– Я так больше не могу! Чувствую себя как нищий, которого раз в одиннадцать дней пускают на кухню, дают украдкой от хозяев милостыню и выпроваживают с черного хода, чтобы не мозолил глаза… Чего мы мучаемся? Почему должны столько времени не видеть друг друга?
– Я понимаю, – она перешла на шепот, – правда, все понимаю. Мне ведь тоже непросто…
– Тебе неприятно приходить, потому что здесь мой брат?.. Давай я сниму номер в гостинице… Будет хоть какая-то новизна в нашей жизни.
– Мне бы очень хотелось! – голос внезапно посветлел. – Только чтобы никто вместе не увидел… Шестнадцатого он на весь день уедет на слушания в Амхерст. Должен вернуться лишь после девяти вечера… Я смогла бы уйти с работы часа в два…
– Все. Договорились. Отпрашиваюсь на полдня шестнадцатого и резервирую комнату где-нибудь в отеле рядом с городом.
– Нет, давай лучше я сама. Ведь ты ничего в Бостоне не знаешь. Перезвоню через несколько минут и дам точный адрес. Встретимся прямо там.
Конечно, не надо было, но не удержался:
– Чего я не знаю?
Лиз немножко замялась.
– Видишь ли, это частная гостиница, бутик-отель. Всего четыре или пять комнат. Что-то вроде маленького пансиона. Хозяйка сама готовит, чистота и тишина изумительные. Пообедаем пораньше, у них хорошая итальянская кухня, а потом целый вечер не будем вылезать из постели. – И, словно почувствовав, что меня насторожила ее деловитая опытность, поспешно добавила: – Пару лет назад, когда здесь были дикие морозы, в нашей квартире прорвало трубы. Пришлось нам – Ричарду и мне – перебраться туда на несколько дней.
– Слушай, а вдруг хозяин или хозяйка тебя узнают?
– Уверена, что узнают. – Я отчетливо вижу, как она на другом конце провода вскинула подбородок. Браминское высокомерие делает Лиз еще более привлекательной. – Но не подадут вида. Мы же не в России.
25. Встреча в гостинице
(Бостон, 16 января 1992 года)
Мы идем с Лиз по широкому полутемному коридору бутик-отеля, и ничто не предвещает мощный удар, который должны получить очень скоро. Прямо на нас движутся двое. Седой мужик в пальто с поднятым воротником слегка впереди, а за ним высокая худая женщина с сумкой через плечо. Ее лицо кажется смутно знакомым. Они подходят ближе, и я узнаю Джессику Каллахан. Ту самую дочку констебля. Адвокатессу, что видел на слушаниях судьи 2.
Оказывается, судейские тоже люди. Кто бы мог подумать?
Но подумать я не успеваю. Ногти Лиз с силой впиваются мне в ладонь. Седой мужик идет напролом прямо на нас. Квадратная фигура – шагающий постамент, на нем водружена огромная голова, рассеченная пополам тонкой белой линией безупречного пробора, – занимает почти весь проход. В искрящемся взгляде столько животной ненависти, что мне становится не по себе. Я ничего не понимаю.
Мужик останавливается на секунду. Что-то дергается у него в горле. (Если бы сейчас схватил меня за шиворот, выхватил пистолет и направил в лицо, я бы совсем не удивился.) Но он лишь выдвигает челюсть и с нехорошей усмешкой проходит, не глядя по сторонам, между мною и Лиз, прижавшимися к стенам. Джессика ухмыляется насмешливо и, как мне показалось, даже злорадно, глядя на Лиз, стоящую с вызывающе вскинутой головой, и идет следом за ним.
У меня кровь начинает грохотать в висках, будто в затылке железнодорожный состав, лязгая буферами, рванулся с места и несется теперь по накатанным колеям-извилинам мозга, разбрасывая в стороны серое вещество. В очках вдруг все помутнело. Они становятся тяжелыми, врезаются в переносицу. Мускулы подвздошья сжимаются как у боксера перед ударом. Поворачиваюсь вслед уходящей паре, и сами собой сжимаются кулаки.
Слабое красноватое свечение стекает с головы мужика на мясистые уши, на толстый загривок. Тяжело переступая ногами и не обращая внимания на Джессику, он уходит вглубь коридора… И вдруг голова его, как у грешников Данте, поворачивается назад на сто восемьдесят градусов! (Или это он весь незаметно развернулся и пятится сейчас от нас?) Мужик резко опускает веки, точно снимает одновременно обеими глазами стоящую перед ним пару. И, не отворачиваясь, продолжает уходить.
Лиз тянет меня за рукав. И я внезапно осознаю, что скандал с дракой здесь, в гостинице, был бы ей весьма неприятен. Как видно, Джессику она тоже знает. Обнимаю трясущуюся Лиз за плечи и увожу.
Кожаная дверь, на которой стоит огромная металлическая цифра 2, словно почувствовав, что ее сейчас ударят, открывается сама собой. Лиз осторожно, на цыпочках входит в номер и, совершенно обессиленная, садится на кровать. Закрывает руками лицо и вся трясется. В комнате холодно. Очень холодно. Желтые лучи от проходящих машин струящимся длинным веером проплывают в потолке.
– Свет не зажигай, пожалуйста.
– Почему? – глупо удивляюсь я.
– Ты что, не понял? Это Ричард… Когда-то должно было произойти… Что же теперь делать?! Как странно, сразу все рухнуло! – Она делает двумя руками движение, будто натягивает противогаз, чтобы не вдыхать ядовитый воздух отеля. И уже немного успокоившись: – Уверена, тебя он тоже узнал. Он же изучал твое дело. Там должна быть твоя фотография. Память у него профессиональная…
Ну вот я его и увидел! Сподобился наконец! Увидел его мрачно-суровую физиономию, будто вылепленную грубо из мясного фарша. Отделкой деталей явно пренебрегли… Р-рич-чар-рд… имя внешности соответствует точно… Как она могла? С этим?! Что у них общего? Но, может, когда поженились, он выглядел по-другому? Или оказался правильной партией для семьи? У них тут, наверное, до сих пор устраивают династические браки… Странно, что такая чепуха приходит сейчас в голову… Но я про нее почти ничего не знаю…
Раздражение и злость переполняют меня. В соседнем номере – наверное, совсем неотличимом от того, из которого минуту назад вышла с Ричардом Джессика, – совершаются мелкие прерывистые движения, сопровождающиеся вздохами и вскриками. Тихий отчетливый скрип постельных пружин. Я ударяю кулаком в стену. Ударяю в полную силу, с оттягом, так что на коже появляется кровавая ссадина. Боль острой черной иглой пронзает руку и растекается по всему телу, оседает в душе. Скрип прекращается на время, но уже через минуту возобновляется снова. Стены в дорогом бутик-отеле довольно тонкие.
– С этой толстоносой блядью, Джесси Каллахан, я хорошо знакома! Часто к нам в офис приходила… А я-то считала… – Не только лицо, но даже глаза у Лиз побледнели. Она медленно расстегивает молнии на сапогах и, не снимая пальто, опускается на кровать. – Ее половина помощников прокуроров трахала. И судей тоже… Что он мог в ней найти? Не думала, что у него такой убогий вкус! Это уж слишком! Плевать!
Должно быть, у меня завышенное представление о благовоспитанности дам из бостонских браминских семей… В семье помощника прокурора Лоуэлла были свои проблемы и до моего появления… Несмотря ни на что, Лиз все-таки сильно задело, что Ричард ей тоже изменяет… Из нас троих не изменял никому один я… Может быть, она давно догадывалась, что у Ричарда кто-то есть? А неожиданностью было лишь то, что это оказалась толстоносая Джессика и привел он ее именно сюда?.. Так же, как Лиз меня! Я отгоняю эту мысль. Но она никуда не исчезает. Просто носится как ошалелая в голове из стороны в сторону, глухо стучит в черепную коробку, а потом прячется на время за другие менее неприятные мысли.
Я внезапно вспоминаю старичка-констебля, уже очень давно, в самом начале процесса вручившего мне свою ядовитую повестку. Вспоминаю горделивое выражение, которое нарисовалось на сморщенном, румяном, как спелое яблоко, лице, когда он рассказывал, что его родная дочка работает адвокатом в суде. Если бы послушался совета ее папы, родная дочка защищала бы меня! Обвинителем был бы муж Лиз, а защитницей – его любовница-адвокатесса! Красивый расклад! И непонятно, чем бы кончилось. Представляю себе их профессиональные разговоры в постели о моем деле. Что бы они там между собой решили! «Виновен, виновен», – вбивает в ее костлявое тело неистовый обвинитель Ричард. «Нет, нет. Не виновен», – упрямо отвечает Джессика. Закусывает губы, выгибается ему навстречу и отворачивается… Этот процесс, скорее всего, я бы проиграл. У Ричарда доводы были бы сильнее… хотя кто знает…
– Ну вот все и разрешилось! Теперь можно не скрывать. Тебе расходиться будет легче, раз у него кто-то есть… И прокуратура, и защита – все против нас. Совсем мы с тобой беззащитные… – я попробовал улыбнуться, но это мне плохо удалось. – Что ж ты собираешься делать?
Лицо Лиз стало сосредоточенным и отстраненным. Судя по резкой смене выражений, возникавшие друг за другом варианты явно были непригодными.
– А, плевать! Все уже сделано. Ничего не изменишь. Само собой устроится… Нелепо как получилось с гостиницей! Мне в голову не пришло, что он может… Как видно, считал, что безопасно… Может, и не одну Джессику… Ты тут совсем ни при чем. Никто ни в чем не виноват. Ни ты, ни я, ни Ричард… Неважно! С этого дня начинается новая жизнь! Все в открытую… Ты принес что-нибудь выпить? Умница! Хочу отпраздновать свое освобождение!
Комната наполнялась густой тревожной тишиной, источник ее был в приоткрытых губах Лиз. Говорить было трудно, я просто кивнул и пошел к окну.
И увидел, как наша синяя птица с женским лицом и черным хвостом из цифр опустилась на подоконник. Вцепилась в него красными когтями и уставилась через стекло своими круглыми глазами. Теперь меня совсем не удивляет ее появление. Несколько секунд она изучает меня. Потом стряхивает влагу со сверкающих крыльев. Заглядывает через мое плечо к нам в номер, открывает свой маленький рот и неожиданно подмигивает: «Не бойся, я с вами». Как видно, с тех пор, как мы с Лиз выпустили ее на волю, а преображенная Истица приняла к себе и приручила, она всегда рядом, все время охраняет нас.
Быстро задернул тяжелой шторой синюю птицу, замызганное войлочными тучами небо за ней и включил отопление. А когда обернулся, вся комната за границами ярко освещенной постели уже погрузилась в темноту и Лиз Лоуэлл, жена помощника государственного обвинителя Ричарда Лоуэлла, лежала совсем голая с закр