– Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным?
– Похоже, ты, братан, совсем не врубаешься. Не собираюсь я никому мстить. Времени у меня нет для этого. Неважно, … с ним! – Короткое, на одном выдохе матерное слово неприятно обожгло. Отвык за шесть лет. – Искать надо другого партнера, вот и все… Но только, чтобы мне выиграть, кто-то должен проиграть. А пока я еще не решил кто… Игра с нулевой суммой, как нас учили в курсе теории вероятностей… Кстати, есть к тебе вопрос.
– Давай!
– У меня в Питере сильная группа инженеров, пишут программы для торговли акциями. Там это лишь начинается. Но вот ведь как получилось: они ничего толком не могут до ума довести без хорошего специалиста по теории игр. Такой человек сейчас нужен, как… как… – за словом в карман Спринтер не лез никогда, но с метафорами у него плохо, должно быть, в Ленконцерте их редко употребляли, – ну, в общем, позарез нужен. Говорящий по-русски. У тебя никого на примете не имеется?
Я колеблюсь перед тем, как ответить…
А, впрочем, почему бы и нет? Они подойдут друг другу… Конечно, из-за этого хитрого мудака Арона должен буду отдать тысяч пять своих кровно заработанных долларов. Не говоря уж об уйме потерянного времени… Но уже не изменишь… Да и неважно теперь… Та жизнь, где все было или совсем черным, или совсем белым, – она отрезана. А новую – сложную и непонятную – еще предстоит наполнить существенным… Даже той страны давно нет… кулаками после драки… Хотя, конечно, шов, возникший двадцать второго июня восемьдесят пятого года, в день отъезда, еще не зарубцевался…
С другой стороны, не было бы процесса, который Арон затеял, не было бы и Лиз. Две мелодии, столкнувшиеся в контрапункте, подвигают развитие одной и той же темы… Да и настрадался он ведь… Теперь, похоже, раскаялся… Ошибся раз человек, так что теперь – всю жизнь мучиться?.. Хотя, кто знает. Особо верить ему нельзя… Но самое главное: если на брата работать будет, не станет он науськивать мою Истицу на новый иск. Испугается, что Спринтер со всеми своими деньгами захочет помочь и начнет дело против него о лишении опекунства. Мой Адвокат, я уверен, с удовольствием займется этим. И тогда остатки израильского наследства Инны Наумовской достанутся единственным родственникам: Спринтеру и мне… Правда, если Арон пойдет к нему работать, придется брату все рассказать… Меня это мало смущает, но и привлекает мало…
Поймал на себе внимательный взгляд Спринтера и вслух произнес:
– Есть тут один мужик из России. Арон Штипельман. Преподает теорию игр в университете в Амхерсте. Недалеко отсюда. – Братец слушает внимательно и слегка насмешливо. Может, кто-то из общих знакомых в Питере рассказывал ему про Арона? Он полгорода там знает. – Вроде бы довольно сильный математик. Если хочешь, дам телефон. Попробуй поговори с ним. Но только он вряд ли согласится… А у тебя какие планы? Долго еще в Бостоне будешь?
– Посмотрим… Мне, наверное, на следующей неделе в Лос-Анджелес предстоит метнуться.
– Вот телефон Арона, – передаю мою визитную карточку с его телефоном. – У меня к тебе просьба.
– У меня к тебе тоже… Мне с моим бледнолицым братом кое-какие семейные дела обсудить надо, – улыбается он уже занявшей свое прежнее место Люси. Кладет на стол массивный ключ от номера. – Займет часик-другой. Тебе будет неинтересно. – Выхватывает из руки подошедшего официанта черную папочку с золотым тиснением и отработанным жестом фокусника сует в нее пластиковую карту.
– Хорошо, дорогой! Приятно было с вами познакомиться, Грегори, – наклоняется, щедро приоткрывая полные загорелые груди. – Надеюсь скоро увидимся. Вы не хотите пойти с нами в музей Fine Arts? Тысячу лет там не была.
– В музей с вами я точно не пойду, – это, разумеется, уже Спринтер. – У меня завтра много дел здесь, в Бостоне.
– Олег не по этому делу. С искусством у него отношения сложные. В детстве увлекался скульптурой, лепил прекрасные фигурки из пластилина. Потом работал иллюзионистом. Он, наверное, вам говорил. Но последнее время его больше интересует экономика. А я пошел бы с удовольствием. Мне тоже приятно было познакомиться. Вы забыли, – протягиваю ей гостиничный ключ. Как видно, Олегу опять сильно повезло. Нам с братом всегда нравились одни и те же женщины. И он всегда был более удачливым.
– Не расстраивайтесь! У вас все впереди, – снова улыбается Люси. – Здесь, в Бостоне, моя приятельница живет. Элизабет Лоуэлл. Попробую встретиться с ней завтра вечером. А днем можно было бы пойти в музей. Никак не могу до нее дозвониться. Почему-то никто трубку не берет.
Я чуть не подавился собственной слюной. Моя Лиз – приятельница этой женщины?! Совпадение было настолько невероятным, что даже мелькнула мысль, попробовать найти объяснение вне здравого смысла. Впрочем, опыта поиска в этой незнакомой области у меня тогда еще не было. И от идеи пришлось отказаться… Или есть еще другая Лиз Лоуэлл? А вдруг братец рассказал Люську́ о Лиз и она решила пошутить? Но ведь он не знает фамилии Лиз… Мало мне моей преображенной Истицы, так еще эта подруга тут! Вот ч-черт! Могут быть проблемы, если она дозвонится до Ричарда! В Бостоне вряд ли есть еще пара близнецов, приехавших из России. Он сразу поймет, о ком идет речь, начнет расспрашивать. И выяснится, что в тот день, когда мы с Лиз видели его в гостинице, Спринтер был в Вашингтоне!
Бессвязные вопросы, которые прыгают, наталкиваясь друг на друга, у меня в голове, понемногу успокаиваются. Лиз в Вашингтоне, а Ричард вряд ли захочет с Люси встречаться. Сейчас ему не до встреч с подругами жены. Пришлось бы объяснять, куда она делась, и тогда Люси захотела бы найти ее в Вашингтоне. Так что, может, все и обойдется…
– Она немного старше меня, – ничего не замечая, продолжает Люси. – После колледжа наши пути разошлись. Я училась здесь, в Гарварде, на отделении управления бизнесом, а она – на английской литературе. Потом она вышла замуж за Ричарда Лоуэлла из семьи бостонских Лоуэллов. Свадьба была совершенно грандиозная. О ней еще несколько лет в Бостоне говорили. Вскоре я переехала в Вашингтон. С той поры обмениваемся только рождественскими поздравлениями. Очень хотелось бы повидаться и с ней, и с Ричардом… хотя он-то как раз человек не очень приятный…
– Буду завтра утром ждать вашего звонка и договоримся насчет музея. Потом можно вместе пообедать, если миссис Лоуэлл не сможет с вами встретиться. – Лишь бы не встретилась с Ричардом.
– Хорошо. До завтра, – Люси еще раз улыбается и, весело размахивая зажатым в руке ключом, уходит. И я с удивлением замечаю, что мой взгляд неохотно отпускает удаляющуюся фигуру.
28. Длинная рокировка в суде и филиал фирмы брата
(Бостон, 12 февраля 1992 года; Норильск, Россия, 1990 год)
– Слушай, братец, у меня тут неприятности и нужна будет твоя помощь. Дело по поводу жалобы той бабы до сих пор тянется, суд назначен на двадцать первое февраля. Как назло, обвинителем назначили мужа Лиз. Все было бы не так страшно, он ведь не знал, что с ней встречаюсь. Но месяц назад мы натолкнулись на него в гостинице, когда шли в номер. Дико не повезло! Лиз пришлось уйти из дома. Сейчас она в Вашингтоне… Ну и чтобы прикрыть меня, она сказала мужу, что тогда в гостинице была не со мною, а с тобой.
– Со мной? – взвыл от смеха Спринтер. История эта явно напоминает ему что-то из наших университетских похождений. Но все же делает подобающий моему рассказу серьезный и внимательный вид. – Он что, про меня знает?
– Про тебя он ничего не знает. И, наверное, даже не поверил в существование моего брата-близнеца. Просто пытается затянуть следствие, чтобы обескровить на деньгах адвокату. Это здесь очень дорого… Единственное, что от тебя нужно, так это приехать двадцать первого, прийти в моем пальто и в моей кепке на суд-д! – надавил языком, удвоил конечное «д» в этом коротком тяжелом слове и со всей силы вбил за ним восклицательный знак. Чтобы Спринтер понял, насколько важно для меня. – Будешь сидеть рядом и с ненавистью смотреть на него. И он убедится, что ты существуешь. А через пару часов – все, гуляй! – я перевожу дыхание. – Так ты согласен?
– О чем разговор! Не вопрос! С ненавистью смотреть я умею. Часто приходилось последние годы… Но у меня вообще-то цейтнот начинается. На двадцать первое назначено несколько дел в Нью-Йорке… А неглупая женщина твоя Лиз. Похоже, быстро соображает. Ей надо было бизнесом в России заниматься… Конечно, я бы тебе помог двадцать первого… но еще до отъезда домой надо съездить в Лос-Анджелес, у меня там знакомые, потом заскочу с ними на день в Лас-Вегас. А после к Фимке Бронштейну в Монреаль. Заодно еще один зеленый родник проверю…
– Я и не подозревал, что у тебя в Америке уже так много друзей появилось.
– Друзей у меня нет. Друзья есть у моих денег. Шутка. Наверное. А вот знакомых много… – Хорошо хоть с высот, на которые он взлетел, людей понимать не разучился. – Потом снова в Вашингтон придется смотаться, оформлять документы на американский филиал моей фирмы. Так что никак не успеваю… Поставь себя на мое место… Я не про здоровье…
– Было бы, наверное, неплохо там оказаться. Хотя бы на время. Но для этого слишком длинный путь пришлось бы пройти… Честно говоря, твоей теперешней жизни совсем не представляю… Да и ты ведь свое место не уступишь.
– У тебя всегда была нелепая привычка все буквально понимать… Или это такой юмор? Но ты подал идею… – Идея, конечно же, была у него давно наготове. Прекрасно знаю своего брата.
– Ну и что дальше?
– Дальше? Дальше вместо Вашингтона можно было бы открыть филиал в Бостоне. – Я благоразумно молчу. В Питере он часто спрашивал у меня совета. Ну и всегда, разумеется, поступал наоборот. – Перевести сюда часть активов. Чтобы в случае чего… Могли бы вместе… Я ведь в любую минуту… Нужна только твоя – наша – фамилия и твой бостонский адрес. «Маркман и Маркман», ООО. Звучит неплохо, а? Откроем счет для филиала, будешь приличную зарплату получать. Если со мной что-нибудь случится, филиал останется тебе.