Похрустывая суставами, город медленно просыпается. Маленькие кровяные тельца автомобилей мечутся по его асфальтовым жилам. Торчащий из площади Генерал совсем сгорбился от времени и снега. Сегодня его еще теснее, чем обычно, со всех сторон окружили самодовольные громады банков. Гигантские денежные потоки, подчиненные единому ритму, бесшумно носятся вокруг него от одного компьютера к другому. Густая зеленая кровь равномерно и глухо бьется в старом сердце города.
Ответчик в своем неизменном дутом пуховике, к которому липнет утренняя сырость, сильно размахивая левой рукой – правая, как обычно, сжата в кулак и приплюснута к животу, – входит в муниципальный суд. Осколок разбитой вдребезги недоснившейся одури при каждом шаге больно царапает глубоко за лобной костью. Во рту неприятная сухость. Каждый раз, как только вхожу, сразу чувствую, что воздух здесь – даже не воздух, а само пространство – гораздо плотнее, чем снаружи. Делаешь первый вдох, и сразу в гортани густой саднящий осадок. Голова стучит в два виска, холодный пот проступает на лице. Процесс стал неотъемлемой частью меня самого. Не могу уже представить себя без заглушающего все шелеста его ядовитых листьев над головой, без поднимающихся амфитеатром кверху залов, где судьи в мантиях-балахонах прививают к Древу все новые и новые ветви, которые тут же хищно расползаются во все стороны.
Тяжелая вращающаяся дверь медленно тасует по полутемным присутственным коридорам, по их бесчисленным слепым отросткам, выкрашенным масляной краской, крапленую колоду статистов великого судейского действа. По виду только шестерки и валеты. Для тузов, как видно, отдельный вход.
Одни и те же люди идут мне навстречу и меня обгоняют. Бледные деловитые чиновники с большими запечатанными конвертами, поигрывающие отточенными юридическими приемами адвокаты со своими клиентами, робкие свидетели, ничего не видящие вокруг исступленные истцы, перепуганные ответчики, подзащитные, подсудимые, осужденные… В здании жарко, и безликие статисты в своих мокрых куртках похожи на медленно проплывающие густые облачка пара… Я еще не до конца проснулся, но уверен, что вижу это наяву…
Все то же мраморное фойе, залитое мертвым неоновым светом, с замазанными белой краской окнами и высоким потолком. Странным образом сегодня тут полностью отсутствуют любые человеческие запахи. Словно высосали пылесосом. Но серебристая пыль, порожденная застоявшимся воздухом за долгие годы отсутствия человеческого тепла, по-прежнему сияет отовсюду в электрическом свете. Пришел за полчаса до начала суда, уселся на широкой деревянной скамье возле окна и оглядываюсь по сторонам.
Тусклые портреты президента и вице-президента. Неумело исполненные в масле руководители страны, суровые, но и справедливые, внимательно рассматривают пришедших за правосудием. Почему-то никогда раньше не обращал на них внимания. Несколько совершенно неотличимых людей стоят неподвижно поодиночке на расстоянии друг от друга, как схематические фигуры, расставленные в архитектурном чертеже. Живые люди выглядят здесь неестественно, теряют свои черты.
Под портретами справочный стол. За ним всегда один и тот же обутый в блестящие сапоги человек великого штата Массачусетс с длинным и острым лицом. Как видно, гений места. Перетянутый крест-накрест широкими ремнями и запечатанный блестящей бляхой. При исполнении. На тонкой шее заостренная голова напоминает (не только снаружи, но, наверное, и внутри) то ли Железного Феликса, то ли колун на очень длинном топорище. Когда прохожу мимо, колун молча кивает, будто кто-то его легко ударил по затылку.
Шестой раз в присутствии! Как к себе домой… Шесть непробиваемых бетонных надолбов на моем жизненном пути, воздвигнутых слабой больной женщиной, живущей в другом мире, и управляющим ею бывшим гэбэшником. Длиной почти в шесть месяцев. По столбу в месяц… Так что путь стал очень извилистым – надо обходить препятствия, – но каждый раз упирается в это здание… Шесть раз с перекошенной набок душой входил уже в него…
Но теперь – суд! Свершилось! Сегодня все должно вроде закончиться… Хотя кто знает. Должно было закончиться полгода назад… Могут и снова отложить. Добавят еще одну порцию судейского компоста, чтобы побольше унавозить почву вокруг моего Дерева-процесса… Совершенно бы этого не хотелось! Взял отпуск на работе. На месяц. На свой медовый месяц. Разорвал контракт с хозяйкой – за что был наказан еще двумя квартплатами – и восемнадцатого переехал в низенький домик совсем недалеко от города. На участке, заросшем высоченными соснами. С белыми стенами, покрытыми штукатуркой, плоской крышей и стеклянным потолком в спальне. Баухауз. Рядом с нашим лесным со-бором. Как обещано. Расставил мебель, цветы. Пора уже завязывать с этой вечной моей неустроенностью. (Если не я за себя, то кто за меня?..) Лиз должно понравиться. Почему-то утром сегодня она не звонила… Может, действительно Люси что-то про меня наболтала? Но ей-то зачем? Обиделась на Спринтера? Или на меня? Ладно, Лиз приедет сегодня и все выяснится.
На этот раз и повестки не присылали. Должен сам знать, когда тебя судить будут. Даже если не понимаешь толком за что. Им виднее.
Я сижу, как положено обвиненному, на краешке скамьи в зале, где будет слушаться дело. Как и было задумано, свои водительские права передал стенографистке суда еще до того, как появился Ричард. Поджидаю своего Защитника. Рядом мой чисто выбритый брат-близнец, только что материализовавшийся наконец в Бостоне. Утренним самолетом. В пальто, в серой кепке и в очках, что были на мне во время судьбоносной встречи в гостинице. Успел передать их перед самым началом заседания, и переодевание произошло в машине на паркинге возле здания суда… До самой последней минуты не знал, появится ли он спасать меня. И сейчас чувствую огромное облегчение, даже благодарность. Проникся все-таки. Все-таки замечательный человек у меня брат. Зря я про него так думал.
Наконец, опоздав на полчаса – неужели он не мог хоть на нашу встречу перед решающим заседанием суда приехать вовремя?! – появляется Защитник. (За предыдущие четыре недели он так ни разу и не позвонил.) Смотрится он сегодня совершенно иначе. Лицо с зажатой в губах приветственной гримасой невозмутимое и отстраненное. С нашей последней встречи оно, похоже, увеличилось на пару размеров. Левая щека заклеена пластырем. Путешествие на ферму к маме, как видно, оказалось не слишком удачным. Совсем на себя не похож. Словно на это самое важное слушание вместо него выпустили другого, еще небрежнее загримированного актера, который без суфлера слова сказать не сможет. Грим сегодня очень бледный, с землистым оттенком. В соответствии с важностью момента?
Непонятное существо, выступающее сегодня в роли моего Защитника, долго изучает вторую, намного более ухоженную копию своего подзащитного. Торчащая из лица борода немного подрагивает. Шепотом объясняю, что это мой брат, приехавший в гости из России. (Прошлой ночью я полностью разругался со своим Защитником, даже не помню из-за чего. Изгладилось из памяти. Превратилось в бесцветную, хорошо выглаженную тряпку. Конечно, произошло это во сне, но осадок, какой-то темный след на тряпке, остался, и теперь нужно найти правильный деловой тон.) Торопливо сообщаю последние новости. Брат делает вид, что не слушает, и смотрит в сторону. Помпрок, ведущий дело, недавно встречался с Истицей, а потом еще с Ароном Штиппелом и с его женой. Расспрашивал про прошлое Ответчика в России. Истица написала новую жалобу и отослала помпроку.
Мой сбивчивый шепот осторожно вьется между одобрительными кивками Защитника. Он слушает внимательно, слегка оттопыривая пальцами прозрачное умное ухо. Вытягивает губы и по очереди задумчиво закрывает то правый, то левый глаз, взвешивая на коромысле сросшихся белесых бровей все то, что говорит подзащитный. Удовлетворенно кивает, точно всегда ожидал от меня чего-нибудь в таком роде. И вот ожидания сбылись.
– Откуда вы все это узнали?
Он что-то прикидывает в своей лысоватой голове. Опускает на секунду веки, белесые брови застыли посередине наморщенного безглазого лба.
– От жены Арона. Она была в Бостоне и зашла ко мне на работу. Кроме того, она рассказала, что Истица хотела вызвать ее мужа в суд в качестве свидетеля. Но тот не согласился. Я не смог сообщить. Вас не было в городе. Свой телефон вы не оставили.
– Вчера получил копию всех документов, имеющих отношение к процессу. – Он бегло перелистывает толстую стопку отпечатанных листков у себя в руках. – Никаких новых показаний Истицы тут нет. Наверное, Лоуэлл пока решил не приобщать к делу. Вам нечего волноваться. – Короткие пальцы что-то выстукивают в колене. – Ex nihilo nihil fit, – снова объясняет он пролегомены к теории права не знающему латыни Ответчику. – Из ничего получается ничто.
Непонятно ведет себя мой Защитник… Хотя сам он, разумеется, ни в чем не виноват, но странная у него манера. Всегда держит в неведении и ничего не предлагает. Только вводит в настроение. Обычно очень неприятное. И все время кажется, что тут он не весь… что немного посмеивается над своими словами, над своим клиентом, над судьями…
– Очень уж глубоко копает Лоуэлл. Ничего подобного раньше за ним не замечал. – Глаза его останавливаются на глазах Ответчика. Он прищуривается, словно демонстрируя свою прозорливость. – Может, что-нибудь личное? Вы знакомы с ним или с его женой? – От глубокого низкого голоса Защитника моя головная боль почему-то еще больше усиливается.
– Нет, с ним я незнаком.
– Вы уверены?
– Конечно, уверен! – Нашу единственную встречу с Ричардом в полутемном гостиничном коридоре знакомством назвать трудно. – И уверен, что ничего нового ни у Истицы, ни у Арона накопать на меня он не смог.
Задумчивый взгляд изучает меня. Иглы ежика у него на голове немного пошевеливаются. В первый раз за все четыре слушания в лице мелькает тревога. Но быстро исчезает. Вместо нее появляется нечто неуловимо торжественное.
– Ну что ж, мы скоро увидим… Я уверен, все в порядке, лопата уже наткнулась на камень. Иеп. Будет несколько искр, и все кончится. У обвинения нет свидетелей. А про вашего Эрона и так давно знаю, – бормочет в прижатый ко рту кулак Защитник, будто отсылает кому-то секретное донесение и в кулаке у него маленький передатчик. – Про его прошлое в России, в Израиле, здесь… – Брови поднимаются еще выше. И совсем неожиданно он подмигивает. – У вас такой вид, точно еще хотите спросить. – Похоже, его прозрачные уши умеют слышать и то, что еще не было произнесено. – Хорошо, сам отвечу. Дело в том, что я раньше в ЭфБиАй работал. Остались кой-какие связи. – Он неожиданно улыбается. Улы