— Что… что… — От нахлынувшего ужаса язык не слушался его.
— Спецвыпуск! — завопил подбежавший к ним вплотную мальчишка. — Внезапная гибель молодого миллионера! Сенсация!
— Только не… ДЖИМ! — произнес Шеридан.
Биббз взял отца за руку.
— И об этом говоришь мне ТЫ?
Мистер Шеридан сам не осознал, как это прозвучало. Но слова повисли в воздухе, и по исполненному муки, потрясенному лицу Биббза стало ясно, что сын понял его немой крик: «Почему это был не ты?»
Глава 12
Тремя днями позже, стоя в черной толпе под чахлыми кладбищенскими деревьями, Биббз невольно вернулся к старой, старой мысли, позволив ей обрести четкие контуры: слабый брат похоронил сильного брата — сколько миллионов раз такое случалось, с тех пор как люди впервые придумали слово, обозначающее сыновей одной матери. Ему действительно выпало хоронить сильного брата, потому что смерть сына подкосила Шеридана. Отец оказался совершенно не готов к обрушившемуся удару, ибо в бога не верил и никакой определенной, да и неопределенной, «философии» не имел. Ему только оставалось рвать на себе волосы и вновь и вновь молить о собственной смерти, тогда как жена жалко металась вокруг и уговаривала его «не убиваться», тем самым усугубляя неизбывные страдания. Рыдающая Эдит пошла на перемирие с Сибил и позаботилась о безупречности траурных одежд. Роскоу будто оцепенел и отказался помогать, неловко оправдываясь тем, что «у него отсутствует опыт в подобных делах». Именно Биббз, застенчивый чужак, стал на это ужасное, пусть и недолгое, время хозяином дома, но ведь если кто-то умирает, случаются и не такие странности. Это он встретил приезжую родню на вокзале; он же определил время похорон и поминальной трапезы; выбрал цветы и гроб для Джима; именно ему пришлось взвалить на себя все скорбные хлопоты, впрочем, как и все дела иные. Джим принадлежал к Ордену рыцарей, и они вызвались провести собственную, весьма колоритную, церемонию прощания, немало удлинив похороны; поначалу Биббз не хотел принимать их предложение, но не нашел возражений, к тому же Рыцари со своими традициями могли принести если не утешение, то удовлетворение отцу. Итак, Рыцари шли весь долгий путь до кладбища во главе траурной процессии, а их оркестр играл тягучие погребальные мелодии; когда наконец добрались до места, Рыцари, скорбно держа в руках шляпы, украшенные перьями, выстроились в две шеренги, и катафалк и экипажи проехали между ними.
— Воистину красиво, — уныло отметил Шеридан. — Они все… все так любили его. Он был… — Мужчина прервался, задыхаясь от рыданий. — Он был… Верховным церемониймейстером.
Биббз не прогадал с решением.
«Прах к праху», — прозвучали слова священника под чахлой древесной сенью, и Шеридана затрясло с головы до пят. Впрочем, как только дошло до «праха к праху», затрясло всю черную толпу, за исключением Биббза. Он просто стоял, будучи единственным человеком на похоронах, давным-давно свыкшимся с мыслью о смерти, ведь он так мучительно долго ходил по краю могилы — да и сейчас пребывал на незначительном расстоянии от нее. Работа в цеху стала его путевкой в гроб, а предстоящее возвращение на Насосную станцию казалось смерти подобным: даже доктор Гурней не отрицал, что в тех условиях Биббз всё равно что труп. И сейчас, когда в семье стало на одного мужчину меньше, Шеридан, если Биббз понимал его верно, будет еще сильнее стремиться «сделать из сына человека». Насколько помнил Биббз, ничто никогда не могло сорвать отцовские планы: тот всегда доводил дело до конца; Шеридану и в голову не приходило, что что-то может пойти вразрез с его расчетами. По природе своей он не признавал поражений. Обладая немыслимым упорством и непоколебимой уверенностью, что всё должно быть так, как он сказал, он любыми способами будет «делать из Биббза человека», а тот, со своей позиции стороннего наблюдателя, прекрасно видел, что таким образом из него человека не сделают, его просто растопчут в прах. Однако от этой мысли его не бросало в дрожь.
Его ни от одной мысли не бросало в дрожь. Всю правду о себе Биббз открыл в стихотворении, присвоенном Эдит: он настолько тщательно сформировал в себе осторожную привычку скрывать чувства, что, без сомнения, успел забыть, где спрятал некоторые из них, особенно те, что непосредственно касались его самого. Хотя он не пытался скрыть свои чувства к отцу. Биббз был ему чужим, но отец не был чужим Биббзу. Молодой человек знал, что планы Шеридана зиждутся на упрямой вере, что так будет лучше для Биббза, и потому сын не обижался, пусть и ожидал плохого. Если бы их отношения были другими, Биббз не смотрел бы с комом в горле и глазами, полными жалости и участия, на большого, убитого горем человека, содрогающегося от адской муки. Роскоу часто моргал, губы его дрожали; Эдит громко рыдала; миссис Шеридан, почти потеряв сознание, опиралась на мужа; но Биббз знал, что по-настоящему страдает только отец.
Всё закончилось. Вперед вышли люди в комбинезонах с лопатами в руках, и Биббз коротко кивнул Роскоу, показав на ряд ожидающих экипажей. Роскоу понял, что Биббз останется и присмотрит за могильщиками, а остальные могут идти. Люди направились прочь через лужайку; колеса заскрипели по гравийной дорожке; кареты заполнялись и по одной отъезжали, лошади двигались неторопливым шагом. Биббз пристально наблюдал за рабочими: он ощущал, что на пути к экипажу отец не перестает оглядываться, и не хотел видеть этого. Немного погодя шум колес и копыт смолк, и Биббз, подняв взгляд, обнаружил, что все уехали. Ему оставили двухместную карету, возница которой терпеливо дремал в ожидании.
Рабочие разложили цветы и венки на могиле и вокруг нее, Биббз поправил пару венков и постоял, задумчиво глядя на неуместное великолепие празднично украшенного холмика под темнеющим ноябрьским небом. «Это ужасно!» — чуть слышно прошептал он одними губами, подразумевая, что нельзя здоровым, сильным братьям уходить первыми. Это была его последняя мысль, перед тем как отправиться к экипажу; он развернулся и увидел, что на дорожке одна-одинешенька стоит Мэри Вертриз.
Она только что вышла из облетевшей рощицы на косогоре, густо облепленном могилами; за ее спиной громоздились как безвкусные, так и изящные памятники, странная смесь форм, привычная для кладбищ: колонны с урнами на вершине и каменные обелиски, стандартные ангелочки и столь же типовые дети, балансирующие на столбах и столбиках, все как один — с немыслимым пафосом — устремив незрячие очи горе. На таком фоне длинный и худой Биббз, облаченный в черное, с мрачным, худым и белым лицом, перестал выглядеть неуместно; ожидающая его траурная карета с дремлющим на козлах потрепанным кучером и терпеливо стоящими косматыми лошадками, без надежды и без сожаления взирающими на могилы, тоже прекрасно вписывалась в пейзаж. А вот Мэри Вертриз, наоборот, казалась странной — яркое, живое создание из прекрасного мира. На кладбище не принято очаровывать.
Она была испугана и смущена, однако ее смущению было далеко до замешательства Биббза. В стихотворении, «написанном Эдит», он заявил о своем намерении спрятать душу «средь ясных звезд», как когда-то в детстве успешно спрятал тело в куче угля. Он не дружил ни с мальчиками, ни с девочками, а круг его взрослых знакомств ограничивался парой-тройкой товарищей по болезни и медсестрами в лечебнице Гуда. В течение жизни Биббз был предоставлен самому себе, будучи лишь скромным наблюдателем за миром. Тем не менее, причины испуганного взгляда, брошенного им на внезапно встреченную леди, были не только в его робости и в неожиданности встречи. Мэри Вертриз была блистательным видением его нынешнего бытия, и он не уставал тайно и скрытно любоваться ею, а сердца зрителей зачастую бьются чаще, чем у актеров на сцене. Так случилось и с Биббзом. Он вздрогнул, застыл, поднес неловкие пальцы ко лбу, судорожно нащупывая поля головного убора, и невероятно неуклюже приподнял шляпу.
— Мистер Шеридан, — начала Мэри, — боюсь, вам придется отвезти меня домой. Я… — Она замолчала, тоже на секунду замявшись от неуместности происходящего.
— Да… угу… да, — заикался Биббз. — Я буду… буду ра… Желаете в экипаж?
Вот так они впервые поговорили — в такой манере и в таком месте. Затем Мэри чинно забралась в карету, и Биббз последовал за ней, закрыв дверцу.
— Вы очень добры, — почему-то затаив дыхание, прошептала она. — Мне пришлось бы идти пешком, а уже темнеет. По-моему, до дома мили три.
— Да, — сказал Биббз. — Уже… уже темнеет. Я… я тоже заметил.
— Должна вам признаться… я… — смущенно начала Мэри. Потом прикусила губу, помолчала и спокойно продолжила: — Это может показаться странным…
— Нет же! — искренне возразил Биббз. — Ни в… коей мере.
— Это действительно странно, — сказала девушка. — Я не собиралась на кладбище, мистер Шеридан, но один из ваших работников пришел ко мне и сообщил, что «семья будет благодарна»… Думаю, его послала ваша сестра. И я поехала. Но когда мы добрались до места, я… ох, я почувствовала, что, наверное…
Биббз серьезно кивнул.
— Да, да, — пробормотал он.
— Я тайком выбралась из экипажа и пошла в другую сторону, — рассказывала она. — То есть не туда… не туда, где вы все были. Я шла в противоположном направлении, не понимая, как мало времени надо, чтобы… Я не видела, как все уехали… или просто не заметила. Когда вернулась, только что, вы стояли в одиночестве. Я добиралась сюда с незнакомыми людьми, и, конечно, они меня ждать не стали. Поэтому…
— Да, — сказал Биббз. — Я… — Ему было нечего добавить.
Мэри смотрела сквозь запыленное стекло.
— Кажется, нам пора ехать, если не возражаете, — сказала она.
— Да, — ответил Биббз, но не двинулся. — Вернемся затемно.
Она бросила на него взгляд.
— По-моему, вы очень устали, мистер Шеридан, я знаю, должны были устать, — тихо произнесла она. — Если позволите, я… — Без дальнейших объяснений она открыла дверцу и высунулась из кареты.
Биббз вздрогнул от неожиданности, не понимая, что она делает.
— Возница! — звонким голосом позвала девушка. — Кучер! Поехали! К