н остановился и поздоровался с подтянутым молодым человеком, вышедшим из конторы и с улыбкой поприветствовавшим его. — Рад тебя видеть, дорогой мой! — сердечно произнес Шеридан. — Весь в делах, да, Джимми? Ха! Не часто ты ОТСЮДА выбираешься, но поговаривают, иногда и ты выезжаешь покататься с воистину ослепительной красоткой на соседнем сиденье машины! — Он громко рассмеялся и похлопал сына по плечу. — Но я не против… если это ОНА! Это она, Джимми? А когда мы переезжаем на новые склады? В понедельник?
— Можно и в воскресенье, если пожелаете, — сказал Джим.
— Даже так! — Отец был в восторге. — Неужели ты меня не обманул с датами? Так дела не делаются! Ни разу не слышал о подрядчике, который не оттягивает сроки.
— Можете отправиться на склады прямо сейчас, — сказал Джим. — Я сам, с Линксом и Шерманом, собираюсь проверить их от фундамента до крыши. Уверен, они пройдут осмотр!
— Когда закончишь, поезжай кататься со своей подругой, — приказал отец. — Богом клянусь, ты заслужил отдых! А ей скажи, что Я всё одобряю! — Он сел в автомобиль и помахал на прощание, а когда колеса опять пришли в движение, повернулся к гостю, буквально сияя от гордости. — Это мой сын Джимми! — сообщил он.
— Хороший молодой челофек, да, — сказал герр Фавре.
— У меня два отличных парня, — похвастал Шеридан, — таких двух отличных парней свет не видывал, и я не вру, мистер Фарвер! Джим старший, и говорю вам, если кому придет в голову застать ЕГО спящим, то им самим лучше вообще не ложиться! Мой другой сын, Роскоу, тоже хорош, но Джим настоящий волшебник. Вы видели те новые склады, почти готовые к открытию? Ну, это ДЖИМ их построил. Я вам расскажу, мистер Фарвер. — И он поведал гостю всё с самого начала, не упуская ни малейших подробностей строительства; он так гордился достижениями Джима, что кое-что повторил несколько раз.
— Хороший молодой челофек, да, — подтвердил образцовый мюнхенец через три четверти часа. Их автомобиль давно несся по сельской местности.
— Он такой! — сказал Шеридан и добавил, будто по секрету: — У меня хорошая семья, мистер Фарвер, — хорошие ребятки. У меня есть дочь, можете смело приглашать ее куда угодно, и она там ВСЕХ затмит. В нашем городе культуру, утонченность и светское общество хоть лопатой греби, и она как раз сейчас начинает вращаться в высших сферах — вместе с моей невесткой. У меня воистину замечательная невестка, мистер Фарвер. До своего отъезда обязательно отужинайте у нас, сами всё увидите, и да, сэр, они обе, насколько я понимаю, в свете в грязь лицом не ударят. Нам-то самим с женой было не до этого, но ребяткам оно самое то; а мою дочку всегда в высшее общество тянуло. Вот приедете ко мне, я прочитаю вам стихотворение, которое она сама написала. Еще в школе — и получила за него первый приз. Уверяю вас, такую умницу еще поискать, мистер Фарвер. Да, сэр, с какой стороны ни глянь, славное у меня семейство, счастливое, да, сэр. У Роскоу пока ребяток нет, да и я с ним и его женой об этом покамест не говорил — дело-то деликатное — однако пришло время, когда и нам с матушкой охота поиграть с внучатами. Ух, усадил бы я с пяток кудрявых чертенят на коленки. Мальчиков, конечно, иначе как же, только это в счет. Джим ухаживает за воистину прелестной девушкой, нашей соседкой. Сами слыхали, как я его поддразнивал. Она вроде как голубых кровей и кажется воистину неплохой партией — если он ЕЕ окрутит! Ей палец в рот не клади! Красивая, спрашиваете? Да таких красавиц вы отроду не видали. Статная, здоровье хорошее, мыслит здраво. Повезет Джиму, если заполучит ее. И опять же, МЕНЯ радует одно воспоминание о том, как ловко мальчик управился с работой, там, на заводе. Четыре с половиной месяца! Да, сэр…
Он опять пустился в рассуждения, весь долгий путь не переставая развлекать гостя рассказами. Они въехали обратно в город с приходом сумерек, а расстались у дверей отеля, где остановился герр Фавре, лишь после пяти, когда мальчишки кричали об экстренном выпуске вечерней газеты.
— До свидания, мистер Фарвер, — попрощался Шеридан, высунувшись из автомобиля, чтобы пожать руку гостю. — Не забудьте, я за вами заеду, и мы… Пошел прочь, пацан!
Но газетчик втиснулся между ними, завывая:
— Сенсация! Спецвыпуск. Жуткое происШЕСТВИЕ. Спецвыпуск!
— Прочь! — Шеридан засмеялся. — Кому нужны такие новости? Пошел отсюда!
Мальчишка отнесся к этому философски и двинулся дальше.
— Сенсация! Спецвыпуск! — голосил он. — Трое погибших! Спецвыпуск! Гибель миллионера! Еще двое мертвы! Спецвыпуск! Спецвыпуск!
— Не забудьте, мистер Фарвер, — Шеридан продолжил прерванное расставание. — Я заеду за вами, и мы отправимся ко мне домой на ужин. Завтра где-то в половине шестого. Надеюсь, прогулка вам понравилась не меньше, чем мне. Доброго вам вечера… до свидания! — Он сел поудобнее и сказал шоферу: — Отвези-ка меня в Центральную парикмахерскую, паренек. Сначала побреюсь, потом домой поеду.
— Спецвыпуск! Спецвыпуск! — верещали мальчишки-газетчики, зигзагами передвигаясь сквозь толпу, будто летучие мыши сквозь тьму. — Сенсация! Всё о жутком происшествии! Спецвыпуск! — Шеридану вдруг подумалось, что газеты слишком увлекаются экстренными выпусками, печатая их по малейшим поводам, будь то незначительное правонарушение или несчастный случай. Он критически рассудил, что это всё неверно. Нельзя продать товар, постоянно крича «Волки!», так дело не сделаешь. Он был уверен, что газеты «получили бы гораздо больше в перспективе», если бы спецвыпуски рассказывали только о действительно важных событиях.
Когда Шеридан выходил из автомобиля, прямо перед его носом завопил мальчишка:
— Спецвыпуск! Жуть, всё о катастРОФЕ! Сенсация!
— Прочь! — с улыбкой пробурчал мужчина. Ему нравилось смотреть, как молодежь лезет из кожи вон, отвоевывая место под солнцем.
Но стоило ему пересечь тротуар и подойти к сияющим стеклянным дверям парикмахерской, как второй газетчик схватил первого, расхваливающего свой товар, за локоть.
— Эй, ты хычь знаешь, кто ЭНТО? — хриплым от восхищения голосом спросил он.
— И кто?
— Энто ШЕРИДАН!
— Да ладно! — Первый выпучил глаза.
Четыре раза в неделю — по понедельникам, средам, пятницам и субботам — примерно в одно и то же время Шеридан шел в эту парикмахерскую бриться у главного цирюльника. Здесь работали негры, считавшие его знаменитостью, и они всегда оказывали ему «торжественный прием»: Шеридан появлялся на пороге, и вокруг начиналась веселая и гостеприимная суматоха, переходящая в буйную радость и суету. Но не в этот вечер.
Зал был переполнен. Посетители, ожидающие, чтобы их обслужили, или уже сидящие в креслах, читали спецвыпуск. Газеты лежали на свободных местах и торчали из карманов висящих пальто.
Парикмахеры оживленно разговаривали с клиентами, но стоило Шеридану открыть дверь, как шум мгновенно стих. Его имя просвистело в воздухе, подобно последней ракете фейерверка; цирюльники застыли с инструментами в руках; покрытые мыльной пеной лица повернулись в его сторону; и на секунду в помещении воцарилось поразительное молчание.
Главного брадобрея, оказавшегося рядом с дверью, можно было принять за часть живой картины. Большим и указательным пальцами левой руки он растянул щеку беззащитного клиента, а бритва, зажатая в правой руке, застыла в опасной близости от намыленного лица. Звук закрывающейся двери вывел его из оцепенения, и он принял приход Шеридана как данность, вспомнив, что в жизни в любых ее проявлениях — или даже сразу после нее — нет никаких достойных причин не бриться.
С особой торжественностью он сделал шаг вперед.
— Кресло освободится через минуту, мистер Шеридан, — почти прошептал он. — Да, сэр. — И затем обратился к мрачному юнцу, глупо уставившемуся на пришедшего: — РАБОТУ потерять хочешь? — тихо, но свирепо спросил он. — Возьмешь ты у мистера Шеридана пальто или нет? — Он метнул свирепый взгляд в зал, и парикмахеры, поняв всё без слов, отвели глаза и вновь принялись трудиться, вполголоса переговариваясь друг с другом и клиентами.
— Посидите минуточку, мистер Шеридан, — вежливо попросил главный цирюльник. — У меня для вас и местечко поудобнее найдется.
— Не обращайте на меня внимания, — сказал Шеридан. — Продолжайте брить.
— Да, сэр. — И он на цыпочках вернулся к креслу, сопровождаемый недоуменным взором Шеридана.
Здесь явно было что-то не в порядке. Шеридан терялся в догадках. При обычных обстоятельствах он бы громогласно потребовал раскрыть тайну, но тишина, последовавшая за его приходом, и странные взгляды, устремленные на него в тот миг, по необъяснимой причине лишили его дара речи.
Чувствуя смутное беспокойство, Шеридан прошел к одному из диванов в задней части зала и пригляделся к обоим рядам парикмахеров, заметив, что на него то и дело бросают косые взгляды и тут же отводят глаза. На мгновение он решил, что кто-то из цирюльников скоропостижно скончался сегодня днем или вчера вечером, но свободных рабочих мест не обнаружил.
Рядом с ним, в пустом кресле, лежал оставленный кем-то экстренный выпуск газеты, и он, нахмурившись, поднял его и принялся читать. Крупные буквы первого заголовка ничего не объяснили ему:
Роковая ошибка. Крыша нововозведенного здания погребает под собой многообещающего предпринимателя вместе с архитектором. Семеро успевают спастись. Иск о причинении смерти…
Он успел прочитать только это, когда худая рука легла на газету и заслонила от него статью. Подняв глаза, он увидел перед собой Биббза — бледного и тихого, с искренним — безмерным — сочувствием смотрящего на него.
— Отец, я за вами, — сказал Биббз. — Вам принесли пальто и шляпу. Одевайтесь, мы едем домой.
Даже тогда Шеридан не понял, в чем дело. Он был настолько уверен в своих силе и величии, что ему и в голову не пришло, что стряслась беда. Однако он испугался.
Не вымолвив ни слова, он понуро последовал за сыном из парикмахерской, но на улице резко остановился и, схватив Биббза трясущимися пальцами за рукав, повернул к себе.