Тротуар был запружен людьми с емкостями для обедов — мужчинами и юношами, женщинами и девушками, толпой повалившими на улицу в конце рабочего дня. Многие торопились, некоторые не спешили; они шли на запад и на восток, пихая друг друга, и Биббз, направившийся домой, был вынужден сбавить ход.
Ему навстречу, медленно продираясь сквозь поток прохожих, вышла высокая девушка. Она заметила его длинное, худое тело и застыла, ожидая, когда он пойдет мимо нее, но в плотной толпе и сгустившихся сумерках он ее не узнал, хотя и задел плечом. Он бы прошел дальше, однако она счастливо рассмеялась, и он встал как вкопанный, не в силах совладать с изумлением. Между ними проскользнули два мальчишки, один за другим, но Биббз не шелохнулся, пораженно взирая на нее. Она наклонилась к нему.
— А вот и ТЫ! — сказала она.
— Бог мой! — воскликнул Биббз. — Я думал, что твой голос звучит прямо со звезд!
— Над головой лишь дым, — сказала Мэри, вновь залившись смехом. — И никаких звезд.
— А были… когда ты смеялась!
Она взяла его за руку, и они пошли.
— Я здесь, чтобы проводить тебя домой, Биббз. Просто захотелось.
— Но ты пришла сюда в…
— В темноте? Да! Ждала тебя? Да!
Биббз сиял, он задыхался от счастья. Однако принялся бранить ее:
— Это небезопасно, я того не стою. Не надо было… впрочем, тебе виднее. И сколько…
— Я ждала около двенадцати секунд. — Опять зазвучал смех. — Только что подошла.
— Но проделать путь в эту часть города по темноте…
— Я уже была в этом районе, — сказала она. — Всего в семи-восьми кварталах отсюда; когда я вышла, успело стемнеть, и чтобы не отправляться домой в одиночку, я предпочла зайти за тобой.
— Как же мне повезло, — с придыханием ответил Биббз. — Тебе не понять, что значит услышать твой смех из тьмы… а потом… увидеть тебя саму! Это было похоже… похоже… ну разве мне ОБЪЯСНИТЬ, на что это было похоже? — Теперь они шли параллельно с толпой, и в свете фонаря на перекрестке он заметил, что она опять без шубы. Это озадачило его. Что за милое самолюбие заставляет ее не надевать меха в ТЕМНОТЕ? Конечно, она вышла задолго до сумерек. По неясной причине объяснение не удовлетворило его, однако он быстро оставил раздумья об этом, ибо в голову пришла иная мысль.
— По-моему, тебе нужна машина, — сказал он, — особенно после наступления темноты. В любом случае, зимой она не помешает. Ты не просила отца купить тебе автомобиль?
— Нет, — ответила Мэри. — Не считаю, что он мне так уж и нужен.
— А мне кажется, что нужен. — В голосе Биббза слышалась искренняя забота. — По-моему, зимой…
— Нет, нет и нет, — весело перебила она. — Не нужен…
— А вот моя мама настаивала, чтобы по вечерам за мной присылали машину. Но я не разрешил: люблю пройтись пешком, однако для девушки…
— Девушка тоже любит прогуляться, — сказала Мэри. — Давай расскажу тебе, где была сегодня днем и как оказалась так близко, что мы вместе идем домой. Я навещала одного старичка, рисующего дым. У него есть складское помещение, которое он приспособил под мастерскую, а живет он там с матерью, женой и семерыми детьми — и совершенно счастлив. Я видела его картину на выставке и захотела посмотреть еще, и он мне показал. Почти всё, что он написал, хранится у него дома; вряд ли за жизнь он продал больше полудюжины картин. А зарабатывает уроками рисования.
— Что значит «рисует дым»? — спросил Биббз.
— То и значит. Он пишет картины, глядя из окна мастерской, и на улице… да везде. Просто отображает то, что вокруг него, — и это прекрасно.
— И дым?
— Он чудесен! Каким-то образом художник через него видит небо. И рисует, как уродливые крыши дешевых домов проглядывают сквозь дымную пелену; рисует дымные закаты и дымные рассветы; рисует всё что угодно — и тяжелые, плотные, неспешные столбы дыма уходят вдаль, рассеиваясь и смешиваясь с призрачным светом на горизонте; у него есть и иные картины, где небо ломается об очертания города, всё окутано хмарью, клубами испарений и струями выбросов, но цвета при этом легко поспорят с красой апрельского сада. Я собираюсь взять тебя с собой, когда пойду к нему в одно из воскресений.
— Ты открываешь мне глаза на город, — сказал Биббз. — Я и не знал, что здесь такое есть.
— В городе много создателей красоты, — мягко продолжила она. — Живут в нем и другие художники, более удачливые, чем мой друг. Чего здесь только нет.
— Я и не знал.
— Да. С тех пор как городок вырос и назвался городом, в нем можно провести жизнь, видя только одну ее сторону.
— Кажется, создатели красоты глубоко упрятали себя, — промолвил Биббз. — И думаю, что твой друг, способный извлечь прекрасное из дыма, похоронил себе глубже всех. Мой отец обожает дым, но вряд ли захочет приобрести хоть одно его полотно. Он лучше купит «Неаполитанский залив» — и не посмотрит в сторону таких картин. Сочтет, что дым в живописи ужасен, если, конечно, нельзя воспользоваться этим для рекламы.
— Да, — задумчиво подтвердила она. — Твой отец воплощение города. Иногда мне кажется, Биббз, что художники здесь действительно ХОРОНЯТ себя.
— Но это не убивает красоту, — сказал он. — Я ее вижу.
— Ты правда видишь тут красоту?
— Да, с тех пор как ты зовешь меня другом, всё вокруг преобразилось. Город лишь помеха на горизонте. И он не застит мне свет, пока ты позволяешь думать, что целыми днями стоишь рядом со старым пожирателем цинка, помогая мне. Мэри… — Он со вздохом замолчал. — Я впервые свободно назвал тебя по имени!
— Да. — Она засмеялась, несколько неуверенно. — Как я и желала!
— У меня это вышло само собой. Наверное, потому что ты сама захотела пойти со мной домой. Да, поэтому.
— Женщинам нравится слушать, — сообщила Мэри, всё еще нервно посмеиваясь. — Ты рад, что я зашла за тобой?
— Нет, не «рад». Мне показалось, что меня уносит всё выше, выше, выше — за облака. И это чувство не исчезло. По-моему, я большую часть времени парю в небесах. Уже не помню, кем я был до встречи с тобой. Мне кажется, это был кто-то другой, совсем не Биббз Шеридан. И это было так давно. Душа моя ныла и страдала… Это был кто-то иной… сейчас я даже не понимаю его, то был трус, боящийся теней… боящийся того, чего нет на самом деле… Я боялся старины пожирателя цинка! А сейчас я боюсь только того, что всё может перемениться.
Она немного помолчала и спросила:
— Биббз, ты счастлив?
— Ох, неужели ты не видишь?! — воскликнул он. — Я хочу, чтобы это не прекращалось еще тысячу, тысячу лет, хочу, чтобы ничего не менялось! Ты сделала меня таким богатым, что я стал скупцом. Ничего не хочу менять — ничего, ничего!
— Милый Биббз! — сказала она и счастливо рассмеялась.
Глава 23
Биббз продолжил укрываться в стране мечтаний. После несостоятельной попытки помочь Эдит в делах сердечных, он не преминул сообщить ей, что отныне решил, что он «член семьи», однако быстро пошел на попятную после первого же провала, ибо мысли его по-прежнему витали далеко от «членства». То было суровое время для Нового дома, но Биббз держался в стороне от треволнений, оставаясь рассеянным чужаком, случайно забредшим в это жилище и не совсем осознающим, куда он попал. Пока Эдит яростно сражалась с отцом или Шеридан горько сетовал на беспробудное пьянство угрюмого Роскоу, который и пил-то, лишь бы не слышать сих иеремиад, Биббз просто сидел, чуть улыбаясь приятным мыслям или дорогим воспоминаниям, проносящимся в голове. Счастливый мечтатель брел сквозь бури, подобно сомнамбуле, и выходил из них, так и не пробудившись ото сна. Ему было жаль и отца с Роскоу, и мать с Эдит, но их страдания и крики о помощи приходили будто издалека.
Сибил теперь наблюдалась у Гурнея. Роскоу послал за ним в воскресенье вечером, почти сразу после того как Биббз занес к ним забытую шубку; и в первые дни болезни врач навещал ее, как только улучал момент, к тому же он счел необходимым приставить к Сибил мускулистую сиделку. Хотел он того или нет, но Гурнею пришлось выслушать от истеричной пациентки множество пикантных подробностей, которые огорошили бы кого угодно, но не семейного врача. Помимо прочего, доктор не мог не заметить разительную перемену в Биббзе и тут же понял, отчего пожиратель цинка более не застревает у того в глотке, как в былые времена.
Сибил не бредила, однако ее хрупкое, маленькое эго металось в корчах и завывало от боли. Жизнь заставила ее страдать, и теперь она сама действовала себе во зло; она вела себя как взрослая, гиперболизированная карикатура на маленького ребенка, который рыдает после сильного ушиба и бесконечно долго рассказывает мамочке, как всё случилось и как это больно. Пока Гурней не дал ей морфина, она всё повторяла и повторяла ту же историю, договорившись до хрипоты. Ей удавалось рассказать всё на едином дыхании. И ее было не остановить — ничем.
— Дайте мне умереть! — выла она. — Жестоко удерживать меня на земле! Кому я причинила столько зла, что вы не даете мне положить конец этой жизни? Только посмотрите, на что она похожа! Я вышла замуж за Роскоу, только уйти из дома, и к чему это меня привело!.. глядите, где я сейчас! Он привез меня в этот город, но кого я тут вижу, кроме его РОДНИ? У них даже приличных знакомых нет! Вот если б были, всё было б ПО-ДРУГОМУ! У меня на этом свете нет ничего… ничего… ничего! Я хотела веселиться — но как? Как можно веселиться с этими Шериданами? Да они вино на стол никогда не поставят! Я-то думала, что выхожу за богача, что у нас станут бывать привлекательные люди, о которых пишут в газетах, мы будем путешествовать, посещать балы… и, о боже, получила я одних Шериданов! Я из кожи вон лезла, выбивалась из сил! О да! Просто старалась жить. У каждой женщины есть право «жить» хотя бы часть ее века! И только-только всё начало вставать на места: мы переехали в собственный особняк, та надутая семейка через дорогу начала подсовывать Джиму свою дочь, они бы свели нас с нужными людьми… и вдруг я замечаю, как Эдит уводит его от меня. Она тоже положила на него глаз! Заполучила его! Девице с деньгами всегда проще, чем замужней женщине… она может всё в любое время! А что я могла? Что вообще можно сделать в моем положении? И мне оставалось только ТЕРПЕТЬ — но я не могла вытерпеть такое! Пошла к этой ледышке, Вертризовой дочке, она могла бы мне п