Суета и смятение — страница 46 из 48

— Ладно, кажется, мне пора, — наконец произнес он. — А то еще партнер разволнуется.

— До свидания. И спасибо, — сказала Мэри.

— За что?

— За письмо.

— Ах да, — рассеянно сказал он. — Не за что. До свидания.

Мэри протянула ему руку.

— До свидания.

— Извините, что я прощаюсь левой — с правой рукой небольшое несчастье.

Она сочувственно вскрикнула, увидев, что стряслось:

— Ох, бедный мистер Шеридан!

— Ничего страшного! Я уже давно всё диктую секретарю. — Он весело рассмеялся. — Вам никто не рассказывал, как это произошло?

— Я слышала, вы поранились, но нет… не знаю, как это было.

— Вот как всё случилось, — начал он, и оба, словно забывшись, уселись на прежние места. — Может, вы не знаете, но я всегда сильно волновался за своего младшенького — того самого, что временами навещал вас, после Джима… иными словами, я про Биббза. Это его я называл партнером, и, по правде сказать, он им скоро станет… если здоровье не подведет. Ну, вы, наверное, помните, я поставил его за станок в цеху у себя на заводе и иногда я вроде как заглядывал его навестить, смотрел, как он справляется. Доктора с собой брал, потому что со здоровьем у Биббза ВСЕГДА плоховато было. Старину Гурнея, вы тоже, наверное, с ним знакомы? Высокий, худющий, вечно притворяется, что хочет спать…

— Да.

— Ну, однажды мы со стариной Гурнеем туда пошли, и я попробовал показать Биббзу, как управляться со станком. Он мне говорит, мол, осторожней, а я не слушаю, даже не смотрю… вот так руку и покалечил, пытаясь показать Биббзу, как делать то, что он делать умеет, а я нет. Разозлился жутко, даже не сообразил, что ПРАВДА поранился… ну, то да сё, и старине Гурнею пришлось прибегнуть к крайним мерам. Он чертовски хороший врач. Ведь так, мисс Вертриз?

— Да.

— Да, он такой! — Шеридан говорил с воодушевлением завзятого болтуна и сплетника с уймой свободного времени. — Вот хотя бы случай Биббза. Этим утром мы с ним как раз его обсуждали. Ну, вы обхохочетесь, когда услышите, что старина Гурней про всё ЭТО думает! Конечно, он не только врач, но и друг семьи, да и заботится о Биббзе, словно о родном. Он говорит, что Биббз ПОКА выкарабкался, и думает, что всё будет хорошо и скоро Биббз нагуляет жирок, если… ну, услышали бы ВЫ это своими ушами, посмеялись бы, честное слово, животик бы надорвали! — Он умолк, сдерживая смех, и тайком глянул на собеседницу. Она вперила взгляд в стену, приоткрыла рот и — тут не могло быть ошибки — тяжело и часто дышала. Шеридан испугался, что она начинает злиться, однако ему было необходимо высказаться, и он продолжил, решив довести дело до конца. Наклонившись к ней поближе, он продолжил дружески и доверительно, хотя не изменил тон, показывая, что по-прежнему относится к словам Гурнея как к шутке, над которой и ей посмеяться не грех. — Правда-правда, обхохотались бы! Ведь старик думает, что всё дело в ВАС. Он сам так сказал, юная леди, так что если вам это не по нраву, все шишки на него! У него действительно есть ТЕОРИЯ: он говорит, Биббз не болел, потому что, когда работал в цеху, вы поддерживали его. Говорит, если вы вновь позволите ему бывать с вами — может, совсем немножко, изРЕДКА, Биббз, вероятно, продолжит чувствовать себя хорошо. Конечно, это только мнение врача. Что до меня, я-то в этом совсем не разбираюсь, но скажу так: никогда в жизни я не видел такого УМСТВЕННОГО роста и развития, как в последнее время у Биббза. Думаю, вы и сами найдете его гораздо более интересным, чем раньше… Понимаю, возобновленное общение может немного смущать вас, после того как он заявился сюда с предложением предстать с ним перед священником, но старый доктор Гурней уверен, что Биббз не сможет стереть вас из памяти…

Мэри вскочила.

— Мистер Шеридан! — воскликнула она.

Он глубоко вздохнул.

— Так я и знал! Так и понял, что вы злитесь. Но я не…

— Нет, нет и нет! — вскричала она. — Я одного не понимаю, впрочем, по-моему, вы тоже. Чего именно вы хотите от меня?

Он опять вздохнул, на этот раз с облегчением.

— Так, так! — сказал он. — Вы правы. Нам проще говорить без обиняков. Всё это время я не сомневался, что надо быть честным. Я надеялся, вы позволите моему мальчику снова иногда бывать у вас. Позволите?

— Вы не понимаете. — Она в отчаянии сцепила руки у груди. — Да, давайте начистоту. До Биббза дошли слухи, что я пыталась влюбить в себя вашего старшего сына из-за своей бедности, и вот Биббз пришел и предложил мне руку и сердце… потому что пожалел меня. Я НЕ СМОГУ опять встретиться с ним. — В ее голосе звучало страдание. — НЕ СМОГУ!

Шеридан почувствовал себя неловко.

— Вы отказываетесь, потому что он так подумал о вас?

— Нет же! Всё, что он сказал, ПРАВДА!

— Ну… то есть он часто бывал здесь… вы так много для него значили… — Слова не шли Шеридану на язык, он словно нехотя выталкивал их, потом умолк, но заставил себя повторить: — Вы думаете, что он настолько увлекся вами, что вы не сможете переносить его общество?

— НЕТ! Он меня жалел. Заботился обо мне, я ему нравилась, он уважал меня — даже чересчур! Можете сказать, что он любил меня особой любовью, сделал бы для меня всё на свете, как и я для него, и он знал об этом. Это было прекрасно, мистер Шеридан, — сказала она. — Однако всё зло, что творит человек, всегда возвращается к нему, но не сразу, оно обрушивается на него, когда счастье кажется безоблачным. Понимаете, Биббз увидел мою суть, к тому же он никогда не был в меня «влюблен».

— Не был? Ну, сдается мне, он отказался от всех своих прежних устремлений — пусть глупых, но действительно важных для него; отринул их и отправился работать туда, куда никогда не хотел, только ради вас. Мой опыт подсказывает, что парень, решившийся на такое, должен быть по уши влюблен в девушку, ради которой он это делает! Вы говорите, он просто вас пожалел, но уверяю, что ТАК жалко ему могло быть только ОДНУ девушку на свете! Даже не сомневайтесь!

— Нет же, — сказала она. — Биббз не похож на других, он готов на жертвы ради кого угодно.

Шеридан усмехнулся.

— Сегодня, наверное, уже не так и готов, — ответил он. — Например, у меня закралось подозрение, что он считает бизнес и чувства вещами несовместимыми. Но мы не об этом. Его желание было простым и понятным — он хотел на вас жениться. Правда, мне показалось, что его привязчивость несколько утомила вас — так иногда случается. Но теперь из ваших слов я уяснил, что беда не в том. — Он кашлянул, и голос его дрогнул: — Вот что я скажу вам, мисс Вертриз, хотя вы всё прекрасно понимаете и без меня, потому как сами всё видите. Зря я вот так к вам заявился… Мне пришлось заставить Биббза свернуть с его пути на мой… я пошел на это во имя дела моей жизни и ради самого Биббза… уверен, вы осознаете, как больно ему было сдаваться. Но он справился. Не затаил на меня зла, не стал плевать в потолок, а честно погрузился в работу! Но она его не греет, он сжал зубы и несет свою ношу. И на это можно взглянуть так: ему НЕ ДЛЯ КОГО трудиться. К тому же такой выбор стоил ему вашей дружбы, и я уверен, что хуже всего ему именно по этой причине. Вы сами предложили открыть все карты, теперь ваш черед: почему вы не хотите его возвращения?

Она в отчаянии закрыла лицо руками.

— Я не могу принять его!

Сраженный мистер Шеридан поднялся на ноги.

— Ладно, зря я на вас давлю, — тихо произнес он.

Услышав это, она всхлипнула и уронила руки, открыв лицо.

— Он всего лишь жалел меня!

Мистер Шеридан не сводил с нее взгляда. Мэри была не только гордым, но и трагически честным человеком: она выдала свои беспомощность и отчаяние с головой. Это настолько бросалось в глаза, что даже теряющийся в происходящем Шеридан смог понять ее чувства. Он тут же преобразился: от печали не осталось и следа, он расплылся в улыбке.

— Нет! Нет, — восклицала она. — Не надо…

— Я ему не скажу, — произнес мужчина, стоя на пороге. — Ничего никому не скажу!

Глава 33

В тот день стоял туман, настоящая дымовая завеса, особенно густая в сердце святилища. По храму сновали люди, деловитые и грязные, всё плотнее обрастая снаружи и изнутри слоями смолы, угольной пыли, битума, сернистой кислоты, купоросного масла и иных привычных веществ, без которых и воздух не воздух, одежда не одежда, а домочадцы не домочадцы. И дым, и шум, и суета — всё указывало на то, что город растет. Дыма было больше, чем в такой же февральский день годом раньше; было больше шума; толпы стали гуще — и, несмотря на это, быстрее. Дорожной полиции приходилось несладко: все перемещались, как им заблагорассудится, сохранив эту привычку со времен старого города; пешеходы переходили улицу кто во что горазд и не только гибли чаще, чем на узаконенных переходах, но и мешали автомобилям, трамваям и грузовикам, отчего водители впадали в буйное негодование. Регулировщики света белого не видели, к тому же и сами, конечно, иной раз попадали под колеса, но никак не могли заставить горожан осознать, насколько страшно и смертельно опасно передвигаться по улицам. Это поражало, ибо в городе вряд ли нашелся хотя бы один житель, лично не знакомый с кем-то погибшим или пострадавшим в аварии или с водителем, под машину которого попадал пешеход. И вместе с тем необычайно озабоченные лица прохожих давно перестали удивлять: все куда-то спешили, думая о чем-то своем, и ничуть не волновались из-за грязи или опасности.

Мэри Вертриз редко появлялась в городе и потому ни разу не видела аварии — до этого времени. Сегодня она отправилась в торговый район по поручению матери, боязливо приступавшей к восстановлению полуразвалившегося хозяйства. Походив по универмагам, Мэри вдруг осознала, что находится рядом с небоскребом Шеридана. Его было видно с любой точки улицы: он нависал над головами огромной, мрачной прямоугольной тенью, устремленной вверх и исчезающей в колышущихся клубах смога. Высоченный, закопченный, отвратительный, он казался олицетворением силы и размера — но в глазах Мэри это громадное здание не было лишено красоты. Шеридану удалось внушить ей нечто важное и потому никак не выходящее у нее из головы. Она вновь и вновь мысленно прокручивала их беседу, начиная верить в правдивость его слов: «ТАК жалко ему могло быть только