Через год реабилитированных лепроидов выпускали на свободу.
Агард привык и по-своему полюбил этот странный мир, с его лепроидами и убивающем всё живое излучением, этот удивительный мир был по-своему прекрасен и не заслужил, чтобы его уничтожили. Конечно, мужчина скучал по своему родному миру и по родственникам, но он теперь был обязан исправлять то, что творила женщина, за жизнь которой он просил. Они с Реем вдвоём старались хоть как-то противостоять тому злу, что исходило от Лейлы-Тьмы.
За десять лет Рей возмужал и полностью овладел силой, что дарил ему мир Титанидии. Эта сила теперь слилась с ним воедино, он, практически, породнился с ней и ощущал её, как некий удивительный организм, обитавший у него внутри, и помогавший ему во время любой битвы и опасности. Они с Агардом так и жили соседями, но словно породнились, став ближе, чем порой бывают родственники, связанные кровными узами. Этот необычный мир, Титанидия, через несколько лет стал воспринимать Рея, как своего родного жителя, открывая для него порталы почти как дверь, стоило лишь слегка постучать, и проход открывался без малейших усилий. Тьма, когда первый раз увидела, насколько легко он это делает сам, всё что смогла, это открыть рот и начать тыкать пальцем в открывшееся перед Реем пространство. Ей самой последнее время открывать порталы на Титанидию было очень тяжело, не особо помогал даже артефакт. Хотя она и брала от источников в Титанидии очень много, Дидрейн всё же что-то сделал, как будто перекрыл наполовину её возможности, словно собирался при возможности вычеркнуть её из игры.
Рей всё чаще наведывался к сестре. Агард постоянно делал какие- то настойки, а потом решил с согласия Рея попробовать красный сонный цветок, прозванный им дремником. Агард, нахимичив что-то очередной раз, сунул в руки Рея пузырёк со строгой инструкцией, как применять и отправил к сестре. Сначала результат был небольшой, она стала реагировать на резкие звуки, поворачивая голову, смотрела, что ей помешало. Агард продолжал давать Рею пузырьки, напомнив, сколько лепроидам требовалось времени, и приказал ждать результата не раньше, чем через год, а то и дольше. Но Диана выздоравливала быстрее. Через полгода она стала узнавать живущих рядом с ней людей, а потом словно вынырнула из своего небытия.
Рей всё так же ходил на арены, хотя этим каждый раз жутко злил Агарда. Тот ну никак не мог понять, как можно просто так махать кулаками, навешивая тумаки и получая сдачи. Рей посмеивался и говорил, что он тоже не может понять, как можно смотреть в одни и те же пробирки, неужели за столько лет он не изучил их ещё до конца? Его бои на арене приносили ему очень ощутимую прибыль. Но он брался и за уничтожение нечисти, что стала появляться из разлома в Тариньольском ущелье, и расползалась по Тариньольскому лесу. Не было теперь ведьм, чтобы просить Хранительницу о помощи. С каждым годом разлом ширился, Тариньольский лес зарастал буреломом, становясь непроходимой чащей. Нечисти становилось всё больше и больше, работы магом прибавилось. В ущелье участились обвалы, погребая под камнями всё больше живых. Ущелье, как и Тариньольский лес старались обходить стороной, когда-то спокойные горы гневались, а в лесу было неспокойно. Остались ещё тропы контрабандистов, но и те прекратили шастать по ним непрерывно. Городок Тариньол терял свой основной источник доходов. В таких условиях работы у Рея с его опытом было хоть отбавляй.
Агард бросил создавать идеального человека, как он мечтал, когда учился. До него дошло, что надо создавать не физически развитого человека, который, скорее всего, превратиться в чьё-то оружие. Та же Тьма, которая вдруг стала интересоваться работами Агарда, внушала опасение. Он видел, что она сделала с лепроидами, и свернул все свои работы, занявшись разработками новых лекарственных средств. Когда Тьма узнала, то была жутко недовольна и, хлопнув, как всегда, дверью, не попрощавшись, ушла. Глаза Агарда стали нормальными, правда, изменили цвет, стали тёмно-стальные.
Созданные Агардом лекарства, Рей отправлял его давней подруге Кнопе, та проводила исследования в больнице и передавала ему отчёты.
Всё время Рей, не переставая, искал девушку со странными волосами. Октавия постоянно твердила, что она жива, но опасность ходит рядом с ней, её надо найти и защитить. На все вопросы «Где искать?» улыбалась и говорила: «Это мне не ведомо, но точно знаю, что она жива». Пару раз Рей замечал возле дома ведьм высокого широкоплечего мужчину, одетого во всё чёрное, с чёрными непроницаемыми глазами, от которого веяло странным фоном. Рей никак не мог понять, но прежде такая магия ему не встречалась. Он уже давно с разрешения Октавии поведал обо всём Агарду. Рассказал ему, что Хранительница говорила о девушке, и теперь у него появился союзник. Увидев непонятного человека второй раз, вернувшись, пошёл к учёному посоветоваться об увиденном.
- Высокий, говоришь, и черноволосый, и фон странный? – повторил Агард за ним и уточнил. - А зрачок красный? - когда Рей кивнул, продолжил. – Это интересно, что здесь делает посол Дидрейн? Это очень странно, Рей, что этот проходимец мог здесь потерял?
- Какой посол? – удивился маг. – Что делать послу возле дома ведьм?
- Вот и я думаю, что ему там делать? Похоже, нашу девочку ищем не только мы. Знаешь, напишу-ка я своей подруге записку, вдруг что-нибудь узнает по своим каналам.
Ответ они ждали недолго. Ожидаемо ничего. Посол в столице, вроде как никуда не отлучался, постоянно находиться во дворце у Ториона. Официально никуда не выезжал. Становилось понятно. Дидрейн не афиширует свои поездки, значит, ищет, что-то лично для себя, или что-то о чём никто не должен знать. Может тот же камень, что и Тьма? Тогда почему у дома ведьм? Или всё-таки девушку? Пока непонятно.
Миланда.
Для Миланды эти десять лет поменяли всё её мировоззрение. До этого она жила в своём маленьком мирке, всё там текло плавно и степенно, без всяких потрясений. Теперь её мир менялся, и надо было находить своё место в нём.
Вначале бабушка не оставляла её ни на минутку, всё время крутилась рядом. Немолодая уже женщина категорически отказывалась назвать Миланде свой возраст, намекая ей, что у женщин спрашивать про возраст неприлично.
Она постоянно была на ногах, что-то делала, куда-то выходила и быстро возвращалась. Рядом с Миландой всё время вертелся щенок, не давая ей остаться одной и задуматься, словно чувствовал, что она может, оставшись одна расплакаться. Миланда поинтересовалась у Клео, откуда пёсик, та удивлённо на неё посмотрела и рассказала, что подобрала его возле неё на поляне, думала, что он её. Девушка заглянула в умные глаза маленького питомца.
- И как тебя зовут? Не могу же я тебя звать пёсик? – и рассмеялась, когда животное отрицательно помотало головой. – Ого, да ты что меня понимаешь? – щенок внимательно смотрел на неё. – Как же тебя зовут?
Пёс закрутился у неё в руках и тоненько затявкал. Миланда его отпустила, но он снова полез к ней, подсовывая голову под ладонь.
- Да ты что? – опять развеселилась девушка. – Погладить тебя что ли? - и скользнула рукой по голове, щенок подался вперёд, и она задела ошейник. – Что? Что-то на ошейнике?
В конце концов, она нашла на ошейнике его имя.
-Абшуг? – щенок радостно тявкнул. – Какое странное имя. Ну, хорошо будешь Абшуг.
Так у щенка появилось имя.
Оставалась один на один сама с собой Миланда только ночью. Стоило ей закрыть глаза, и страшная картина её кошмара выплывала из глубин сознания. Тогда она выла в подушку, думая, что её никто не слышит. Она прощалась со своей семьёй, со своим детством и своей такой короткой влюблённостью, разбившейся вдребезги об открытый портал на поляне. Она надеялась вырвать её из своей души, чтобы даже воспоминаний не осталось.
Ей так не хватало Беатрис, которая заняла место её матери, и старенькой Феодотьи с добрыми морщинками вокруг глаз, и всегда пёкшей удивительно вкусные булочки. Ничего этого больше не будет, не будет рядом таких родных и любимых сестёр, не будет рядом красавицы Бианки и вечно недовольной Китти и порой надменной Мэгги. Никого из них больше не будет.
И так практически каждую ночь. Пока Клео не встала и не подняла её всю зарёванную с постели.
- Хватит, Миланда, всё. Ты отдала частицу своей души, оплатив дань памяти. Пусть остальное останется в сердце. Ты каждую ночь плачешь и жалеешь себя. У тебя ничего не будет, так ты говоришь? – она встряхнула Миланду. – У тебя всё будет, но для этого надо сделать многие вещи, деточка. Во-первых, разобраться, что тогда произошло, и кто виноват. Не разобравшись, не ставить клейма. Когда узнаешь правду, поймёшь, кто виноват и что произошло на самом деле. Но воя ночами в подушку, ничего не исправишь и, увы, никого не вернёшь. Я думаю и Беатрис, и Феодотья, и твои сёстры уже исстрадались, глядя на тебя. Хватит! Ты должна быть сильной, ты должна жить за них за всех. Завтра придёт Герберт, мой друг, пора, девочка, становиться взрослой.
- Кто такой Герберт? – всхлипнула в последний раз Миланда и вытерла глаза.
- Гном, он будет тебя учить.
- Я училась. Мне приглашали нескольких учителей.
- Это другой учитель Миланда. Завтра узнаешь.
Миланда побурчала, что она теперь не уснёт, думая, что это за учитель и чему он такому научит, чего она не знает. Клео улыбнулась и отправила её спать, сказав лишь, что ей понравиться.
Герберт пришёл с утра. Клео, как только он зашёл к ним, разулыбалась и засуетилась, пытаясь усадить его за стол и накормить. Было видно, что женщина любит его, как родного. Миланда с удивлением рассматривала мужчину. Она много слышала про эту расу, но за свою короткую жизнь не встречалась с ними. Она представляла себе невысокого коренастого мужика с окладистой бородой и топором в руке. Герберт оказался выше, чем она себе напридумывала, широкоплечий, с мускулистыми руками, с достаточно ладной, пропорциональной фигурой, кареглазый и с хорошей открытой улыбкой, а вместо бороды подбородок покрывала недельная щетина. Единственное, что соответствовало представлениям Миланды, это топор. У него действительно был топор, который он аккуратно поставил у входа. Абшуг, по всей видимости, видел Герберта уже не раз и уважал его всей силой своей души. Он, радостно тявкая, понёсся встречать гостя, и заработал от Герберта потрёпывания и потискивания.