учер! Остановитесь у дома, что на севере от особняка мистера Шеридана, пожалуйста. — Карета тронулась, и Мэри села поудобнее рядом с Биббзом. — Я видела, что он спит, когда мы забирались внутрь, — пояснила она. — Думаю, они и по ночам работают.
Биббз сделал глубокий вдох и помедлил, пытаясь совладать с голосом.
— Я никогда не мог извиняться сразу, — сказал он, привычно растягивая слова, — потому что, если говорю быстро, я заикаюсь. Мой брат Роскоу как-то отлупил меня за то, что я наступил на его карандаш. Я так долго объяснял, что это не нарочно, что он закончил побои раньше, чем я договорил.
Мэри Вертриз ни разу в жизни не слышала, что кто-то из-за дефектов речи или иной подобной причины может «не нарочно» не заметить, что экипаж стоит. Она едва знала Биббза, хотя всегда немного сочувствовала ему, но теперь неожиданно обнаружила, что он вовсе не похож на того человека, каким представлялся ей раньше. Она ясно увидела картину, нарисованную Биббзом вовсе не в поисках участия: крепыш колотит болезненного мальчугана, а тот и не злится на него. Мэри увидела не только это, но и другое: она вдруг смогла охватить взглядом всю жизнь Биббза, проникнуть в нее. Никогда прежде она не ощущала, что может в одно мгновение узнать человека. Неожиданное открытие немного испугало девушку, а затем, не без удивления, она осознала, что рада, что он так долго просидел, не замечая, что карета не движется. Но она упустила из виду, что забыла ответить на его извинение, и они выехали с кладбища, не перемолвившись ни словом.
Биббзу так нравилось молчать, что он не заметил повисшей тишины. Сумерки, царившие в тесноте кареты, таили для него много смысла; постепенно стало настолько темно, что попутчики не видели друг друга, даже их одежда не соприкасалась. Но они не чувствовали одиночества. Колеса монотонно скрипели по мостовой; цоканье копыт будто неслось издалека; иногда возница астматически кашлял или подгонял лошадей выкриками «Эх, залётные!» и бездушными хлопками хлыста по безответным спинам. Внутрь экипажа проникали прямоугольники света от фонарей, быстро истончаясь до линии и исчезая, отчего тьма начинала казаться кромешной. Но ни один из двоих запоздавших вернуться с похорон Джима Шеридана не нарушил безмолвия.
Всю необычность ситуации первой — и с большим опозданием — ощутила Мэри. Она вдруг осознала, что уже очень долго размышляет о спутнике, не пытаясь с ним заговорить.
— Мистер Шеридан, — начала она, не зная, что скажет, но чувствуя необходимость что-то сказать, тем самым разрушив странность их поездки. — Мистер Шеридан, я…
Экипаж остановился. «Эх, залётные!» — с упреком проворчал кучер, слез с козел и открыл дверцу кареты.
— Что-то не так? — спросил Биббз.
— Барышня приказала остановиться у дома, что по соседству от Шериданов, сэр.
Мэри не поверила собственным ушам: не может быть, нет, не могли они проделать весь путь от кладбища, не произнеся ни слова.
— Что? — Биббз вновь обратился к вознице.
— Приехали, сэр, — добродушно ответил тот. — Первый дом к северу от Шериданов.
Биббз сошел на тротуар.
— Ах, да, — сказал он. — Да, кажется, так и есть. — И пока он стоял, вперив взгляд в тускло освещенные окна особняка мистера Вертриза, Мэри успела самостоятельно выйти из кареты.
— Я вам помогу, — опомнился Биббз, непроизвольно подавшись вперед, но она уже была в нескольких шагах от экипажа.
— Не надо, — пролепетала она. — Кажется, я сама… — Она хотела сказать, что сможет выйти без его помощи, но обнаружила, что и так сделала это, и решила не закачивать предложение.
— Эх, залётные! — сердито закричал кучер, забираясь на козлы. И лошадки с грохотом понесли карету прочь самым быстрым своим галопом — улиточным.
— Спасибо, что подвезли, мистер Шеридан, — сухо сказала Мэри, не протянув руки. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — отозвался Биббз и, свернув вместе с ней, проводил до двери. Мэри старалась укоротить путь — она почти бежала. Поездка с этим человеком казалась ей всё более странной, едва не пугающей. Подойдя к стеклянной двери, она старалась держаться в тени и, коснувшись старомодного звонка, резко отдернула руку.
— Я прекрасно добралась, спасибо, — немного нервно сказала она. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — эхом повторил Биббз и послушно направился прочь. На улице он оглянулся, но она уже исчезла внутри дома.
Он медленно побрел домой и на тротуаре чуть не врезался в пару, собравшуюся переходить дорогу. Это был Роскоу с женой.
— Где глаза потерял, Биббз? — строго спросил Роскоу. — Как всегда, ходишь во сне?
Но Сибил взяла деверя под руку.
— Побудь у нас немножко, Биббз, — предложила она. — Я хочу…
— Нет, я лучше…
— Да. Так надо. Твой отец ушел спать, в доме ни звука — все вымотались. Просто зайди к нам на минутку.
Он подчинился, и когда они вошли в особняк, она с чувством повторила:
— Все так вымотались! А раз все на ногах едва держатся, то ТЫ и подавно, Биббз! И неудивительно: все хлопоты легли на тебя. А тебе сейчас нельзя опять болеть. Давай-ка угощу тебя бренди.
Он не стал возражать, лишь тихо проследовал за ней в столовую и с благодарностью принял рюмку, наполненную из одного из стоявших в буфете графинов. Роскоу мрачно налил себе в стакан порцию побольше, и мужчины сели, а Сибил, прислонившись к буфету, принялась вспоминать, как прошел день и кто какие цветы и венки принес. Когда Биббз собрался уходить, она постаралась удержать его, но он был непоколебим, и она проводила его до выхода. Он открыл дверь.
— Биббз, когда мы встретили тебя, ты шел от дома Вертризов, — вдруг сказала она. — Как ты там очутился?
— Я не входил внутрь, — ответил он. — Спокойной ночи, Сибил.
— Подожди, — не сдавалась она. — Мы видели, что ты вышел оттуда.
— Нет, я просто подвез мисс Вертриз домой, — объяснил он, пытаясь уйти.
— Что? — воскликнула она.
— Именно так. — Он сделал шаг на крыльцо. — Спокойной ночи, Сибил.
— Погоди! — Она перешагнула через порог вслед за ним. — Как такое произошло? Я думала, ты остался там проследить за… за… — Она замялась, не прекращая приближаться к нему.
— Я и остался. Но там была мисс Вертриз, — неохотно сказал он. — Она отошла ото всех и не заметила, как экипажи уехали. Она вернулась, а на месте только ожидающая меня карета.
Сибил смотрела на него распахнутыми от удивления глазами.
— И она уехала с похорон Джима — с тобой! — медленно и тихо произнесла она.
И тут же расхохоталась, безуспешно зажимая рот рукой. Громко смеясь, она вбежала в дом, с грохотом захлопнув дверь.
Глава 13
Биббз шел домой и размышлял. Он не понимал, почему Сибил рассмеялась. Смех как таковой не был наигранным и не вызвал подозрений, но ему показалось, что она только сделала вид, что пытается сдержаться, в то время как сама хотела, чтобы Биббз слышал его. Но почему это было так важно? По какой причине она сочла необходимым подчеркнуть, что безудержно развеселилась? Биббз не нашел ответа, однако Сибил удалось настолько смутить его, что он жалел, что они встретились.
Дома он обнаружил слонявшихся по особняку дядюшек, тетушек и кузенов: в ожидании поездов некоторые из них печально взирали на «Неаполитанский залив», остальные предпочли созерцание мавра и водопроводной системы. Эдит с мамой укрылись в своих бастионах на втором этаже, но Биббз поговорил с Джексоном, после чего родню позвали в столовую на ужин. Одного пожилого дядюшку, старика Гидеона Шеридана из Бунвилля, никак не удавалось найти, и Биббз лично отправился на поиски. Он обшаривал дом, пока случайно не наткнулся на пропавшего патриарха. Проходя на цыпочках мимо отцовской двери, он услышал тихое бурчание и остановился. Кто-то дрожащим от старости голосом монотонно блеял: «Бо-о-ог дал, Бо-о-ог взял! Забывать нельзя, нельзя забывать! Я сми-и-ирился, Джеймс, сми-и-ирился, сколько и-их ушло на мои-и-их глазах: двух дочерей и сына дал мне Бог, Он же их и забрал. Ведь Бо-о-ог дал, Бо-о-ог взял! Вспомни слова Вилдада Савхейского[25], Джеймс. Вилдад Савхейский изрек: «Ни сына его, ни внука не будет в народе его, и никого не останется в жилищах его». Вилдад Савхейский…»
Биббз осторожно открыл дверь. Отец, в одном исподнем, лежал на кровати, зарывшись лицом в подушки, а рядом, мерно раскачиваясь в кресле-качалке, сидел дядюшка Гидеон и беспрерывно говорил, поглаживая длинную белую бороду и глядя в потолок. Биббз попытался привлечь его внимание, но безрезультатно.
— В речениях Вилдада Савхейского записано: «Если сыновья твои согрешили пред Ним, то Он и предал их в руку беззакония их…»
Пол сотрясся от приглушенного взрыва, оконные стекла задребезжали. Человек, лежащий ничком, не пошевелился, однако старый Гидеон соскочил с кресла.
— Бог ты мой! — закричал он. — Это еще что?
Раздался второй взрыв, и дядюшка выбежал в коридор. Биббз прошел к перилам большой лестницы и, взглянув вниз, обнаружил источник беспорядка. Внук Гидеона, подросток лет четырнадцати, принес на похороны фотографическую камеру и сейчас, со вспышкой, делал снимки мавра. Дядя Гидеон, успокоенный объяснениями Биббза, хотел было вернуться и продолжить толкование Вилдада Савхейского, однако Биббз удержал его и, после небольшого спора, убедил спуститься в столовую, куда прошел и сам, закрыв отцовскую дверь поплотнее.
После ужина он не спускал с Гидеона глаз и дипломатично пресек несколько попыток утешителя подняться наверх; он испытал истинное облегчение, когда Джордж объявил, что автомобиль, на котором старый Гидеон с внуком должны были отправиться на вокзал, прибыл. Они уехали последними, а Биббз со стоном удалился в свою комнату.
Там он растянулся на кровати, но вскоре встал, подошел к окну и долго смотрел на темный дом, в котором жила Мэри Вертриз. Затем открыл чемодан, извлек оттуда блокнот, наполовину заполненный отрывочными заметками, и записал:
Смех после похорон. В таких случаях люди смеются над любым пустяком или не смеются вообще. По пути на кладбище оркестр играет траурный марш, но когда идет обратно и похоронная процессия не слышит его, выдувает бравурную песнь. Это естественно… Есть на свете женщины, чей смех подобен ударам хлыста. Откуда в их смехе столько язвительности по поводу вещей, от них самих сокрытых? А если они о них не подозревают и никогда с ними не сталкивались, почему их смех так ранит? Он беспощаден. Красота к месту и среди могильных камней. Она всегда к месту. Но женщина, чей суженый обрел вечный покой, не будет хорошо выглядеть на его похоронах. Но она может сохранять очарование на похоронах человека, которого знала и ценила. И в этом случае она, вероятно, не захочет разговаривать, когда поедет с кладбища с его братом; брату тоже лучше молчать. Обычно молчание признак робости или глупости. Но когда кто-то заикается, стараясь говорить быстрее, или растягивает звуки в попытке не заикаться, а времени слушать его нет, то желательно сидеть молча. Хотя абсолютное молчание вызывает подозрения. Оно может свидетельствовать как о сдержанности, так и о пустоте. Причиной его могут служить как чувство собственного достоинства, т