– Ну, что? Проснулась? – возвращает ее в действительность голос мужа, принесшего в хату охапку дров. – Замерзла небось? Иди, печку растапливай. А я ведь предлагал с вечера ее протопить.
Мария встает и одевается. Чтобы не замерзнуть, пока хата нагреется, надевает еще и жилетку. Странное дело, но жилетка не хочет застегиваться. Растолстела она, что ли? Всю жизнь, сколько себя помнит, была худющей-худющей, а тут живот начал выпирать. Это наверно от климакса. Ей уже сорок пять лет, и у нее, как она понимает, начинается климакс, месячных уже три месяца нет. Нужно бы конечно сходить в больницу и провериться, мало ли, что. Сейчас столько людей от рака помирает. Не дай бог, и у нее там какая ни будь опухоль. Ничего правда не болит, но лучше провериться.
Через неделю она, все-таки, выбралась в поликлинику. Здесь все как всегда – прежде чем направить к нужному врачу, всем измеряют температуру, и для женщин обязательный осмотр у гинеколога, иначе их туда не загонишь. Молоденькая врачиха осмотрела и Марию.
– Женщина, да Вы беременны. – ошарашивает она Марию.
Хорошо, что в это время Мария еще лежала на кресле, иначе она бы упала. Ну как она может быть беременной? Мужу уже шестьдесят один год. В постели они иногда еще встречаются, но уже давно не предохраняются, и ничего такого не могло случиться. Стыд то какой! Что соседи скажут? Бабка забеременела? Грустная пошла домой. А перед детьми как неудобно будет. Сказать то они ничего не скажут, они у нее оба глухонемые. А глухонемыми они стали по ее вине. Тяжкий грех на ней лежит. Вот как раз проходит она мимо церкви, зайти бы помолиться, но церковь теперь не действующая, там теперь продовольственный склад, и крест с колокольни сняли.
И снова мысли уносят ее в март далекого сорок третьего года. Детишки, плакали, жаловались на боль в животиках и просили кушать, но кушать было нечего. Она оббегала всех соседей, прося дать ей хоть корочку хлеба, хотя бы одну картошинку, но никто ей ничего не дал. В хате было холодно, и топить ее было нечем. И рассудок у нее как будто помутился. Она потеплее одела своих двухлетних детишек и повела в лес. В поле снег уже почти растаял, и идти им было легко. Она обещала показать им в лесу птичек, и дети притихли, перестали плакать, и на боль в животиках не жаловались. Зашли в колхозный сосновый лес. Здесь еще лежали остатки снега, но птички уже пели. Чирикали воробьи, и прыгали с ветки на ветку синички. Скоро весна, и тогда будет легче, но она точно знала, что дети до этого не доживут. Их ждет страшная голодная смерть. Нет, только не это. От такой участи она их спасет. Она слышала, что когда человек замерзает, то боли не чувствует, он просто засыпает, и все. Вот так же и ее детишки, уснут, и не проснутся. И никакой боли больше не будут чувствовать. По ночам еще до десяти градусов мороза держится, для ее детишек как раз хорошо будет, сильного холода они не почувствуют.
Прошли маленький колхозный лесок, перешли через дорогу, которая ведет на Хомино, и зашли в большой бор. Этот лес тянется аж до Чернигова. Час они шли в глубь леса, пока не вышли на лесную дорогу.
– Детки, возьмитесь за ручки, и идите по этой дороге, а я вас скоро догоню. И ничего не бойтесь, – сказала она детям.
Когда дети отошли, она услышала, как гудит бор. Поднялся сильный ветер и верхушки сосен сильно раскачивало из стороны в сторону. Оттуда этот гул и доносился. Ей самой стало страшно от этого гула. А как же дети? Они ведь тоже испугаются и будут плакать. Она догнала детей, разорвала подкладку своей фуфайки и вытащила из-под нее немного ваты. Запихнула ее детям в ушки. Все, теперь они не будут бояться. Отправила детей дальше идти по лесной дороге, а сама убежала домой. Сердце ее разрывалось от горя, но больше ничего для них она не могла сделать.
Дома она не находила себе места. Наступила ночь, но уснуть она не могла. Где-то залаяла собака.
– Волки! Там ведь могут быть волки! Как же она об этом не подумала? – пронзила ее внезапно страшная мысль. – Нужно срочно спасать деток.
Она набросила фуфайку и побежала в лес.
Детей она нашла только утром, когда уже совсем отчаялась их найти. Хорошо еще, что на дороге их оставила, если бы они среди леса остались, то она бы их никогда не нашла. Они, держась за ручки, сидели под сосной и тихонько плакали. Мария кинулась их обнимать и целовать в холодные щечки, стараясь согреть. Как хорошо, что мороза не было, и они не замерзли насмерть.
– Вам холодно? Вы сильно замерзли? – спрашивала она детей, но дети смотрели на нее и молчали.
Они ведь ее не слышат, сообразила она. Вынула вату из ушей детей и повторила вопрос, но дети по-прежнему молчали.
Что это с ними? Почему они ей не отвечают? Может обиделись на нее? Так еще ведь слишком маленькие, чтобы что-то понимать. Повела детей домой. Впереди на снег упало что-то черное. Когда подошли ближе, Мария увидела, что это окровавленная ворона. Видимо коршун или ястребок сбил ее на лету, но не успел подхватить, и уронил. Это было их спасение. Теперь она сможет накормить детей бульоном.
В селе скрыть что-то от людей просто невозможно. Через пару дней уже вся улица знала, что ее дети наверно провели ночь в лесу, так как вечером она шла с детьми в лес, а утром шла с ними обратно. Некоторые, не особенно деликатные, прямо спрашивали ее об этом, но Мария все отрицала, вот только никак не могла людям объяснить, почему ее дети вдруг перестали разговаривать. Было это загадкой и для самой Марии. Скорее всего в лесу они чего-то очень сильно испугались. Они не только не разговаривали, как выяснила Мария, они еще ничего и не слышали. Они глухонемые. Но сколько бы она не отрицала, что не хотела избавиться от детей, люди остались при своем мнении. Это и помогло детям выжить. Теперь люди давали ей для детей что ни будь из еды. Муж об этом ничего не знает, она не стала ему об этом рассказывать, когда он вернулся домой. Соседи ему конечно рассказали о своих догадках, но он им не поверил, не такая у него жена, чтобы навредить собственным детям. А она жила с этим тяжким грехом всю жизнь.
Теперь эта слишком поздняя беременность. Как к этому Михаил отнесется?
Но муж к этой неожиданной новости отнесся нормально. Нельзя сказать, что это его сильно обрадовало, но он и не расстроился, все принял как должное. Ведь не одна же жена в этом виновата, он ведь тоже поучаствовал.
Через полгода Мария родила здорового мальчика, которого назвали Колей. Мария была просто счастлива, у Коли не было никаких проблем ни с речью, ни со слухом. И она благодарила Бога за это счастье. Не зря она часами стояла на коленях перед иконами и молилась, просила Бога простить ей ее тяжкий грех, а еще просила, чтобы ребеночек родился здоровым, чтобы Бог не наказывал его за ее грехи. Наверно ее молитвы дошли до Бога. У нее растет еще один здоровый сын, и ей хотелось верить, что Бог простил ей ее тяжкий грех.
Юра
Мы с женой ехали к первому месту моей службы, в поселок Бершеть Пермского края. Ехали налегке, с собой только два небольших чемодана с самыми необходимыми вещами, все остальное поместилось в трех тонный контейнер. А из всего остального у нас только диван-кровать, стол-книжка, два стула и кухонный стол-тумбочка. Вот и все богатство. В Москве сделали пересадку на Пермский поезд. В купе уже сидела симпатичная, невысокого роста женщина.
– Эльвира Петровна – представилась женщина. Вы до Перми?
– Да, до Перми, – сказал я, и мы тоже представились.
– Это хорошо, я тоже до Перми. Не люблю, когда попутчики часто меняются, лучше с одними до концы ехать. Хорошо, если и четвертый пассажир будет до конца ехать, – высказала свои предпочтения Эльвира Петровна.
Соседка оказалась словоохотливой. Через пару часов мы уже знали, что она едет к сыну Юре, чтобы помочь ему устроиться на новом месте. Юра закончил военное училище и получил назначение в Пермь. К месту службы поедет пока один, а когда получит квартиру и обустроится, тогда и жену заберет. Сам он вряд ли сумеет быстро получить квартиру, поэтому она и едет. Она сама сходит на прием к командиру дивизии и попробует пробить для сына квартиру. Они с мужем не хотели, чтобы сын стал военным. Муж у нее уважаемый в Харькове человек, и хотел, чтобы Юра пошел по его стопам, чтобы была своя династия, но сын их не послушался. Теперь же деваться некуда, нужно помочь ему устроиться на новом месте.
Узнали также, что недавно ее муж пытался завести себе любовницу. Подозрение по этому поводу у нее появилось, когда она случайно обнаружила в кармане у мужа трамвайный билет. Куда он мог ездить на трамвае? У него ведь своя «Волга» с личным водителем. Значит не хотел, чтобы даже водитель знал об этой поездке. Эльвира Петровна съездила в трамвайный парк и выяснила на какой маршрут выдавались билеты с такими номерами. На этом маршруте ее мужу совсем нечего было делать. Значит точно любовница. Эльвира Петровна строго поговорила с мужем, пообещав кое-что ему отрезать, если он и дальше будет туда ездить, и теперь была абсолютно уверена, что любовницы у мужа больше нет.
В Перми мы не сразу нашли наш автобус на Бершеть, а когда купили билеты и сели в него, то опять увидели нашу знакомую Эльвиру Петровну.
– И Вы здесь? – удивился я. Вы же говорили, что Юра будет в Перми служить.
– Ну это я примерно место назвала.
– А какая у Юры фамилия? – поинтересовался я.
– Гармашов.
– Так я знаю Вашего сына, мы с ним вместе учились.
Юра был высокий, широкоплечий и сильный парень, весом под сто двадцать килограмм, к тому же еще и красивый. Я почему-то подумал, что при поддержке таких родителей ему прямая дорога в генералы. Не знаю, кто у него отец, но видать шишка не маленькая, раз у него личная «Волга» с водителем.
Помощь матери в выбивании квартиры, Юре скорее всего не понадобилась. Мне, да и многим другим моим знакомым ключи от квартир выдали на следующий день после приезда, сразу после представления командиру дивизии. Разве что эта пробивная женщина успела сходить на прием к командиру дивизии прямо в день приезда.