— То, что ты говоришь — ужасно...
— По крайней мере, я не лгу. И не буду лгать тебе, и в ней не буду поддерживать ложных надежд. А они есть — я чувствую, я вижу. — Фредерик покачал головой. — Они всегда были... Бедная девочка...
— Судьба слишком жестока к ней, — уже сквозь слезы проговорила дама Ванда.
— Мы сами себе все устраиваем. — Голос Короля зазвучал жестче. — Была бы она порассудительней — не было бы этой «жестокой судьбы». Перестать думать обо мне как о любовнике или супруге, ей надо было сразу же. Тем более, я никогда не давал ей повода так думать... И с Элиасом у нее ничего не вышло... Глупая, бедная девочка...
— Ее оправдывает то, что она тебя любит... Это же всем видно — не только тебе.
— Для нее — это главная проблема. Было бы лучше, если бы Марта побыстрее с ней справилась...
Ванда качала головой, почти со страхом глядя на так внезапно ожесточившееся лицо Фредерика:
— Не знала я, что ты стал таким...
— Каким?
— Жестоким.
Фредерик на это лишь хмыкнул:
— Я пятнадцать лет в Судьях. И я реально смотрю на то, что есть, и на то, что может быть. А реальность почти всегда жестока. Разве не жестоко судьба с самого начала обошлась с Мартой? И неужели я более жесток, чем те, кто продал ее в рабство в публичный дом? Я, наоборот, пытаюсь вернуть ее к реальности. Я сделал все, что мог. Я нашел ей жениха, я благословил ее помолвку. Элиас был блестящей партией. То, что произошло, в голове не укладывается...
Ванда, все качая головой, встала:
— Не переговорить мне тебя, Фред.
— Разве дело в том, кто кого переговорит?
Она глянула на молодого человека с укоризной:
— Скажи мне лишь одно, Фред.
— Что?
— Ты любишь ее? Хоть немного?
— Люблю, — тряхнул головой Фредерик. — Как верного друга и хорошего человека...
24
Марта уложила Гарета в колыбель, накрыла легким покрывалом, так как ночи теперь были теплыми, поцеловала в лоб и замурлыкала для него колыбельную. Никто никогда не учил ее этому, но она подбирала самые простые и ласковые слова, какие знала, и пела. И малыш засыпал, улыбаясь и слегка чмокая губами.
Задернув шторы на высоком узком окне, она зажгла ночник на столике, позвала из соседней комнаты младшую няню, которой полагалось дежурить ночью у колыбели королевича. Пухлая румяная деревенская женщина-кормилица в просторном домотканом платье, бесшумно вошла, присела в глубокое кресло у ночника и принялась за вязанье.
— Я прогуляюсь, а потом сменю тебя, — кивнула ей Марта.
Она вышла в гулкий коридор, прикрыла за собой дверь и вздохнула. Как трепетало все внутри. Потому что где-то, совсем рядом, был он. И ей хотелось видеть его именно сейчас, чтоб убедиться: не сон то, что он вернулся. Шурша платьем, она легко и быстро заскользила по коридору на галерею, оттуда, по лестнице — в нижние, уже сонные, залы и — в сад...
Марта нашла Фредерика за крепостной стеной, под ивами на берегу озера. Как более года назад — после похорон супруги — он стоял и рассеянно бросал в воду камушки. Она просто подошла сзади, почти не дыша, и обняла его за плечи. Потому что не было больше сил сдерживаться. Столько лет сдерживаться...
— Я боялась, боялась, — шептала она, прижимаясь к нему всем телом.
— Боялась? — спросил Фредерик, тоже боясь — боясь обернуться.
— Боялась, что больше вас не увижу. — И Марта поцеловала его в затылок.
Он промолчал, невольно позволив ей это. Давно женские руки его не обнимали, а губы не касались его тела. Что бы там ему ни думалось, что бы ни говорилось совсем недавно, а это было приятно, очень приятно. И улеглась изматывающая буря, что поднялась в нем после беседы с Вандой.
— Я люблю вас, — вновь тихий нежный голос девушки. — Только ничего не говорите, потому что, что бы вы ни сказали, ничего не изменится.
Фредерик и не говорил. У него кружилась голова, а по телу пробегала так давно не тревожившая его теплая дрожь.
— Никто никогда не займет вашего места в моей душе, — шептала Марта. — Даже я сама ничего не могу сделать.
Он повернулся к ней, посмотрел прямо в глаза. Они мерцали так близко темным омутом.
— Зачем? Зачем ты мне все это говоришь? — почти простонал Фредерик, чувствуя, что погибает, а сил бороться, спасаться — нет.
— Сколько же мне молчать? — сказала Марта, положив руки ему на плечи. — Каждую ночь я вас во сне вижу, и каждый день хочу быть рядом с вами. И еще хочу вот этого. — И она страстно поцеловала его.
— Марта! — воскликнул Фредерик, почти вырвавшись из ее рук. — Я умоляю!
— Нет, и не пытайтесь. — Она бросилась следом, крепко обхватила его, прижалась лицом к груди, и голос ее задрожал от близких слез. — Хоть раз в жизни... один раз... сдайтесь. Это я вас умоляю. Иначе я умру, я не выдержу больше.
Марта дрожала, как лист на ветру. Фредерик чувствовал, как горит ее тело и колотится сердце, и в самом деле ему вдруг подумалось, что если сейчас он оттолкнет девушку еще раз, она погибнет, умрет прямо здесь.
— Спаси, спаси меня, — вдруг прошептала Марта, и сердце Фредерика заныло старой болью.
— Что же ты делаешь со мной? — не нашел больше ничего, кроме этих слов укора.
— Я люблю тебя! Я хочу любить тебя! Я умру без тебя! — последовал ливень страстных ответов, сопровожденный такими же поцелуями, и от этого всего голова пошла бы кругом даже у статуи.
И Фредерик почти сдался. Он поднял руки, чтоб обнять девушку, он ответил на ее поцелуи, он весь запылал, ощутив так близко ее тоже горячее упругое тело. Оно звало его. В голове пронеслись молнии мыслей, одна жарче другой. И этот жар вдруг оборотился в огненные волосы Коры, а его угли — в ее зеленые глаза.
В один миг он взял себя в руки, аккуратно, но твердо и с силой отстранил от себя Марту, сказал шепотом:
— Нет.
Она все пыталась уцепиться за него, и Фредерик, стиснув ее руки у локтей, повторил уже громче:
— Нет.
— Почему? — не веря ушам и глазам, спросила Марта, а в голосе ее было отчаяние.
— Это обман. Я не стану тебя обманывать.
— Но я сама этого хочу...
— Ты хочешь совершить глупость. А надо поступать разумно. Тебя этому не учили?
— Я люблю тебя, — повторила Марта свое признание. — Я все понимаю — я не могу быть твоей женой, Королевой, после того как была рабыней, Смотрителем, невестой другого, который сбежал от меня. Я все понимаю...
— Тем более, нет тебе резона совершать глупости...
— Да, я ничего этого не могу. Но мне и не нужно. Я только любить тебя хочу...
— Глупости! — повысил голос Фредерик. — Ты заранее согласна на наложничество?! Стать лишней простыней в моей постели?! Слышать не хочу!
— Я люблю тебя! — Теперь Марта почти кричала, а глаза ее пылали. — Это ты слышишь? Ты ничего не слышишь!
— Глупости я стараюсь не слышать! И не делать! Я уже достаточно их натворил. И не хочу еще одной, которая погубит твою жизнь.
— Мою жизнь, — горько повторила Марта. — Да она медленно гибнет уже несколько лет. Потому что нет в ней смысла без тебя...
— Боже, как я устал, — так ответил Фредерик на ее слова, уже в который раз за вечер озабоченно ероша волосы. — Не гожусь я для романтического компота... Детка, — уже мягче заговорил он с Мартой, — еще раз говорю: забыть меня, заглушить чувства ко мне — это единственное правильное, что тебе надо сделать. Это несложно. Вот и постарайся...
— Никогда! — сквозь слезы боли и обиды выкрикнула Марта. — Никогда!
Она сорвалась с места, бросившись куда-то в сгустившуюся темноту.
— Эй! — крикнул вслед Фредерик. — Черт! Это не сложно! Я сам так делал!
— Никогда! — с ожесточением ответил ему удаляющийся голос.
Он пнул какой-то камень в воду. Тот сердитым всплеском растревожил озеро.
— Любовь-морковь, — раздраженно процедил сквозь зубы. — Еще немного, и я перевешаю всех трубадуров в стране...
Растерянно потоптавшись на берегу, пнул еще один камень в воду, потом чертыхнулся и бросился в ту сторону, куда убежала Марта.
Ясное дело, что его беговая скорость была намного больше, чем у Марты. К тому же она неслась по траве, путаясь в своем длинном платье, а ногам Фредерика ничего не мешало. Поэтому очень скоро он увидал мелькание ее одежд впереди меж деревьев.
— Марта! — крикнул он.
Похоже, его голос заставил девушку прибавить в беге, и она скрылась в густых зарослях.
— В салки мне, что ль, играть? — отчаявшись, остановился Фредерик, потом вновь сорвался с места: его мучила мысль, что с девушкой может случиться что-нибудь нехорошее.
Заминка привела к тому, что он потерял Марту из виду и уже не знал, куда бежать.
— Черт! — опять помянул нечистого Фредерик. — Стоило возвращаться домой, чтоб тут носиться по собственному саду за девчонкой. Черт!.. В конце концов! — заорал в темноту. — Мне это надоело!
Он опять пнул нечто, попавшее под ноги, и побрел без дороги в замок.
Все эти разговоры — сперва с Вандой, потом с Мартой — растревожили Фредерика, давно выгнали из головы хмель. Потому спать не хотелось. «Да и не засну я», — сказал сам себе, заворачивая в коридоре к своим покоям. Там ему встретился мажордом Фил, который, как обычно, обходил замок перед тем, как лечь спать.
— Марту не видел?
— Видел, сэр, — почти провозгласил мажордом.
— Где?
— Она пробежала по лестнице наверх, куда-то на галерею.
— Черт! — не стал оригинальничать Фредерик и сорвался с места, чтоб нестись на галерею.
Поднявшись по лестнице, он свернул в боковую дверь, которая вела на внешние террасы. Лицо приятно обдало ночным душистым ветром, но он лишь мотнул головой, всматриваясь в темноту.
— Марта! Не смей! — выкрикнул, увидав тонкую фигуру, стоявшую на парапете.
В эту же секунду увидал, как возник просвет между носками фигуры и парапетом — она прыгнула. Быстрее ветра метнулся к девушке. Но получалось медленно, боже, как медленно! Он тоже прыгнул, мощно оттолкнувшись ногами от пола. Перелетая через парапет, одной рукой ухватился за его край, другой — успел поймать уходящую вниз Марту за щиколотку.