– Значит, действовать голыми руками?
– Не думаю, что хоть у кого-то из этих троих есть оружие, – заметил Старцев.
– У них, возможно, и нет, но в случае столкновения с агентами МОССАДа оружие нам может очень даже пригодиться.
– Значит, сделай так, чтобы агенты МОССАДа остались в неведении относительно вашего присутствия. И хватит об этом. Давай по существу. Есть еще вопросы?
Обсуждение затянулось до часу дня. В дверь заглянул секретарь, старший лейтенант Орлов, и сообщил, что машина для Богданова и Шилкина готова.
– Вас отвезут в гостиницу, – сообщил Старцев. – Там вас ждут члены команды. На все про все у вас будет минут тридцать. Постарайтесь уложиться.
– Будет сделано, товарищ полковник, – поднимаясь, козырнул Богданов.
Шилкин прошел к выходу, Богданов следом за ним.
– И удачи вам, – услышал они за спиной голос Старцева, но не оглянулись.
Глава 5
Богданов сидел в салоне Ил-62, совершающего полет по маршруту Москва – Париж – Монреаль – Нью-Йорк. Новый маршрут в Северную Америку Аэрофлот открыл в 1971 году, и он сразу же оказался востребованным. Билеты на этот рейс раскупали влет. Управление госбезопасности всегда имело резерв благодаря введенной в эксплуатацию в 1972 году системе бронирования и продажи билетов «Сирена-1». Название системы складывалось из начальных букв расширенного названия «Система резервирования на авиалиниях». Изобретение колоссально упростило обслуживание авиарейсов. Огромная электронно-вычислительная машина занимала главный зал в здании Центрального агентства воздушных сообщений и была связана со всеми московскими авиакассами и авиакассами в сорока трех городах СССР.
Стюардесса заученно рассказала о рейсе: о дальности полета, о высоте, на которой он пройдет, сообщила фамилию командира экипажа, не забыла предупредить о необходимости пристегнуть ремни и других мерах безопасности. Богданову все это было не интересно. Закрыв глаза, он окунулся в прошлое. Сколько времени прошло с тех пор, как он и его команда вот так же сидела в самолете, направляясь в Париж? Тогда рейс был выбран Москва – Буэнос-Айрес, в остальном же никаких изменений.
Впрочем, нет. Изменения произошли, и имя им было полковник Шилкин. По легенде, он теперь звался Эдвард Кроли, поляк немецкого розлива. Как такое было возможно, Богданов не представлял, но так уж гласила легенда. Сотрудник административного аппарата Министерства здравоохранения Польши, он выступал старшим группы врачей, посетивших СССР с целью обмена опытом и повышения квалификации. Теперь же группа под его руководством отправлялась в страны Ближнего Востока с миссионерской целью.
Группа – это бойцы группы «Дон», каждый из которых получил польский паспорт и, соответственно, имя. Больше всех повезло Дубко: ему досталось русское имя Павел и фамилия, лишь слегка отличающаяся от настоящей. Теперь он значился как Павел Дудка и, по легенде, выполнял в группе роль врача, практикующего нетрадиционную медицину. Легкая легенда, если рассудить. Даже для тех, кто знаком с нетрадиционной медициной, всегда можно наплести с три короба, выдав любую чепуху за новые веяния в данном направлении.
Дорохин, он же Михал Ручак, значился как специалист по инфекционным заболеваниям, много лет проживший в СССР, отчего польский акцент из его речи практически исчез. Казанец, в новом обличье Якуб Брожек, по легенде, вообще не принадлежал к медперсоналу. В его обязанности входило обеспечение группы всем необходимым, он был вроде завхоза, но с совмещением обязанностей лаборанта, секретаря и казначея.
Богданову досталась роль научного сотрудника, профессора медицинских наук, занимающегося помимо врачебной деятельности еще и обучением студентов. Теперь он должен был откликаться на имя Войчех Гловацкий. Познания в медицине у Богданова ограничивались умением оказывать первую медицинскую помощь в условиях боевых действий, про обучающий процесс он и вовсе практически ничего не знал. Оставалось надеяться, что демонстрировать знания в этих областях ему не придется.
Вячеслав открыл глаза, посмотрел туда, где сидел полковник Шилкин. В плохо отглаженном сатиновом пиджаке на два размера больше, чем требовали его габариты, он выглядел как колхозник, возвращающийся со столичной сельскохозяйственной ярмарки. Над входом загорелось табло, стюардесса в очередной раз напомнила о необходимости пристегнуть ремни, сначала на русском, затем на английском языке, мило улыбнулась, и самолет пошел на взлет. Богданов снова закрыл глаза.
Остальные члены группы расположились во втором салоне, так что контакта с ними не будет до посадки. В гостинице они успели получить лишь общий инструктаж, потратив пятнадцать минут из тридцати возможных на обсуждение новых фамилий и заучивание легенды. У подполковника не было возможности перекинуться парой слов даже с помощником Дубко, так что тот еще был не в курсе новой выходки Шилкина.
По правде говоря, Богданов не знал, как ему относиться к происходящему. С одной стороны, замечания Шилкина относительно доверия вышестоящего начальства к его решениям казались резонными. С другой стороны, выглядело это подозрительно. С какой стати полковнику КГБ вдруг отдавать полномочия кому-то другому? Откуда такая щедрость? Или Богданов дует на воду? Привык осторожничать с людьми из госбезопасности, вот и накручивает себя. Но ощущение, что Шилкин не так прост, как хочет казаться, возникло не на пустом месте. Слишком уж легко ему дается всякого рода притворство. Если он так спокойно воспользовался этой способностью, чтобы ввести в заблуждение самого Лазарева, что мешает ему попрактиковаться и на Богданове?
Полковник Старцев не предпринял попыток пообщаться с Богдановым наедине. Значит ли это, что он за подполковника спокоен или же просто возможности не представилось? Нет, чушь. Если бы Старцев хотел, он бы сам организовал такую возможность. Значит, посчитал это лишним. Еще вопрос: почему Мортина отстранили от операции? Действительно ли появилось некое дело большей важности, чем ситуация в Египте? Или Мортину стало известно что-то такое, что он поспешил откреститься от заведомо проигрышной операции?
Действительно ли она проигрышная? Спроси об этом Богданова в открытую, он бы, пожалуй, дал утвердительный ответ. Если бы им позволили личный контакт, тогда дело могло выгореть. Но как можно узнать, что в голове у человека, если ты с ним даже одной беседы провести не можешь? Никаких личных контактов, никаких насильственных действий, ни допроса с пристрастием, ни личного досмотра. И как прикажете действовать?
«На месте разберемся», – так ответил Шилкин, когда Богданов попытался поговорить с ним на эту тему. Разберется он, как же! Им хотя бы с одним успеть разобраться, но ведь не влезешь и впрямь в голову, не прочитаешь мысли на расстоянии, чтобы узнать, на кого стоит тратить время, а про кого просто забыть. Вот еще один вопрос: что, если Служба общей разведки Египта ошиблась? Что, если ни один из тех, на кого предстоит вести охоту, не причастен к утечке информации из главного штаба Садата? Что тогда? Снова провал? Быть может, именно такого исхода и опасался Мортин, оттого и самоустранился?
– Просыпайтесь, уважаемый! Просыпайтесь!
Богданов вздрогнул, открыл глаза. Перед ним стояла стюардесса и с виноватым выражением лица энергично трясла его за плечо. «Ого, вот это я отрубился, – Богданов спросонья заморгал глазами. – Уже прилетели, а я даже после взлета ремни не отстегнул».
– Простите, видимо, укачало. Не заметил, как уснул, – глупо произнес Богданов.
– Не страшно. Поднимайтесь, пора на выход, – стюардесса помогла ему отстегнуть ремни, посторонилась, пропуская Богданова. – Вы без багажа?
– Ручной клади нет, если вы об этом.
– Стараюсь быть полезной, – стюардесса улыбнулась. – Если бы вы знали, как часто пассажиры оставляют в салоне свои вещи, а потом бегают, отыскивая пропажу.
– Хорошо, что вы всегда начеку, – неловко похвалил Богданов. – Спасибо за приятный полет!
– Всего хорошего. Счастливого пути, – на автомате пожелала стюардесса и пошла по своим делам.
Самолет Богданов покинул одним из последних. Первый транспортный автобус уже ушел к терминалам, второй ожидал последних пассажиров. Богданов протиснулся к окну, прижался лбом к стеклу. Куртку пришлось снять. Выезжали из Москвы при неуверенных плюс трех, а в Париже их встретила жара до плюс двадцати пяти. Серьезный перепад для нескольких часов полета. Голова слегка побаливала. С некоторых пор Богданов заметил, что перелеты стали сказываться на здоровье. Это было неприятно, доставляло неудобство и заставляло задумываться о возрасте.
Какой будет для него старость? Разведчик в отставке, чем он станет заниматься, как коротать досуг? Разводить цветы на подмосковной даче на пару с женой? Жена! Богданов вспомнил их расставание. Нехорошо получилось: уезжать от жены в момент ссоры всегда скверно; когда же не знаешь, чем закончится для тебя очередное задание, совсем паршиво. Из гостиницы он пытался ей дозвониться, трубку никто не взял. Неудивительно, Елена редко бывала дома в дневное время. Пришлось звонить соседке, объяснять про командировку и просить, чтобы та передала жене.
Соседка сразу догадалась, что с Еленой у него вышла размолвка. Может, по его тону, а может, подслушивала, интуиция тут ни при чем. К просьбе, правда, отнеслась с пониманием. Пообещала все передать и еще про любовь от себя добавить. Богданов не стал возражать. Положил трубку, вздохнул. Осадок от ссоры никуда не делся. Ни тогда, ни сейчас. Теперь уже ничего не изменить. Из Парижа не позвонишь, письмо не напишешь. Придется отложить примирение до возвращения.
Автокар остановился возле терминала, пассажиры гуськом выходили и исчезали за стеклянными дверями. Богданов вошел в терминал, поискал глазами товарищей. Останавливаться не стал, чтобы не создавать толкучку, народ дружным потоком следовал к стойке паспортного контроля. Встав в общую очередь, Богданов, наконец, увидел своих. Шилкин успел пройти через стойку паспортного контроля и перешел к осмотру таможенному. Казанец и Дубко продвигались в очереди, но контроль еще не прошли. У Дорохина, следовавшего за Шилкиным, с пограничником возникли какие-то разногласи