Суета и смятение — страница 8 из 48

Мистер Джеймс Шеридан с нетерпением ожидал, когда очаровательная гостья «закончит со стариной Роскоу» и подарит холостяку возможность пообщаться. «Старина Роскоу» был младше, но в семье всегда считался рабочей лошадкой. Джим тоже работал, но иногда и веселился, в отличие от Роскоу, впрочем, если быть откровенным, это не говорило о его игривом нраве. Отец частенько хвастал, что оба брата «способные и трудолюбивые молодые люди» и отличаются друг от друга лишь тем, что один женат, а второй ходит в холостяках. Они были похожи внешне: темноглазые и темноволосые, румяные и крепкие, но Роскоу был немного выше Джима, хотя оба не доросли до отцовских габаритов — ни в высоту, ни в ширину, ни в глубину. И тот и другой носили аккуратные усики, и оба словно сошли с рекламы портного: «молодые бизнесмены в роскошных костюмах в темной гамме».

Джим с удовольствием смотрел на профиль соседки, а когда она зарделась, воспринял это как руководство к действию.

— Чем старина Роскоу смутил вас, мисс Вертриз? — спросил он. — Эти современные женатики такие прямолинейные, но не надо давать им повод вгонять вас в краску.

— Я покраснела? — сказала она. — Вы уверены? — Произнося это, она дала ему шанс убедиться, что это не так, с интересом повторив для него взгляд, потраченный впустую на Роскоу. — По-моему, вы ошиблись, — продолжила она. — Кажется, краснел ваш брат, а не я. Это я его смутила.

— Каким образом?

Она засмеялась и, придвинувшись поближе, сказала как можно доверительнее, хотя какая конфиденциальность достижима в царящем вокруг шуме:

— Я начала заигрывать с ним, полагая, что это ВЫ!

Она хотела огорошить Джима — и ей это удалось. Он принял ее слова за нелепую шутку, однако его дыхание перехватило. Он осознал, что страстно желает, чтобы эти слова оказались правдой, и тут же попался на крючок.

— Вот это да! — поразился он. — Кажется, что от такой девушки, как вы, можно ожидать чего угодно… да, и вам всё сходит с рук!

Она опять рассмеялась — в своей необычной манере, и он не понял, смеется она над ним, над собой или над глупостями, которые болтает.

— Мне всё равно, сходит мне что-то с рук или нет, — сказала она. — Однако признайтесь честно, мы-то с ВАМИ сходимся?

— Больше похоже на то, что по ВАМ я сойду с ума! — отшутился Джим, на которого снизошло вдохновение. — Как ни по кому другому на свете, особенно после того как вы так раздразнили меня.

— Я вас совсем не дразнила, — неожиданно серьезно произнесла она.

— Ну и забавная же вы! — откровенно сказал Джим.

Еще несколько секунд она оставалась серьезной:

— Для ВАС я не хочу быть забавой.

— Если мы продолжим наше знакомство, это не станет проблемой. — И он, к своему удивлению, покраснел, а она вновь засмеялась.

— Да, — намеренно жалобно продолжил он, положившись на интуицию, — вы-то из тех девиц, что хохочут, как только заметят, что мужчина серьезен!

— Хохочут! — весело вскричала она. — Разве можно хохотать над вопросом жизни и смерти! Но если вы жаждете трагедии, тогда сразу перейдем к главному — я учла ошибку, совершенную с вашим братом.

Джим был изумлен. С одной стороны, она дразнила его и подшучивала над ним, но в то же время он чувствовал опасность; он не любил терять почву под ногами, и внутренний голос подсказывал ему, что эта леди вскружит ему голову, но ни за что не раскроет перед ним душу, как бы долго ни продолжались их заигрывания. Но ему неодолимо хотелось втянуться во всё это.

— А что для вас главное? — напряженно спросил он.

— Так как вы наш новый сосед, — ответила она, выговаривая каждое слово с медлительной суровостью следователя, — я полагаю, что необходимо сразу прояснить, имеется ли у вас дама сердца. Мистер Шеридан, подумайте хорошенько! Вы помолвлены?

— Пока нет, — выдохнул он. — А вы?

— НЕТ! — воскликнула она, и оба залились смехом; они продолжили разговор в том же духе — то шутливо, то всерьез.

Мистер Роберт Лэмхорн, сидящий напротив, обратил внимание на их общение и, прервав милую беседу с Эдит, тихонько сказал Сибил, что мисс Вертриз «с ходу взяла Джима в оборот».

— К чему бы это? — как бы вскользь добавил он.

Сначала Сибил сделала вид, что не слышит его, погрузившись в созерцание фермуара[14] на длинной нитке жемчужных бус: она пропустила петлю между пальцами, поставила локоть на стол и сосредоточилась на блеске бриллиантов и платины на конце петли. Сибил носила много украшений. Хотя она была мила, чрезмерность и пышность не шли ей; драгоценности блестели и в ее волосах, а диадемы опасны — они легко могут усугубить недостатки их обладательниц.

— Я говорю, мисс Вертриз бойко взяла Джима в оборот, — повторил мистер Лэмхорн.

— Я тебя слышала. — В ее глазах всегда таилось недовольство, даже если она делала вид, что всё отлично, но сейчас она и не пыталась скрыть раздражение. — Ты ведь тоже с Эдит не растерялся? — угрюмо спросила она.

— Ох, не кипятись! — огрызнулся он. — Конечно, это совсем не то.

— Так что ж ты не дал ей этого понять нынче вечером? — Сибил пристально смотрела на собеседника. — Вы с ней проболтали целых…

— Бога ради, — взмолился он, — успокойся!

— Ну и чем вы только что занимались?

— ТСС! — сказал он. — Слушай свекра.

Шеридан грохотал и ревел особенно громко: оркестр заиграл «Четки» — и он был на седьмом небе.

— ИХ ПЕРЕБЕРУ, ТРА-ЛЯ-ЛЯ, — надрывался он, отбивая ритм вилкой. — ЧАСОВ ЖЕМЧУГА, ТРА-ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ… Народ, ну что вы? Почему не ПОЕТЕ? Мисс Вертриз, ставлю тысячу долларов, ВЫ знаете слова! Так что же…

— Мистер Шеридан, — сказала Мэри, с улыбкой отворачиваясь от пылкого Джима, — вы не представляете, от чего вы нас отвлекли! Ваш сын в замешательстве от моей грубости, а мои солдафонские ухаживания пугают его до смерти, тем не менее мне кажется, что он готов сказать мне что-то важное.

— Это я ему скажу кое-что важное, ежели он промолчит! — пригрозил отец, глядя на нее с возрастающим восторгом. — Богом клянусь, будь я в его возрасте… да овдовей я прямо СЕЙЧАС…

— Ой, секундочку! — остановила его Мэри. — Ну почему все так шумят! Хочу, чтобы миссис Шеридан нас тоже послушала.

— Да она со мной тут же согласится! — заорал он. — Она-то меня поймет да еще и поругает, что медлю, за Джимом не поспеваю. Эх, вот был я молод…

— Вы должны слушаться отца, — перебила девушка, обращаясь к вновь зардевшемуся Джиму. — Сейчас он нам расскажет, как, будучи в вашем возрасте, он из ничего вырастил два колоска, и вы сразу поймете, что c неба на него они не упали!

Шеридан с такой силой обрушил кулак на стол, что тот подпрыгнул.

— Слушайте, милочка! — взревел он. — Да за такое я либо вас отшлепаю… либо поцелую!

Эдит замерла от ужаса: вот это был «настоящий кошмар», — но Мэри Вертриз звонко рассмеялась.

— Я за то и другое! — крикнула она. — Вперед! Одно заставит меня позабыть второе!

— Но которое из… — начал было Шеридан и вдруг огласил столовую таким громовым взрывом хохота, что все затихли. — Джим, — прогрохотал он, — если ты не позовешь ее замуж прямо сейчас, отправишься работать в цех вместе с Биббзом!

И Биббз — тот самый Биббз, что сидел у останков сладкой Насосной станции и взирал на Мэри Вертриз, как мальчишка-оборванец с улицы смотрит на девочку в саду, — всё услышал. Он услышал — и понял, какие планы на него имеются у отца.

Глава 7

Миссис Шеридан непременно хотела дождаться дочери, даже когда мистер Шеридан отправился спать после беспокойного вечера, так и не найдя утешения в компании Лэндсиров. Мэри взяла с собой ключ и настояла, чтобы отец не встречал ее: она была уверена, что не испытает недостатка в провожающих; впрочем, последствия показали, что эта убежденность имела под собой веские основания. Но бдение миссис Вертриз затянулось надолго.

Она была не из тех дам, что позволяют себе расслабиться, — ни одна горничная не заставала ее в пеньюаре; вот и сейчас, с той же прической и в тех же туфлях и платье, в которых она нанесла дневной визит соседям, женщина коротала долгие ночные часы в своей комнате над «парадным входом», сидя в жестком кресле при свете газовой лампы. С книгой в руке она предавалась воспоминаниям, хотя и искренне полагала, что читает мадам де Ремюза[15].

Мысли ее витали в прошлом, ее и ее мужа, и чем дальше они уносились, тем ярче были встающие перед глазами картинки — в том-то и заключалась трагедия. Как и муж, она жила прошедшим, не смея заглядывать в будущее. Несчастные родители боялись облекать в слова смутные надежды, которые начали питать, услышав, что Шеридан будет строить рядом с ними особняк, однако каждый божий день они с завидным постоянством обсуждали эту тему. Ах, как быстро человеческие идеалы становятся преданиями старины: в годы их молодости, в те невинные времена, — теперь уже позабытые! — когда «воспитание» и «такт» не были пустыми звуками, Вертризы овладели величайшим искусством говорить о сути, не называя ее. Здесь крылось главное отличие этой супружеской четы от нового соседа-богача. Шеридан, будучи их ровесником, слыхом не слыхивал о подобном. Пока они кружились на балах, он рубил дрова, чтобы разжечь огонь в деревенской лавке.

Во втором часу ночи до миссис Вертриз наконец донеслись шаги и тихое позвякивание ключа в замке, а когда дверь открылась, смех Мэри и слова: «Да… если не боитесь… завтра!»

Дверь затворилась, и дочь взбежала наверх в мамину комнату, принеся с собой морозную свежесть.

— Да, — сказала она, не дожидаясь вопроса, — он проводил меня до дома!

Она уронила манто на кровать и, подвинув старое, обтянутое красным бархатом кресло-качалку, слегка притронулась к маминому плечу, чмокнула ее в щеку и уселась рядом.

— Мамуля! — воскликнула Мэри, стоило лишь миссис Вертриз выразить надежду, что дочери понравился прием и она не подхватила простуду. — Что же вы не спрашиваете?