся в Гатчину продуктовой машине. Таким образом протоиерей оказался в деревне близ Гатчины, где прожил около двух недель у крестьян, а в конце марта 1942 г. в поисках работы переехал в село Ястребино. Здесь он провел богослужение в церкви свт. Николая Чудотворца. Жители Осьминского района, узнав, что Кибардин — священник, 25 марта пригласили его служить в Покровскую церковь д. Козья Гора. Отец Алексий предложение с радостью принял и 7 апреля 1942 г. вместе с женой переехал в эту деревню.
Так о. Алексий стал служить в церкви Покрова Пресвятой Богородицы, бывшей ранее главным храмом Покровского Поречского женского монастыря и закрытой в 1937 г. Местные жители отремонтировали церковь еще в конце 1941 г. В Козьей Горе проживали и прислуживали в храме бывшие монахини Пятогорского Богородицкого монастыря Евфросиния (Дмитриева) и Серафима. Еще в 1920-е гг. они прислуживали в Феодоровском соборе Царского Села при о. Алексии и, возможно, были инициаторами приглашения его в Козью Гору. Эти сестры, а также монахиня Ангелина прислуживали в Покровской церкви до конца оккупации.
Помимо Покровской церкви, о. Алексий обслуживал и ряд соседних приходов, фактически исполняя обязанности благочинного для значительной части Осьминского района. Он часто ездил на богослужения в деревни Дретно, Велетово, Подлесье, Овсище, Псоедь, Лесище, с. Самро и др., занимался возрождением храмов. Так, в апреле 1942 г. батюшка выступил на собрании старост трех сельсоветов в с. Пенино с призывом восстановить местную церковь Рождества Пресвятой Богородицы, закрытую в 1939 г. и частично разрушенную. В дальнейшем он руководил ремонтными работами и после их окончания освятил храм.
Священник много проповедовал, призывая посещать церковь, молиться, исполнять церковные обряды. Большое внимание уделял он детям и молодежи и в обращенных к ним проповедях, по свидетельству монахини Евфросинии, говорил: «За последние 25 лет среди молодежи распутство и разложение, нет никакой дисциплины, не ходят в церковь. Теперь наступила новая жизнь, надо взять себя в руки, уважать старших и, главное, ходить в церковь». О. Алексий крестил много детей и иногда, по просьбе родителей, — подростков, например, однажды, по просьбе матери, — девушку 17 лет. Хотел батюшка и преподавать Закон Божий в школе, но оккупационные власти относились к этому отрицательно, и ему удалось лишь провести две беседы с учениками школы д. Морди[527].
В Осьминском районе было большое количество партизан. Штаб ближайшего партизанского подразделения — Осьминского истребительного отряда, переименованного затем в 6-й отряд 9-й партизанской бригады Ленинградской области, находился в лесу, близ деревни Рудницы. В октябре 1943 г. на территории нескольких прилегающих сельсоветов был даже создан партизанский край. Командир отряда И. В. Скурдинский и комиссар И. В. Ковалев хорошо знали о. Алексия Кибардина и неоднократно приходили к нему домой с целью получения помощи деньгами, хлебом, мукой и другими продуктами. Первая их встреча произошла летом 1942 г. 12 июля о. Алексия пригласили на Петров день в д. Велетово. После службы в местной часовне и посещения домов крестьяне собрали ему зерна, муки и хлеба. И в ночь с 13 на 14 июля в Козью Гору пришли 10 партизан, попросив хлеба и предупредив, что их посещение следует хранить в тайне. Священник отдал им весь хлеб.
Через три недели партизаны пришли снова во главе с комиссаром отряда, который предупредил о. Алексия, чтобы он впредь не говорил в проповедях о репрессиях священников в 1930-е гг. и не побуждал местных жителей крестить «взрослых детей» 7–10 лет и старше. На вопрос батюшки, что же следует читать в проповеди, Ковалев, по его свидетельским показаниям 1950 г., ответил: «Я сказал, чтобы читали то, что написано в русском Евангелии». В этот раз партизаны попросили также собрать и передать им в назначенное время 6 тыс. рублей, что о. Алексий и сделал. Затем священник передал в отряд еще 10 тыс. рублей. В дальнейшем партизаны приходили неоднократно — последний раз в октябре 1943 г., и каждый раз получали какую-либо помощь. В этот последний приход, за 3 месяца до освобождения села советскими войсками, состоялся примечательный диалог партизан с о. Алексием: «Ты знаешь, что делается по ту сторону фронта?» — «Не имею никаких сведений». — «В Москве теперь имеется Патриарх, храмы открыты. Для тебя, отец, эти вести, конечно, интересны. За то, что ты помогал нам, не отказывал, Родина тебя не забудет». При этом следует отметить, что партизаны в тех местах действовали очень активно и убивали тех, кто сотрудничал с немцами[528].
Сам священник был вынужден неоднократно вступать в контакт с немецкой администрацией. Первый раз комендант в Осьмино вызвал его к себе в конце июля 1942 г. на регистрацию как недавно прибывшего в район. По показаниям о. Алексия на допросе 27 января 1950 г., комендант спросил, не беспокоят ли его партизаны, и на отрицательный ответ предложил собирать и сообщать сведения о них, на что священник, желая скрыть уже имевшиеся к тому времени связи с партизанами, заявил: «Хорошо, что мне будет известно, сразу сообщу». Письменной подписки о. А. Кибардин не давал и никаких сведений в дальнейшем не сообщал, о чем неоднократно говорил на допросах в 1950 г.: «Задание коменданта я не выполнил, несмотря на то что мне было известно о местонахождении партизан… Еще раз заявляю, что о дислокации партизанского отряда и отдельных партизан, которые приходили ко мне, я не сообщал». В конце лета 1942 г. священника вызвал начальник гестапо в Осьмино, тоже спрашивал о местонахождении партизан и, получив отрицательный ответ, предложил сообщить в случае его установления. По словам о. Алексия, это задание он тоже «ни разу не выполнил в силу религиозных убеждений»[529].
Позднее комендант вызывал о. Алексия еще три-четыре раза: по вопросу регистрации рабочей силы, то есть предоставления учетных сведений о прислуживавших в храме; по делу открытия Ленинской и Старопольской церквей и т. п. А однажды священнику пришлось выступить с докладом на собрании старост и старшин района. В августе 1942 г. батюшка прибыл на праздник в д. Псоедь близ Осьмино, где перед началом богослужения к нему подошел деревенский староста и заявил, что комендант требует явиться в районную управу на проходящее там собрание. Вынужденный подчиниться, о. Алексий приехал в управу, где в это время шел доклад врача о санитарном состоянии района, а после его окончания комендант неожиданно заявил: «Сейчас выступит священник и расскажет о своих переживаниях в советском заключении». Отец Алексий отказался, сославшись на то, что его ждет на богослужение собравшийся в Псоеди народ, и комендант сообщил, что тогда доклад состоится на следующем собрании. Через 3 недели, в сентябре, протоиерей был вновь вызван в Осьмино. В течение 20 минут отец Алексий рассказывал собравшимся старостам о своем аресте и пребывании в лагере. Как отмечал на своем допросе батюшка, «антисоветских выпадов я в своем докладе не допускал, а рассказал всю правду о себе… и никаких других указаний коменданта не выполнял»[530].
Несомненно, о. Алексий был настроен патриотически. Оба его сына, Василий и Сергей, сражались в Советской армии, причем первый погиб на поле брани, а второй дошел со своей частью до Берлина. Однако и коммунистическое руководство о. А. Кибардин «имел мало оснований любить». По свидетельству заведующей больницей в Козьей Горе В. А. Васильевой, на ее вопрос в декабре 1942 г. об исходе войны протоиерей ответил: «В этой войне победят не немцы, а русские, но после окончания войны коммунистов не будет у власти»[531].
Территория, на которой служил о. Алексий, формально находилась в ведении Православной Псковской Духовной Миссии, но до осени 1943 г. никаких контактов с ней не было. По соседству с о. А. Кибардиным проживал игумен Илия (Мошков), заведовавший несколькими приходами в Осьминском районе, у которого служил псаломщиком Алексий Маслов. В июле 1943 г. последний был рукоположен во священника в Пскове и там рассказал о прот. А. Кибардине. Сам батюшка, вызванный через Осьминского коменданта, приехал первый и последний раз в Псков 9 сентября и провел там три дня. Управляющий Миссией протопресвитер Кирилл Зайц сообщил протоиерею о «ликвидации иосифлянства» и предложил отойти от этого движения, принеся покаяние. О. Алексий согласился и через два дня в Псковском соборе на исповеди у о. Кирилла покаялся и обещал отойти от иосифлян. Прот. А. Кибардин также встречался с членами Управления Миссии о. Феодором Михайловым, о. Николаем Шенроком и ее секретарем А. Я. Перминовым, но никаких указаний о деятельности в качестве священника не получал. Впрочем, о. Алексия утвердили старшим священнослужителем для нескольких церквей: в Козьей Горе, Пенино, Старополье и др. Из Пскова он также привез иконы, видимо написанные в иконописной мастерской Миссии. После этой поездки никаких дальн