я ТОЧНО знал, что он надежен. Вот я и подошел к главному: Биббз, ты мой последний шанс. Мне надо научить тебя правильно распоряжаться мозгами, какие уж у тебя там есть; посмотрим, можем ли мы их чуть-чуть развить. Кто знает? Я собираюсь заняться этим вплотную. Я возьму тебя с СОБОЙ в контору и не стану давить, если поначалу ты не будешь кое с чем справляться. Я намерен сделать для тебя большое дело. И ты почувствуешь, что — взамен — ты тоже сможешь дать мне многое. Я доказал, что был прав, отправляя тебя в цех, но теперь я развернусь на сто восемьдесят градусов и поставлю тебя туда, откуда даже мои мальчики не начинали; я намерен подтолкнуть тебя вперед так, что у тебя голова закружится! — Он опять хлопнул сына по колену. — Биббз, я намерен начать твою карьеру следующим образом: сделаю тебя директором Насосной станции Шеридана, ты станешь одним из управляющих Строительной компании и Трастовой компании Шеридана!
Биббз побледнел и вскочил на ноги.
— О нет! — вскричал он.
Шеридан принял его отчаяние за трепет внезапной радости.
— О да! А к этим должностям прилагается жирненький окладик. И вместе с постом директора идет пачечка акций Насосной станции. Ты-то думал, я вредничаю, отсылая тебя в цех, — точно-точно, так и думал! — но твой старик умеет играть по-разному. С этой самой минуты, с этой отправной точки пути, на который я тебе поставил, наши отношения меняются коренным образом. Я буду наделять тебя всё большими и большими полномочиями, как только ты будешь доказывать, что справляешься с тем, что я поручил тебе. И начинаешь ты с довольно высоких позиций, мой мальчик!
— Но я… я не… я не хочу этого! — Биббз заикался.
— Что ты сказал? — Шеридану подумалось, что он ослышался.
— Я не хочу этого, папа. Я благодарен… благодарен вам…
На лице отца было написано недоумение.
— Что с тобой? Ты понял, о чем я говорил?
— Да.
— Уверен? Да, по-моему, ты не понял. Я предложил…
— Да знаю, знаю! Но не могу принять.
— Что с тобой происходит? — Удивление и подозрения обрушились на Шеридана. — Что-то не в порядке с головой?
— Никогда в жизни я так прекрасно не отдавал себе отчет в собственных действиях, — ответил Биббз, — как в последнее время. У меня появилось всё, о чем мечталось. Я живу так, как всегда желал. Я зарабатываю на хлеб насущный и счастлив этим. Мне хватает моей зарплаты. Мне не надо денег больше, чем уже есть, я не заслуживаю…
— Проклятье! — Шеридан вскочил. — Ты стал социалистом! Наслушался там этих парней и сам…
— Нет, сэр. Я согласен со многим из того, что они говорят, но сам я не из них.
Шеридан постарался совладать с растущим гневом и почти справился с задачей.
— Тогда что? Что с тобой?
— Ничего, — нервно ответил сын. — Ничего… кроме того, что меня всё устраивает. Я не хочу ничего менять.
— Почему?
Биббз сделал невероятную глупость, попробовав объяснить причины:
— Я бы сказал вам, отец, если бы мог. Знаю, сложно понять…
— Точно, понять сложно, — мрачно произнес Шеридан. — Тебя РЕДКО когда легко понять. Продолжай!
Взволнованный и расстроенный, Биббз невольно встал; он чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Ему нравилось жить как во сне — и вот его трясли грубыми руками, заставляя пробудиться. Он прошел к столу, начал водить по нему пальцем и заговорил, не поднимая глаз:
— Вы оказались не совсем правы по поводу цеха… то есть ошиблись в одном, отец. — Он с опаской посмотрел на Шеридана. Тот стоял к нему лицом, не выражая никаких эмоций и не перебивая. — Это сложно объяснить, — продолжил Биббз, вновь опустив взгляд и уставившись на неспокойный палец. — По-моему… по-моему, мне было бы опять плохо на заводе, если бы у меня не было… если бы кое-что не помогло мне… ох, не только вынести этот труд, но и полюбить его. Да, я ЛЮБЛЮ его. Я хочу остаться там, где работаю. И больше всего на свете мне не хочется… не хочется начинать деловую карьеру… не хочу, чтобы меня в это втягивали. Не считаю это ЖИЗНЬЮ, потому что сейчас я ЖИВУ. У меня здоровый труд — и есть возможность подумать. Такое большое предприятие, как ваше, не дало бы мне времени размышлять ни о чем, кроме дел. Я не… не считаю, что деньги того стоят.
— Продолжай, — приказал Шеридан, когда Биббз робко перевел дух.
— По-моему, этот путь никуда не приведет, — сказал Биббз. — Вы полагаете, город силен и богат… но что проку быть богатым и сильным? Дети мало чему учатся в школе, потому что город богат и силен. Но знаний им предлагается больше, чем раньше, ведь другие люди — небогатые и несильные — продумали, как и чему учить детей. Однако, когда вы читали газету, я услышал, что вы не считаете нужным учить детей тому, что не пригодится им в заработке денег. Вы сказали, это пустая трата налогов. Вы хотите, чтобы их учили зарабатывать на жизнь, а не жить. Когда я рос, город был не столь уродлив, но сейчас он отвратителен. К чему размер, если он делает тебя уродом? То есть, по-моему, всё это не движение вперед, а лишь разбухание, грязь и шум. Разве не был наш край счастливее и во многом мудрее, когда всё было меньше, чище, добрее, тише? Я знаю, вы, папа, считаете меня законченным идиотом, но не являются ли бизнес и политика простыми служанками настоящей жизни? Не потеряете ли вы всякое уважение к женщине, которая не только сделала работу по дому целью своего существования, но выполняет ее так шумно и грязно, что своей беспрестанной суетой мешает всем соседям в округе? И представьте, что она без умолку твердит лишь о ведении хозяйства, и думает только об этом, и не прекращает пристраивать к своему дому комнаты, тогда как сама не успевает прибраться даже в тех, что уже есть; а теперь вообразите, что в доме ее жить неспокойно и невозможно…
— Минуточку! — перебил Шеридан и с невероятной любезностью спросил: — Не позволишь и мне вставить словечко? Ты когда-нибудь в жизни делал что-либо правильно?
— Я не совсем…
— Я задал простой вопрос: ты когда-нибудь за всю свою жизнь бывал хотя бы раз прав? Ты когда-нибудь не ошибался по поводу любой темы, которую обдумывал и на которую рассуждал? Можешь напомнить мне хоть один случай, когда ты доказал свою правоту?
Во время речи Шеридан без остановки размахивал перевязанной рукой, но Биббз не побоялся дать ответ:
— Если раньше я всегда ошибался, то, конечно, сейчас мои шансы на правоту существенно возросли. Логично предположить, что в конце концов я приду к среднему арифметическому.
— Так я и думал, что ты сделаешь неверный вывод. И есть еще кое-что, что ты не в силах заметить, но я возьму на себя смелость обратить на это твое внимание. Всю свою жизнь ты артачился и упирался. Из всего, что я тебе предлагал, ты устраивал цирк, впрочем, как и сейчас, но что-то я не припомню случая, когда бы ты не сдался и не сделал того, что я сказал. А так давай, продолжай свои сказки про город и дела в нашем краю. Я слушаю!
— Я не желаю в этом участвовать, — неожиданно твердо заявил Биббз. — Я хочу идти своей дорогой, и я делаю это сейчас. Если я соглашусь отправиться с вами, потеряю себя. Бизнес меня съест. Мне не так сильно нужны деньги…
— Нет, — с прежним опасным спокойствием прервал отец. — Тебе никогда не приходилось зарабатывать на жизнь. Услышь тебя люди, все как один поймут это. Вот теперь я напомню тебе: ты спишь в мягкой постели, ты сладко кушаешь, ты хорошо одет с ног до головы. Представь, что одна из этих твоих крикливых хлопотуний — например, я — решила, что ты тоже можешь обзавестись своим хозяйством. Могу я спросить, как ты это будешь делать?
— Я зарабатываю девять долларов в неделю, — не сдавался Биббз. — Этого достаточно. Я справлюсь.
— Кто платит тебе девять долларов в неделю?
— Я сам работаю! — ответил Биббз. — Я так хорошо управляюсь со станком, что, по-моему, смогу заработать пятнадцать или даже двадцать долларов в неделю в другом месте. Уверен, через несколько месяцев из меня выйдет хороший слесарь. Я лучше займусь ремеслом, чем пойду в бизнес… да, точно!
— Тогда тебе лучше чертовски быстро обучиться! — Шеридана распирало от гнева, но и в этот раз ему удалось совладать с собой. — У тебя выходные на освоение профессии, ибо в понедельник утром ты или идешь в мою контору… или в другое место — слесарничать!
— Хорошо, — спокойно согласился Биббз. — Я справлюсь.
Шеридан воздел руки в небу в молитвенном жесте и с сарказмом произнес:
— Господи, этот мальчишка и так был сумасшедшим, а начал зарабатывать девять долларов в неделю, так деньги совсем вскружили ему голову! Не можешь ли Ты не помогать ему? — Он резко вскинул обе руки вперед ладонями вверх, указывая сыну на дверь. — Выметайся из комнаты! У тебя череп толще китового, но весь в трещинах! Я послал тебя в цех, и ты так возненавидел его, что два года не мог поправить здоровье, а теперь, когда я тебя оттуда вытаскиваю и предлагаю настоящий заработок, ты с воплем просишься обратно, как теленок к мамке! Ты чокнутый! Эх, уж мне повезло так повезло! Один сын умер, другой сбежал, третий ненормальный! Ненормальный — это всё, что мне осталось! У Эллерсли был чокнутый шурин, и они забрали его к себе домой. В первое же утро он выскочил во двор, разбив десятидолларовое стекло в окне. И при этом сказал: «Ой, глядите, какой красивый одуванчик!» И ты такой же! Хочешь всю жизнь говорить: «Ой, какой красивый одуванчик!» И тебя ни черта не волнует, что при этом разбито! Ладно, мистер, чокнутый ты там или нет, с прибабахом, сумасшедший или еще какой, я беру тебя с собой в понедельник в контору и буду муштровать и обучать — да, если надо, то и поколочу — но я сделаю из тебя человека, которому можно доверить бизнес! Не слезу с тебя, пока хватает сил, а если помру, то всё равно не перестану нашептывать тебе в ухо, пока гробовщик со мной возится! А теперь иди — и чтоб я тебя больше не слышал; потом явишься ко мне в полной готовности и скажешь, что наконец проснулся, несчастный, жалкий, любящий одуванчики ЛУНАТИК!
Биббз бросил на него странный взгляд, в котором читался и упрек и нечто иное: кажется, последнее произнесенное отцом слово испугало его.