ак и искусственные зубы.
Иногда в замкнутом пространстве, например, в закрытом экипаже, угадываются самые неуловимые ароматы. Легкий запах бензина, исходящий от перчатки дамы, сидящей бок о бок с мужчиной, способен показаться ему слаще благоухания Аркадии весной. Конечно, важно, что это за дама! Три мили могут показаться тремя сотнями миль или тремя футами. Но если это три фута, у вас не будет времени рассказать обо всем, что на душе. Однако попытаться заговорить стоит.
Невозможно желать себе смерти, когда на земле есть чудесные люди. Эти люди бывают настолько прекрасны, что перестаешь понимать, как мертвые СМОГЛИ умереть. Почему позволили себе это? Обрушившемуся зданию всё равно, кто упал вместе с ним. Оно не выбирает, кому в этот момент быть на крыше. Молчание золото? Да. Но если светская дама случайно окажется в одной карете с мужчиной, а две старые клячи будут бесконечно долго брести три мили, она наверняка станет ожидать, что мужчина скажет хоть что-нибудь! Даже если она считает его слабосильным ипохондриком, даже если кто-то убедил ее, что он не оправдал надежд собственной семьи, даже если она своими глазами видела, что он бесполезен и только путается у всех под ногами, она будет ждать, что он раскроет рот и издаст какой-нибудь звук, хотя бы полает! Но если он и не попытается и просидит всю дорогу молчком, как мерзлая рыба, она подумает, что он и есть мерзлая рыба. И, вероятно, не ошибется. Она не ошибется, посчитав его столь же любезным собеседником, как… как Вилдад Савхейский!
Биббз закрыл блокнот и отправил его обратно в чемодан. Затем погрузился в меланхолические размышления, очнулся, разделся, надел халат и тапочки и тихо пошел в коридор — к отцовской двери. Но полу он увидел поднос, с которым вечером во время ужина сам же послал Джорджа, приказав поставить его на стол Шеридану. Отец не притронулся к пище. Биббз помедлил несколько минут у двери, прислушиваясь. Изнутри не исходило ни звука, и он вернулся к себе и лег спать.
Утром он проснулся в неведомом доселе душевном состоянии. Иногда при пробуждении случается такое: сна уже нет, но сознание пока не прояснилось. Человек пребывает будто в прострации, не понимая, кто он и где; и хотя в это мгновение он с трудом назовет собственные имя, возраст или пол, он точно знает, что именно он чувствует — уныние или подъем. В это время мы, как говорится, «себя не помним». Так вот, Биббз впервые в жизни испытал подобное и вдруг ощутил прилив радости. Он проснулся с чувством, что весь мир принадлежит ему; он был как мальчик, предвкушающий празднование дня рождения. Но память мгновенно вернулась, и он не мог объяснить, что послужило причиной испытанного счастья. Более того, при сложившихся обстоятельствах ему подобало горевать. Впрочем, счастье длилось лишь краткий миг и улетучилось до того, как он успел одеться. Однако оно не исчезло бесследно, оставив приятные воспоминания, пусть и привело в недоумение. Сами знаете, поездка домой с похорон редко делает чье-либо пробуждение сладким. Неудивительно, что Биббз Шеридан не догадался связать свою радость именно с ней!
Когда он спустился, отца не было дома.
— Пъехл в кнтору, во как, — сообщил ему Джексон. — Пршел, сел звтракать, весь в себе; не съел ни крошки. Да, ср, пъехал в город, как всегда. Да, ср, п-моему, пчти всё пшло своим путем.
Биббз неожиданно осознал, что Джексон прав. Этот день был похож на вереницу обычных дней. Миссис Шеридан и Эдит надели черное, миссис Шеридан пару раз всплакнула, но особой разницы не было заметно. Эдит оставалась немного подавлена, но спокойна; за обедом она нашла в себе силы поспорить с мамой о том, кто должен принимать визиты на ранних этапах «траура». Обед прошел как всегда — Джим с отцом постоянно ели в городе; вторая половина дня тоже ничем не выделялась. Биббз поехал на прогулку, с ним отправилась мать, сопровождавшая сына, если ей нравилась погода. В общем, Биббз был неприятно поражен обыденностью происходящего.
Во время прогулки миссис Шеридан то и дело заговаривала о детстве Джима.
— Но ты этого, конечно, не помнишь, — добавляла она после очередной истории. — Ты был слишком маленьким. Он всегда был хорошим мальчиком, так-то. Если папочка давал ему деньги, он их не тратил, а относил в банк. Думаю, у отца сердце разрывается при мысли, что кто-то другой встанет во главе «Строительной компании Шеридана». Я знаю, что это будет не Роскоу: папочка сказал мне на прошлой неделе, что на плечах Роскоу и так столько обязанностей, что с ума сойти можно. Ох, как жаль… — Она промокнула слезы платком. — Жаль, что ты так мало общался с Джимом, Биббз, и ничего у него не перенял. Только представь, сколько бы это сейчас значило для папочки! Ты никогда не дружил ни с Роскоу, ни с Джимом, даже до болезни. Конечно, ты был младше их, но это ВСЕГДА казалось необычным, всё-таки вы братья. Ни разу в жизни не видела, чтобы вы с Джимом сидели вместе и говорили по душам.
— Мама, меня так долго не было, — тихо ответил Биббз. — А когда я вернулся…
— Ох, я тебя не упрекаю, Биббз. Когда ты вернулся, Джим дома и вечерочка не провел: то работа, то театр или гости, да он и на ужин не всегда приезжал. За день до случившегося он ужинал в каком-то разнесчастном ресторане около Насосной станции, он не мог на ночь уехать со стройки, потому что подходил срок, к которому он обещал папочке всё доделать. Конечно, будь у Джима побольше свободного времени, вы бы начали с ним общаться почаще, Биббз. По-моему, ты и сам понимаешь, как плохо ты его знал.
— Да, я совсем не знал его, мама. Он всегда был занят, к тому же я не мог найти с ним общих тем для разговора: я едва разбирался в том, что его интересует.
— Как жаль! Ох, как жаль! — простонала миссис Шеридан. — Но СЕЙЧАС тебе придется во всем разобраться! Я тебе не говорила, потому что полагала, что это ваши с отцом дела, но я уверена, если ему придется переживать еще и по такому поводу, это его убьет! Ему НЕЛЬЗЯ переживать, слышишь, Биббз, не огорчай его! Ты сам не представляешь, как его расстраиваешь, а больше он такого не вынесет — просто не вынесет! Что бы он тебе ни приказал, СЛУШАЙСЯ его, Биббз, ДЕЛАЙ, что он говорит! Обещай, что будешь!
— Делал бы, если бы мог, — грустно сказал Биббз.
— Ну нет! Что тебе мешает? — Она повысила голос и схватила его за руку. — Он хочет, чтобы ты вернулся в цех и…
— И… «полюбил» работать там! — закончил за нее Биббз.
— Да, именно так… ты должен идти туда с хорошим настроением. Доктор Гурней говорит, что хорошее настроение всё исправит… прислушайся к врачу, Биббз. Так почему ты не можешь? Неужели ты не справишься ради собственного отца? Вспомни, сколько он сделал для ТЕБЯ. Ты живешь в красивом доме, ездишь на прогулку в автомобиле, у тебя много теплых вещей и меховых пальто, о тебе всю жизнь заботились. Ты не знаешь, сколько он трудился, чтобы дать всё это тебе! Тебе и не снилось, сквозь что ему пришлось пройти и чем он рисковал, когда мы всё только начинали; и ты НИКОГДА об этом не узнаешь! Случившееся для него как гром среди ясного неба, а тебе сложно сделать так, как он хочет! Ему всего-то и надо, чтобы ты с легкой душой отправился на работу — и всё будет в порядке! Это всё, о чем он просит. Слушай, Биббз, мы подъезжаем к дому, но пока не подъехали, пообещай мне, что сделаешь всё, что нужно. Обещай!
Она откинула черную вуаль, чтобы лучше видеть Биббза; ткань затрепетала на дымном ветру. Прежде чем заговорить, сын поправил шляпку матери.
— Я вернусь в цех и буду весел, как никогда, мама, — сказал он.
— Молодец! — довольно провозгласила она. — Умница! Это я и хотела услышать.
— Не радуйтесь прежде времени, — грустно произнес он. — У меня просто нет выбора.
— А вот ТАК говорить не надо!
— Ладно, — успокоил он. — А теперь давайте сообща поднимать настроение. Можно… — Они как раз сворачивали на подъездную дорогу, ведущую к их особняку, и Биббз взглянул на старый дом по соседству. В сумерках было видно, что на переднем крыльце перед открытой дверью стоит Мэри Вертриз. Она мрачно кивнула ему.
— Можно… что? — немного нетерпеливо спросила миссис Шеридан.
— Вы о чем, мама?
— Ты сказал «можно», но не закончил фразу.
— Разве? — рассеянно ответил Биббз. — Ну а о чем мы говорили?
— Ох уж эти чудные мальчишки! — воскликнула она. — Ты всегда был таким. Всегда! Но ты не забыл своего обещания?
— Нет, — ответил Биббз, и тут автомобиль остановился. — Не забыл. Дух мой будет весел настолько, насколько позволит тело. Негоже вести себя, как…
Он говорил очень тихо, и мать, выходившая из машины, не расслышала последних слов.
— Как вести себя, Биббз?
— Мама, продолжать не стоит.
Но в скорби своей она стала особенно раздражительна.
— Ты сказал, негоже вести себя, как КТО-ТО там. Как КТО?
— Да чепуха, — сказал он, собираясь войти в дом. — Один человек, о котором я почти забыл.
— О КОМ ты? — настаивала мать, а когда Биббз поддался ее нажиму, решила, что необходимо известить об этом доктора Гурнея.
«Как Вилдад Савхейский!» — вот что ответил Биббз.
Глава 14
На первый взгляд всё продолжало идти своим чередом и после ужина. Обычно Шеридан располагался с вечерней газетой у камина в библиотеке, пока жена, устроившись рядом, либо шила (по старой привычке), либо позволяла себе поломать голову, раскладывая простейший пасьянс. Но сегодня она застыла на стуле, уставившись на огонь, а Шеридан сидел с раскрытой газетой на коленях, временами вспоминая, что читает ее, но она быстро опускалась обратно. Биббз бесшумно присоединился к ним, укрывшись в углу и ничего не делая; из «гостиной» напротив раздавались тихие голоса, но слов было не разобрать. Лишь однажды послышалось громкое восклицание: не на шутку развеселившаяся Эдит вскрикнула: «Бобби, ты ужасен!» — и Шеридан умоляюще посмотрел на жену.
Она сразу встала и пошла в «гостиную»; последовало бурное перешептывание, после чего кто-то на цыпочках прошуршал по коридору — это Эдит с кавалером отправились в комнату подальше. Миссис Шеридан вернулась на свой стул в библиотеке.