Еще более резко охарактеризовал Владыка Дамаскин деятельность митр. Сергия и его сторонников в письме архиеп. Серафиму (Самойловичу) от 15 апреля 1934 г., копию которого он направил митр. Кириллу (Смирнову): «Путь митрополита Сергия — путь несомненной апостасии. Отсюда и отщетение благодати у него несомненно. Несомненен отход от благодати и всякого сознательно внедряющего в жизнь план „мудрейшего“»[628].
И в этот период взгляды еп. Дамаскина далеко не во всем совпадали с позицией иосифлян, но его практическая деятельность по руководству тайными иосифлянскими общинами позволяет считать Владыку фактическим участником движения, возглавляемого митр. Иосифом. Впрочем, в 1934 г. еп. Дамаскин кое в чем пошел даже дальше многих иосифлян, считая (как истинно-православные христиане) недопустимым для верующих работать в государственных учреждениях и состоять в советских общественных организациях.
Об этом, в частности, писала Е. Н. Лопушанская: «Епископ Дамаскин заповедует своим последователям, по возможности, не работать на государственной службе. Кто может шить, пусть работает на дому. Кто может заниматься каким-либо другим ремеслом, пусть старается заниматься им так, чтобы жить христианской жизнью и удаляться зла: „Блажен муж, который не идет на совет нечестивых“. Лучше довольствоваться меньшим, но сохранять свободу духа. В воздухе чувствуется гроза — это 1934 г.! Преддверие ежовского террора. Кто знает, не сметет ли он последних служителей алтаря! Епископ Дамаскин учит, что, может быть, настало время, когда Господь не хочет, чтобы между Ним и верующими стояла Церковь как посредник, а каждый человек призван стать непосредственно перед Господом и отвечать Ему за себя сам, как это было при праотцах! Пусть каждый помнит об этом и на этом строит свою жизнь!»[629]
Поездки еп. Дамаскина в Киев, Глухов, Гжатск, Москву и другие города, связанное с ними оживление деятельности иосифлянских общин не остались не замеченными карательными органами. В отношении ОГПУ СССР от 8 июля 1934 г. говорилось: «По имеющимся в СПО ОГПУ сведениям, основными организаторами ИПЦ на Украине являются епископы Дамаскин (Цедрик), проживающий в Черниговской области, и Парфений (Брянских), проживающий в Одесской области. Дамаскин неоднократно приезжал в Москву и устраивал нелегальные собрания на квартире Кострыгиной Веры Спиридоновны, где развивал свои взгляды на советскую власть. Ссылаясь на псалмы „Царя Давида“, Дамаскин говорил, что каждый верующий должен „ненавидеть эту власть полной ненавистью“»[630].
Еп. Виктор (Островидов). 1920-е гг.
1 августа 1934 г. еп. Дамаскин был арестован в г. Нежине, в предъявленном ему постановлении о содержании под стражей говорилось, что он обвиняется в организации ИПЦ. В краткой беседе с начальником отдела Черниговского ГПУ Абруцким епископ заявил, что не признает митр. Сергия «законным предстоятелем Церкви», и услышал в ответ замечание: «Пока вы не перестанете так рассуждать, не перестанут создавать к.-р. дела против вас». 14 августа Владыку этапом перевезли в Киевское ГПУ, и он около полугода содержался в Лукьяновской тюрьме[631].
В конце августа приехавшая в Киев племянница еп. Дамаскина, Е. Е. Лякичева, зашла к о. Д. Шпаковскому и сообщила ему об аресте Владыки и его содержании в местной тюрьме. С тех пор и до высылки епископа в феврале 1935 г. семья о. Димитрия оказывала еп. Дамаскину постоянную помощь. Неоднократно приезжала в Киев с передачами и Е. Е. Лякичева. Позднее — 23 июня 1935 г. — Владыка писал матушке о. Димитрия: «Не проходит дня, чтобы я дважды, а то и больше молитвенно и благодарным чувством не помянул Вас, не послал Вам благословения и своих благопожеланий. Вот сегодня после службы, где я всегда и с особым вниманием собираю всех Вас — моих родных, я заговляю последним кружком Вашей пасхи, которую я сразу разделил, отложив для Вознесения, Троицы и на разговенье. Вместе с этим сразу всплывает в памяти вся Ваша любовь, Ваши заботы о моем убожестве во все разы посещения моего Вас и особенно во время заключения. И многое постоянно напоминает мне о таких Ваших заботах до сих пор»[632].
15 февраля 1935 г. Особое Совещание при НКВД СССР приговорило еп. Дамаскина к высылке в Северный край на 3 года, и он был этапом отправлен в Архангельск, где жил до нового ареста в марте 1936 г. И здесь святитель не прекратил церковной деятельности, в частности, летом 1935 г. по просьбе архиеп. Серафима (Самойловича) принял в свое архипастырское окормление последователей епископа Виктора (Островидова) в Вятской епархии. Не прекращал Владыка Дамаскин и руководства киевскими иосифлянами через о. Д. Шпаковского. При аресте батюшки органы ОГПУ изъяли соответствующую переписку и грамоту о награждении о. Димитрия золотым наперсным крестом от 2 февраля 1935 г. с подписью: «Смиренный Дамаскин, епископ Глуховский и Нежинский»[633]. Переписка Владыки с о. Димитрием велась через его жену Наталью Алексеевну и М. Ф. Сахно, которая от себя переслала в Архангельск синодик знакомых епископу киевлян.
В качестве представителя еп. Дамаскина, о. Д. Шпаковский фактически имел полномочия шире, чем киевский благочинный. Так, весной 1934 г. он назначил приехавшего из Ленинграда иосифлянского иеромонаха Варсонофия (Юшкова) настоятелем церкви с. Болотня Могилев-Подольского округа, где тот позднее был арестован. Отправленный в ссылку о. Варсонофий переписывался там с о. Димитрием, и священник посылал ему, как и еп. Дамаскину, посылки с продуктами[634].
23 июня 1935 г. епископ отправил из Архангельска свое последнее письмо на имя жены о. Димитрия, содержащее важные размышления о судьбе Церкви в преддверии надвигавшихся, еще более жестоких, чем ранее, гонений (Владыка явно предвидел наступление «большого террора» 1937–1938 гг.): «Мне радостно думать, что в К[иеве] еще много Господь соблюдает верных Своих. В то же время для меня несомненно, что близится момент, когда Вы будете лишены возможности удовлетворять свои духовные потребности из-за отсутствия служителей алтаря, которые должны готовиться к новым испытаниям, если заранее не уйдут в сокровенные катакомбы. Верные же должны подготовлять себя, м[ожет] б[ыть], к полному лишению благодати и подкрепления Св. Тайнами на короткое, впрочем, время, но не малодушничать пред этим, а полнее использовать имеющиеся пока возможности для накопления в себе духовной энергии и сил»[635].
Письмо еп. Дамаскина стало известно в Киеве, его давали читать многим верующим. Через агентурную сеть о нем узнали и в ОГПУ. Возможно, это стало сигналом к началу нового следственного дела иосифлян в Киеве. 13 июля 1935 г. было принято постановление о начале следствия по делу священников Д. Шпаковского, И. Шпакова и иеромонаха Каллиника (Хоменко), так как «они, будучи попами нелегальной контрреволюционной „Истинно-Православной Церкви“, имели в Киеве нелегальные группы своих последователей, устраивали с ними нелегальные собрания и проводили активную антисоветскую агитацию». В постановлении на арест о. Димитрия говорилось: «Из агентурных материалов установлено, что Шпаковский является попом и благочинным „Истинно-Православной Церкви“. В Киеве он руководит группой своих последователей и проводит с ними тайные собрания. Своих последователей воспитывает в духе непримиримой вражды к советскому строю и активной борьбы с мероприятиями власти»[636].
13 июля были арестованы отцы И. Шпаков и Калиник, а 14 июля у себя на квартире по адресу: Кудрявская ул., 24–7 — о. Д. Шпаковский. При обыске у батюшки изъяли: 18 писем, 27 записок, 4 блокнота и записные книжки, 2 тетради, статью Волошина на 43 листах, зашитые в старом женском пальто письмо ей. Дамаскина от 23 июня 1935 г. и его грамоту о награждении о. Димитрия золотым наперсным крестом.
Всех арестованных поместили в спецкорпус Лукьяновской тюрьмы, допрошены они были 17 июля, первым — иеромонах Каллиник (в миру Кирилл Акимович Хоменко). Он родился 12 мая 1876 г. в с. Кошеватое Таращанского уезда Киевской губернии в крестьянской семье, с 1900 г. с перерывами состоял трудником в Киево-Печерской Лавре, с 1913 г. служил там послушником и в том же году принял монашеский постриг, а в 1923 г. был рукоположен во иеромонаха. К 1928 г. Лавра оказалась закрыта, но ее насельники образовали общину при Ольгинской церкви во главе с настоятелем обители архим. Ермогеном (Голубевым).
В 1928 г. среди братии произошло разделение, большая часть осталась верна своему настоятелю, хотя и не принявшему Декларацию 1927 г., но и не отделившемуся от митр. Сергия. Другие же насельники, около 30 человек, перешли к иосифлянам. Они признавали настоятелем Лавры высланного в Харьков еще в 1925 г. архим. Климента (Жеретиенко), который весной 1928 г. известил братию, что он не согласен с Декларацией и вошел в подчинение ей. Павлу (Кратирову), порвавшему с митр. Сергием. В то время за получением указаний к архим. Клименту из Лавры ездили иеромонахи Еразм (Прокопенко), Каллиник, Иннокентий, иеродиаконы Аполлоний (Канонский) и Агапит (Жиденко), рукоположенные позднее во иеромонахов, а также послушник Иван Меняйло[637].
До 1930 г. о. Каллиник жил на территории монастыря, служил в Ольгинской церкви и выполнял случайные работы в устроенном в Лавре «Музейном городке». Затем, будучи выселен вместе с другими монахами, он снимал комнату в частной квартире и с 1931 г. служил в иосифлянской Покровской церкви. В 1933 г. иеромонах при проведении паспортизации получил отказ в выдаче паспорта и указание покинуть Киев. Отец Каллиник прожил девять месяцев в пос. Ирпень, а затем уехал на родину — в с. Кошеватое, где через работавших в сельсовете родственников получил паспорт как крестьянин-единоличник и с ним в начале 1934 г. вернулся в Киев.