• статьи о некоторых злостных убийствах и о наказаниях, которые положены тем, кто их совершил;
• статьи о кражах;
• разное, не вошедшее в предыдущие разделы.
Кодекс Карла по-средневековому суров. Основным видом наказания в нем служит смертная казнь, которая в зависимости от тяжести преступления и положения лица, его совершившего, могла применяться в разных формах, начиная с сожжения на костре и заканчивая повешением. Допускались Кодексом и пытки, но, во-первых, применение пыток строго регламентировалось – пытать подозреваемого можно было только при наличии достоверных (достоверных!) доказательств, а во-вторых, запрещалось учитывать показания, которые давались непосредственно под пытками, можно было принимать во внимание лишь то, что обвиняемые говорили на следующий день после пыток или еще позднее.
Пытать подозреваемого можно было только при наличии достоверных доказательств – обратите особое внимание на это обстоятель-ство! Оно очень важно с точки зрения судебной медицины. Из основного средства проведения следствия пытки превратились в дополнительный инструмент, а на первый план выдвинулся сбор доказательств! А для нахождения и правильной оценки многих доказательств требовалась помощь врачей. Таким образом, Кодекс Карла узаконил положение медицинской экспертизы в судебно-следственном процессе. Пусть и не прямо узаконил, а косвенно, не упоминая о непосредственном участии врачей, но все же узаконил, потому что доказательства биологического характера без помощи врачей невозможно было оценить.
Давайте посмотрим, что считалось доказательством в Кодексе Карла.
Доказательства делились на «общие подозрения и доказательства» и «доброкачественные», то есть веские доказательства, позволяющие арестовать человека и подвергнуть его пыткам.
К общим подозрениям и доказательствам относились:
• общественное мнение о человеке, различные слухи о нем;
• пребывание в каком-то подозрительном месте;
• подозрение (но не уверенность) в том, что этот человек находился на месте преступления в момент его совершения;
• связи с людьми, ранее совершавшими какие-либо преступления;
• наличие повода для совершения преступления;
• обвинение пострадавшего, подтвержденное присягой или данное на смертном одре (считалось, что люди, готовящиеся предстать перед Высшим судом, не осмелятся лгать);
• бегство, случившееся после совершения преступления;
• неприязненные отношения с жертвой преступления (по сути, это то же наличие повода).
Общие подозрения и доказательства по отдельности ничего не значили, то есть не могли считаться «доброкачественными доказательствами». Во внимание могло приниматься только несколько таких доказательств в совокупности.
К «доброкачественным» доказательствам, каждого из которых было достаточно для ареста и пытки, относились следующие:
• обнаружение на месте совершения преступления вещи, принадлежавшей подозреваемому;
• показания «одного единственного доброго и безупречного свидетеля», то есть свидетеля, полностью заслуживающего доверия, но при этом на основании показаний одного человека, насколько бы он ни заслуживал доверия, нельзя было выносить приговор, требовались дополнительные доказательства вины подозреваемого и принимались во внимание показания, основанные на «самоличном знании истины», а все сказанное с чужих слов не учитывалось;
• показания уже уличенного преступника, в которых он называет имя своего пособника или сообщника;
• рассказ самого подозреваемого о готовящемся преступлении либо его публичные угрозы совершить данное преступление;
• участие подозреваемого в драке с жертвой;
• окровавленная одежда подозреваемого, наличие у него оружия или предметов, принад-лежавших жертве;
• появление у подозреваемого неожиданного богатства после того, как было совершено преступление;
• подозрительное поведение подозреваемого.
Кодекс Карла предусматривал строгое наказание за лжесвидетельство, полностью соответствовавшее такому в китайской традиции – лжесвидетель получал то наказание, которое могло бы быть назначено обвиняемому в результате его показаний.
Суровый, но справедливый Кодекс Карла произвел настоящий переворот в европейской юриспруденции. Фемида (то есть следствие и суд) повернулась лицом к доказательствам и экспертизе, к которым раньше она была повернута спиной. В докодексовскую эпоху все определялось личностью субъекта, который вел следствие или вершил суд. Он мог обращать или не обращать внимания на доказательства, мог обвинять или оправдывать по своему желанию и усмотрению… Теперь же играть следовало по правилам и эти правила подразумевали участие врача-эксперта в судебно-следственном процессе. Судебная медицина, прежде обретавшаяся где-то на задворках, выдвинулась если не на первый, то хотя бы на второй план. И это было замечательно, восхитительно и просто чудесно, поскольку качество социальной сферы неразрывно связано с качеством законов, качеством юриспруденции, которое, в свою очередь, зависит от того, насколько тщательно собираются и оцениваются доказательства во время следствия и суда.
В Кодексе Карла особо описывались случаи, в которых обвиняемый должен был быть оправдан за отсутствием состава преступления. Например, если брадобрея во время бритья клиента толкали под руку и он в результате перерезал клиенту горло, то брадобрей освобождался от ответственности за убийство. Если брадобрей делал свою работу «в неподходящем месте», то есть там, где вероятность помех была высока, то он считался виновным в убийстве и получал положенное наказание. Кодекс Карла был гибким и не подходил ко всему с одной-единственной меркой. И пусть до полной справедливости Кодексу было далеко, потому что для знатных людей он предусматривал более мягкое наказание, чем для простонародья, тем не менее для своего времени это был весьма справедливый свод законов, согласно которому прежде чем наказывать человека, следовало доказать его вину.
Главные преимущества Кодекса Карла заключались в следующем:
• в нем давалось четкое определение преступления и наказания, положенного за его совершение;
• в нем впервые в европейской практике вводился принцип, гласящий, что преступлением является только то, что считается таковым согласно закону;
• в нем была описана система судопроизводства;
• в нем определялось точное количество свидетелей (не менее двух), позволявшее считать преступление доказанным;
• в нем было регламентировано применение пыток, которые прежде применялись как угодно, по усмотрению судей.
Если медики склонны считать годом рождения европейской судебной медицины 1209 год, в котором папа Иннокентий Третий издал буллу, согласно которой в сомнительных случаях к определению причины смерти привлекались врачи, то юристы ведут отсчет возрасту этой науки с 1533 года. Или с 1532-го, потому что Кодекс Карла был создан за год до его публикации.
Решайте сами, какая дата вам больше по душе и вставьте ее в итоговую строку.
Итог – европейская судебная медицина родилась в … году.
Happy Birthday, dear medicina forensis, Happy Birthday to you!
Кстати говоря, название «судебная медицина» («medicina forensic» или «forensic pathology») придумал во второй половине XVII века профессор Лейпцигского университета Иоганн Бонн. По его мнению, это название подходило данной науке гораздо лучше, чем прежнее «правовая медицина» или «медицинская юриспруденция» («medicina legalis»).
Глава пятаяРазвитие судебной медицины в допетровской России, или От «Русской Правды» до Аптекарского приказа
Существуют два основных источника древнерусского права – Церковный устав великого князя Ярослава Владимировича и «Русская правда». Оба этих свода законов появились в XI веке, во время правления Ярослава Мудрого. Известны также и другие уставы, например – Устав великого князя Владимира Святославича, при котором произошло крещение Руси или устав, принятый в начале XII века во время правления внука Ярослава Мудрого Владимира Мономаха, но принципиальной разницы между ними нет – во всех говорится то же и о том же. Если Уставы представляют собой церковные кодексы, то «Русская правда» – это светский свод законов. Впервые она упоминается в одной из новгородских летописей, где сказано, что в награду за помощь в борьбе со Святополком Окаянным Ярослав в 1016 году дал новгородцам Правду (Святополк Окаянный, если кто не знает, приходился Ярославу родным братом, старшим).
Не надо удивляться одновременному наличию двух кодексов, во многом «пересекавшихся» друг с другом. Такое положение дел определялось наличием двух судов – церковного и княжеского, причем церковному суду в ряде случаев могли быть преданы и миряне.
Законодательство Древней Руси предусматривало ответственность за такие преступления против личности, как нанесение побоев, изнасилование, убийство. Также существовала ответственность и за прелюбодеяние, мужеложство, скотоложство. Но нигде не было сказано о том, кто и в каком порядке должен осматривать пострадавших или подозреваемых. Видимо подразумевалось, что производить осмотры будут судьи. Так, собственно, оно и было.
За преступления против личности преду-сматривались такие наказания, как кровная месть по принципу «око за око», штрафы, взимаемые в княжескую казну, и выплаты пострадавшему или его родственникам.
Вот несколько отрывков из «Русской правды».
«Убьет муж мужа, то мстит брат за брата, или сын за отца, или сын брата, или сын сестры; если не будет никто мстить, то 40 гривен за убитого…»
«Если убьют огнищанина[15] умышленно, то убийце платить за него 80 гривен, а люди не платят; а за княжеского подъездного[16] 80 гривен…»
«А если украдут чужого пса, или ястреба, или сокола, то за обиду 3 гривны…»
«А тот, кто схватил вора, получает 10 резан[17]