в. власти я не признаю, как безбожную, а всех безбожников я проклинаю и распоряжения сов. власти, которые касаются религии и совести, не признаю и им не подчиняюсь. Безбожников, а т. к. сов. власть — безбожная, я считаю своими врагами, и я должен вести с ними борьбу. Митрополит Сергий издал воззвание, чтобы духовенство было лояльно к сов. власти, поэтому мы его не признали, т. е. монахи Перекомского монастыря и я в том числе. Я никак не могу быть лоялен к сов. власти, которая ведет борьбу с религией и Богом»[697].
Иеромонах Николай (Степанов) на допросе 17 января заявил: «Поскольку советская власть через общественные организации ведет борьбу с религией, мы считаем ее вражеской властью и против такой власти будем бороться». О необходимости борьбы с советской властью говорил и о. Серафим (Суздальцев), кроме того, на допросе 10 февраля 1930 г. он показал: «В прошлом, включая и 1929 г., до последнего времени я лично… провозглашал обычно во время церковной службы и за упокой бывших Императоров Александра III и Николая II и считаю, что я был вправе по каноническим правилам провозглашать за умерших бывших Императоров, так как они были христиане. Во время провозглашения бывших Императоров в церковной службе, в храме бывало народу от 5–10 человек до 100 человек». Факт поминания имен Императоров показался органам следствия особенно важной «уликой», как и сильное почитание в монастыре о. Иоанна Кронштадтского[698].
Из 16 арестованных свою вину, да и то частично, признали только четыре человека, тем не менее начальник Новгородского окружного отдела ОГПУ 12 февраля 1930 г. постановил признать следствие в отношении 11 основных обвиняемых законченным, оставив их содержаться под стражей в городском Доме заключения по 1-й категории с перечислением за Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ в Москве. В это время в Ленинграде готовился первый массовый процесс над истинно-православными, в связи с чем еще 8 декабря 1929 г. в Новгороде был арестован иеромон. Гавриил (Владимиров), также арестованы странники-монахи Максим (Генба), Гавриил (Кожухарев) и многие другие иосифляне во главе с архиеп. Димитрием (Любимовым). Органы ОГПУ сочли более выигрышным объединить новгородское дело с ленинградским (и псковским), чтобы создать впечатление о разгроме якобы существовавшей в нескольких регионах страны мощной антисоветской организации. Поэтому в обвинительном заключении от 15 февраля 1930 г.
по делу новгородской группы говорилось о направлении материалов на 11 арестованных в Тройку при Полномочном Представительстве в Ленинградском военном округе для внесудебного решения с ходатайством: архим. Сергия (Андреева), иеромон. Макария (Клишина), иеродиаконов Владимира (Кожинова) и Алексия (Семенова), «как злостных неисправимых врагов Октябрьской революции, подвергнуть высшей мере социальной защиты — расстрелу»[699].
Новгородские материалы заняли заметное место в так называемом деле группы «Защиты истинного Православия». Они часто упоминаются в общем обвинительном заключении от 22 июня 1930 г., где подчеркивалось, что иосифлянским центром были организованы в Новгородском и Псковском округах «сильные группы монархически настроенного духовенства». К осени арестованные насельники Перекомского монастыря еще находились в Доме заключения Новгорода, лишь иеромон. Гавриил (Владимиров) был сразу после ареста перевезен в Ленинград, где ранее подолгу жил. На допросе он заявил, что в храме «Спаса на Крови» были «сосредоточены все лучшие силы духовенства, которые за чистоту попираемого Православия готовы отдать все свои силы и жизнь… люди испытанные, всегда могущие взять бразды правления и повести угнетаемый русский народ к мирному житию и благополучию»[700].
Среди осужденных 3 августа 1930 г. Коллегией ОГПУ 44 иосифлян были 12 новгородцев: отцов Сергия (Андреева), Макария (Клишина) и Гавриила (Владимирова) приговорили к 10 годам концлагеря, отцов Варсонофия (Кузьмина), Николая (Степанова), Владимира (Кожинова), Алексия (Семенова) и Серафима (Суздальцева) — к 5 годам концлагеря, а мирян В. А. Ведерникова, Н. Н. Ведерникова-Фомина, И. Н. Никитина и В. Н. Никитина-Егорова — к 3 годам высылки в Казахстан. Приговоренных к высылке отправили в Петропавловский округ, а остальных прямо из новгородской тюрьмы — в Соловецкий лагерь особого назначения, куда они прибыли 24 сентября 1930 г.[701]
Кроме шести осужденных, органы ОГПУ в январе 1930 г. задержали и допрашивали еще трех насельников Перекомского монастыря — архим. Анатолия (Александра Николаевича Земляницына), просфорника иеромон. Павла (Петра Осиповича Колбина) и мои. Валентина (Василия Николаевича Кузьмина). Два последних, сославшись на свою малограмотность, заявили, что в церковных течениях не разбираются и ничего показать по делу не могут, в связи с чем их быстро освободили. Архим. Анатолий был освобожден ввиду его преклонного возраста. Избежали привлечения к следствию только два насельника — иеромонахи Митрофан (Коковкин) и Ефрем. Но хотя на свободе осталась почти половина братии — 5 человек из 11, монастырь в 1930 г. перестал существовать. Власти закрыли Богоявленскую церковь и выселили из Братского корпуса оставшихся насельников, которые разошлись по окрестным деревням[702].
Со временем, отбыв срок заключения, начали возвращаться осужденные в августе 1930 г. насельники. Первым из них возобновил активную иосифлянскую деятельность иеродиакон Владимир (Кожинов). Еще в 1929 г. он, приехав на месяц в родную деревню Слудицы Красногвардейского (Гатчинского) района Ленинградской области, создал там истинно-православную общину, в основном, из своих родственников. В сентябре 1930 г., накануне отправления на Соловки, о. Владимир вызвал открыткой в Новгород племянников А. Ф. Кожина и А. В. Поташина, которым наказал соблюдать верность митр. Иосифу. С ноября 1930 по июль 1931 гг. иеродиакон находился в Соловецком лагере, затем до 21 июня 1932 г. — в ссылке в д. Павлово Онежского района Северного края, где занимался плетением корзин и кубарей для рыбной ловли, а в июне 1932 г. был выслан в д. Чигара Борисоглебского района Центрально-Черноземной области. Весь период пребывания в ссылке о. Владимир переписывался с родственниками, а также с послушницей Ольгой из Новгорода и крестьянкой А. А. Быковой из д. Заботье Новгородского уезда, регулярно получая письма и посылки с продуктами.
По месту высылки иеродиакон должен был периодически регистрироваться в органах ОГПУ, но не стал этого делать и 27 сентября 1932 г. бежал в родную деревню, куда приехал 30 сентября. Созданная о. Владимиром община продолжала существовать, ее члены собирались 2–3 раза в неделю по домам, читали священные книги и жития святых. Три родственника иеродиакона: А. Ф. Кожин, А. В. Поташин и В. П. Кондрашов — даже входили в «двадцатку» иосифлянской Петропавловской церкви пос. Вырица. После приезда о. Владимира, поселившегося в доме А. Ф. Кожина, собрания слудицкой общины стали проводиться более открыто и часто, и количество посещавших их выросло до 15–20 человек. Сам иеродиакон на допросе 24 ноября 1932 г. так рассказал о них: «…говорилось, что мы, иосифляне, никаких хлебозаготовок и других налогов платить сов. власти не будем, т. к. сов. власть является сатанинской. После таких собраний я им пел псалмы, тропари и другие церковные песнопения, а иногда и говорил в том же духе, что и мои единомышленники. Собирались мы систематически через день. Мои политические убеждения: законов сов. власти не признаю, т. к. она является незаконной, потому что она против Бога, и добровольно для сов. власти никогда работать не буду. Кроме того, никогда не стоит посылать детей в сов. школы, молиться за сов. власть по тем же причинам и идти в колхозы, т. к. они являются пособниками сов. власти»[703].
Лишь около двух месяцев жил о. Владимир в Слудицах. Осенью 1932 г. органы ОГПУ провели операцию по разгрому церковного актива в пяти расположенных вблизи Ленинграда населенных пунктах, где еще открыто действовали иосифлянские храмы — в г. Детское Село (ныне Пушкин), г. Красное Село, пос. Стрельна, пос. Тайцы и пос. Вырица. Из 32 человек, арестованных по этому делу, семь входили в «разоблаченную» группу Истинно-Православной Церкви в д. Слудицы и пос. Вырица. Первым из них, 5-го октября, был арестован председатель «двадцатки» Петропавловской церкви Н. М. Матвеев, у которого в церковной сторожке ночевали приезжавшие в Вырицу члены приходского совета этого храма из Слудиц. Затем — 23 ноября — агенты ОГПУ схватили крестьян А. Ф. Кожина, А. В. Поташина, В. П. Кондрашова и кустаря Г. К. Власова, 24 ноября — иеродиакона Владимира и 26 ноября — еще одного его племянника — крестьянина Ф. И. Гусева. Их обвинили в агитации за отказ от выполнения хлебозаготовок, вступления в колхоз и уплаты налогов, оказании помощи высланному духовенству и проведении религиозных бесед с верующими с целью вовлечения их в иосифлянское движение[704].
Отца Владимира допрашивали дважды — 24 и 27 ноября. Его показания поражают своей смелостью. Так, в графе «политические убеждения» иеродиакон первый раз написал: «Сов. власть не признаю, потому что она безбожная и молиться за нее не буду, т. к. власть советская — сатанинская», а второй раз: «Сов. власть ненавижу, как власть безбожную и незаконную, Россией должен править Помазанник Божий — Царь». В таком же духе были и все показания батюшки: «К советской власти я отношусь враждебно, как к власти безбожной, которая ведет борьбу с религией, а также и потому, что свергла Царя, который веровал в Бога, при котором религия была в почете. Я считаю себя монархистом и истинно-православным христианином, таким останусь до конца своей жизни» и т. д. На вопрос следователя, кого знает о. Владимир из иосифлян в Красногвардейском районе и в других местах, иеродиакон ответил: «Свою братию не выдам, т. к. не хочу быть Иудой. Знаю, но не скажу»