Это было запоздалое решение. Правильное, но слишком запоздалое. Максим чувствовал пустоту, апатию. Еще бы, ведь он перечеркнул лучшие годы жизни. На что он их потратил? На то, чтобы доказать бездушной кукле свою преданность, любовь. К чему была эта жертвенность? Теперь он может ездить на дачу когда пожелает. Ему не нужно составлять список продуктов на неделю, не для кого готовить, а самому ему так мало нужно. Ему-то и нужно было — немного внимания, благодарности и хотя бы видимость заботы. Он выпрашивал, вымаливал их, словно самый никчемный, жалкий бомж, стоящий с дрожащей рукой в надежде на мелкую монету. Кто мешал ему, взрослому, здравомыслящему человеку, начать все сначала еще лет десять, нет, пятнадцать назад? Тогда у него был бы шанс создать новую семью, обзавестись детьми, пожить так, как все, кто его окружает. В нормальном, обычном мире, где нет заоблачной популярности жены и твоей серости, ненужности.
Сейчас слишком поздно. Он никогда не сможет привыкнуть к другой женщине. Мила настолько вошла в него, настолько пустила корни в сердце, душу, так истерзала самолюбие и гордость, что надеяться на очищение от прошлого не приходилось. Максим был уверен, что теперь он принадлежит только себе. Его ждет жизнь одиночки, что нисколько не пугало. Он будет потакать собственным желаниям, наверстывая упущенное за долгие годы, баловать себя. И пусть ему уже за пятьдесят. Черт возьми, возраст неблагодарная штука, определяющаяся скорее впечатлениями и опытом прожитого, чем данными паспорта. По большому счету, Максим знал, что внутри он — тот же мальчишка, который никогда не мог наполовину любить и жить. Наверное, поэтому он так долго ждал от Милы ответных чувств. Он не мог поверить, что его максимализм, самопожертвование не растопят ледок, покрывающий ее ровно бьющееся сердце. Он ошибся. Обидно было сознавать это, но Смыслов понимал, что устал врать самому себе. Теперь он должен научиться жить без Милы. И еще — как можно быстрее забыть все те унижения, которые он добровольно сносил от нее. Ему нужно попытаться снова возродить свое растоптанное самолюбие, встряхнуться. В конце концов, он еще не так стар…
Максим нащупал в кармане пачку сигарет и снова закурил. Он курил, продолжая смотреть на закрытую дверь, обитую коричневым дерматином. У него не было определенных желаний, он не знал, что будет делать дальше, как только закончится эта сигарета, но, наверное, существует что-то свыше, посылающее нам подсказки, ненавязчивые знаки, помогающее выйти из тупика. Дверь медленно открылась. Смыслов увидел Ирину. Ее силуэт на фоне тусклого света лампы в прихожей казался темным, безликим. Но Максим знал, что огромные синие глаза смотрят прямо на него. Он не удивился, словно ждал этого.
— Я так и знала, — тихо сказала Ирина и распахнула дверь настежь. — Заходи, Максим. Пожалуйста, зайди.
Смыслов опустил голову. То ли едкий дым попал в глаза, то ли все-таки они наполнились слезами благодарности. В любом случае, он не хотел, чтобы Ирина видела эти слезы. Он не должен снова быть жалким. Кажется, появляется шанс все изменить. Теперь все будет наоборот: он станет принимать знаки внимания, любовь и заботу. Ирина не лгала, не играла. Она просто немного поспешила. Пусть так. Женщинам нужно прощать ошибки, особенно те, что совершаются в порыве эмоций. Пришло его время быть великодушным и решительным.
— Я не буду больше пугать тебя, — еще тише произнесла Ирина, поправляя поясок халата.
Он молча отвернулся, отступил на два шага назад, не видя, как вытянулось и застыло ее лицо. Хмелевская увидела, как Смыслов затушил сигарету о маленькую железную баночку, и с облегчением выдохнула. Максим через несколько мгновений оказался рядом. Ирина не смогла сдержать улыбку.
— Я подумала, что ты вот так молча уйдешь… — отступая в глубь прихожей, прошептала она.
— Нет, спасибо, что позвала. Который час? — тихо затворяя за собой дверь, спросил Смыслов.
— Скоро полночь, — оглянувшись на часы, ответила Хмелевская.
— Я не могу сейчас быть один.
— Я понимаю. Составлю тебе компанию, если хочешь говорить, а если нет — дам снотворное, и ты поспишь.
— Да, я хочу спать, — глухо ответил Максим, представляя, как укроется теплым одеялом и хотя бы на несколько часов отключится от этого кошмара.
— А может быть, есть?
— Нет. Ничего, только спать.
— Проходи же, я сейчас все приготовлю.
Ирина исчезла в дверном проеме. Максим снова снял обувь, положил одежду прямо на пол, бросив косой взгляд на сломанную вешалку: «Завтра починю», — подумал он, уже не удивляясь тому, что оно наступит. Жизнь продолжается, и ему нужно немного расслабиться. Он чересчур долго жил в неладах со своим «я». Он помирится с ним, и все станет на свои места. У него не так много времени, чтобы предаваться меланхолическим воспоминаниям и жалеть себя, глупенького.
— Все готово, чуть запыхавшись, сказал Ирина, приглашая Максима в комнату. Она постелила ему на диване. — А я устроюсь на кухне.
— Нет, мы так не договаривались, — запротестовал Смыслов. — Я так не могу. Давай наоборот.
— Не спорь, пожалуйста. Дай мне проявить себя радушной хозяйкой, — улыбнулась Ирина, и Максим впервые заметил две маленькие ямочки на ее порозовевших от волнения щеках. Она выбежала из комнаты и вскоре вернулась со стаканом воды и маленькой зеленой таблеткой. — Вот, выпей. А утром я проснусь пораньше, чтобы сварить тебе мой фирменный кофе и приготовить хрустящие гренки. Ты не возражаешь против чашки бодрящего кофе, поданного в постель?
— Не знаю, — улыбнулся Максим, возвращая стакан. — Это будет мой первый опыт. Завтра я скажу тебе о своих впечатлениях.
— Тогда до завтра. Спокойной ночи. Спи, Макс, — Ирина поспешила выйти из комнаты.
— Ириша!
— Что? Что-нибудь еще? — она остановилась в дверях, с готовностью ожидая его ответа.
— Спасибо тебе. И прости, что так получилось. Я не хотел грубить.
— Ладно, я тоже хороша. Утро вечера мудренее, потом и поговорим, — она снова улыбнулась. Две ямочки снова появились на ее щеках, придавая лицу беззащитное выражение. Максим автоматически поднял руку. Ему захотелось коснуться ее теплой щеки, осторожно, кончиками пальцев и увидеть, как она слегка наклонит голову, следуя движению его пальцев. Но он быстро поборол импульс, только улыбнувшись в ответ. Однако для Ирины это уже было немало. — Спокойной ночи, Максим.
— До завтра, — он лег, подложив руки под голову. — Ира?
— Что?
— Я завтра починю вешалку.
— Не бери в голову. Отдыхай, спокойной ночи.
Несмотря на таблетку, его не сразу сморил сон. Сначала он смотрел на неяркую, размытую полосу света, пробивавшуюся из кухни, а потом щелкнул выключатель, и все погрузилось во тьму. Смыслов закрыл глаза. Он пытался уснуть в чужой квартире, на чужой постели. Это было впервые. Губы вдруг тронула улыбка: пожалуй, начинается полоса, когда многое будет с ним происходить впервые. Кто знает, быть может, он найдет в этом положительный момент? Новое наступало, страх отступал. Максим уснул и спал крепко, без снов, словно провалился куда-то в бездну. Путешествие в полный покоя мир темноты и тишины должно было хотя бы частично восстановить потерянные силы, снять нервное напряжение. Максим надеялся на это, закрывая глаза и ожидая скорого прихода сна. Он отдыхал, чтобы, проснувшись утром, начать сначала жизнь свободного, холостого мужчины, оставившего предрассудки и комплексы в недалеком прошлом. Эти несколько часов отделяли его от будущего, в котором он хотел стать другим. Он не представлял, насколько другим…
Ирина остановилась перед дверью подруги, сделала глубокий вдох и, расслабив напрягшиеся мышцы лица, решительно нажала звонок. Мила открыла сразу, словно стояла и ждала звонка.
— Привет, — как можно дружелюбнее сказала хозяйка. Пристально взглянув на Ирину, она была уверена, что найдет в ее облике что-то, объясняющее их странный телефонный разговор. Это терзало ее все полтора часа ожидания. Но ничего особенного во внешности Хмелевской Мила не находила, и это выводило ее из себя.
— Привет, подруга дней моих счастливых.
— С ума сойти от твоего извергающегося интеллекта, — Мила подавляла желание предложить Ирине закрыть за собой дверь. — Брызжет!
— Держи, злюка, — Хмелевская протянула пакет, заглянув в который, Мила причмокнула, подняв большой палец вверх: пирожные и бутылка красного вина. — Надеюсь этим подсластить твое кислое настроение.
— А что, очень заметно?
— Как никогда, — раскрыв мокрый зонт, Ирина поставила его в сторонке, быстро сняла основательно промокшие туфли.
— Да, играть нет ни сил, ни желания, — направляясь на кухню, пробурчала Мила.
— На обессиленное создание ты похожа меньше всего, — идя за ней, заметила Хмелевская. Она шла, оглядываясь на свои мокрые следы.
— Внешность бывает обманчивой, — огрызнулась Мила.
Проходя мимо зеркала, Мила бросила в него мимолетный взгляд: длинная футболка цвета хаки, волосы, подобранные в высокий хвост, спадают пышными локонами на плечи. На бледном лице ни грамма косметики, но это, кажется, не портит ее. «Красоту ничем не испортишь!» — любил повторять Максим. Раньше он говорил, что у него необыкновенная жена — красивая и умная. Потом он больше сетовал на ее постоянное отсутствие. А в последнее время они вообще практически не говорили в нормальном тоне: колкости, завуалированные грубости. Конечно, она преуспела в этом больше, но что теперь вспоминать. Максим заслуживал другого обращения… Воспоминание о нем снова не было связано с привычным раздражением. Ладно, она не станет ходить вокруг да около. Ирина, как лучшая подруга, всегда узнавала первой о самых судьбоносных событиях в жизни Милы. Не станет исключением и шаг, на который она решилась на этот раз. Смыслова сразу хотела выпалить фразу о том, что ей не хватает Макса, что она жалеет о своем одиночестве, что готова предложить ему начать все сначала, но не решается. Слова рвались наружу, чувства переполняли и хотелось поскорее услышать, что же Ирина скажет в ответ. Она обязательно обрадуется! Прочитает мораль, что, мол, предупреждала. И Ирина скажет, что без ее помощи ей не обойтись. Для этой важной миссии ей нужно доверенное лицо? Лучшей кандидатуры, чем Ирина, она