— Детектив Марининой.
— Нравится? — поинтересовалась Мила, зная, что Смыслов не признавал новоявленных авторов детективов, принципиально не читал их.
— Здорово. Так легко читается, захватывает.
— Легко читается — это точно, — улыбнулась Мила. — Ну, до завтра.
Она медленно вышла из здания, слыша, как охранник запер за ней дверь. Посмотрев на часы, Мила удивилась: была половина девятого. Обычно в это время работа у нее была в самом разгаре. Разве только не возникала вдруг щемящая необходимость пообщаться с Ириной. Теперь и это сделать невозможно. В ее жизни началась полоса, в которой все нужно начинать заново. Но возможно ли это, когда тебе за сорок, когда трудно вводить в круг своих знакомых новых людей? Возможно ли это, когда сама себя перестаешь понимать и организм, словно реагируя на резкую перестройку, отвечает тупой болью в правом боку.
— Завтра же к врачу, — сказала себе Мила и подняла руку, чтобы поймать такси.
Катя знала, что Кирилл не одобрит ее поступка, но все равно решила сделать так, как задумала. Она проводила его на работу и достала визитку с телефонами свекрови. Катя сама выпросила ее под недовольным взглядом Кирилла, а Мила Николаевна только улыбалась и тепло смотрела на новоявленную невестку. Это было сразу после торжественной регистрации брака во дворце бракосочетания. Шумной свадьбы не предполагалось — Кирилл и Катя считали, что в наше время это дурной тон. Они решили уединиться в новой квартире, подарив друг другу незабываемые мгновения любви и нежности. Даже телефон отключили, чтобы уж никто-никто не смог помешать им наслаждаться обретенным счастьем.
— Кирюша, пора выходить в мир, после трехдневного любовного марафона, улыбаясь, произнесла Катя.
— Как скажешь, милая.
И первой, кому она позвонила, была свекровь. Кате так хотелось сказать ей слова благодарности за этот маленький райский уголок, в котором им с Кириллом предстояло лелеять свою любовь, но Мила Николаевна была в отъезде. Дома к телефону никто не походил, а на телецентре Кате сообщили, что раньше будущего понедельника Смысловой не будет в городе. Катю это огорчило, но не настолько, чтобы она показала это Кириллу. Так складывалось, что и в дальнейшем созванивались они с Милой Николаевной нечасто, но, кажется, ожидание малыша — прекрасный повод для того, чтобы пообщаться. Набирая номер, Катя улыбнулась. Она предвкушала реакцию свекрови на сообщение. Мила Николаевна не скажет, что она отвлекает ее по пустякам, она будет несказанно рада! Когда после нескольких неудачных попыток дозвониться все-таки послышались долгожданные гудки вызова, приятный голос ответил ей, что Мила Николаевна в больнице. Катя растерялась, крепче сжимая в руке телефонную трубку. Это была сногсшибательная новость, хотя последняя программа «Успех» показалась Кате скомканной, а выражение лица Милы отрешенным. Она сама на себя не была похожа. Словно камера нарочно ловила моменты, когда ее не интересовало то, как идет программа.
— Да, дела, — мрачно произнесла Катя. Ей давно снились странные сны, в которых Мила Николаевна была красивой, молодой, улыбающейся. Свое неуемное веселье и энергию она выставляла напоказ, а глаза при этом были такими грустными, неживыми. К тому же у свекрови в снах были короткие волосы, а Катя знала от бабушки, что такой сон к болезни. Когда в разных вариациях он повторился, Катя рассказала о нем Кириллу, но услышала в ответ:
— Мама и болезни — вещи несовместимые. Для нее и сигареты — витамин, — ни о какой озабоченности с его стороны не было и речи.
Однако теперь Катя понимала, что Кирилл, как обычно, был к Миле Николаевне несправедлив.
— Хотела же позвонить раньше, — раздосадованно прошептала Катя.
— Что вы говорите? — оказывается, она еще не положила трубку, а на том конце телефонного провода терпеливо ждали ее реакции.
— Я могу узнать у вас адрес больницы?
— Простите, а вы кто?
Катя растерялась. Скажи она сейчас — «невестка» — это прозвучит, по меньшей мере, странно, но адрес нужно было узнать каким угодно способом. Даже путем вранья, к которому Катя прибегала крайне редко.
— Я ее родственница. Здесь проездом. Девушка, я обязательно должна проведать тетю Милу, — вкрадчивым тоном произнесла Катя.
— Тетю Милу? — послышался сдавленный смешок. — Хорошо, записывайте…
Катя не стала больше задавать вопросов, собралась и, благо станция метро рядом, через полчаса шла по больничному двору областной клиники. В фойе она узнала номер палаты, у дежурной медсестры — предварительный диагноз Милы. Назначенная ей диета исключала столько продуктов, что Катя покачала головой. Несколько бананов, которые она купила в переходе метро, кажется, не входили в список запрещенных. Накинув белый халат, Катя поспешила в палату.
— Можно? — постучав, Катя после короткой паузы несмело открыла дверь. Убрав с лица озабоченность, она улыбнулась и зашла в палату. — Добрый день.
По обе стороны окна стояли две кровати. Одна была пуста, а на другой лежала Мила. Катя едва справилась с собой, чтобы не ахнуть: в бледной, исхудавшей женщине трудно было узнать ту, что снилась ей такой жизнерадостной, активной.
— Катя? — Мила автоматически провела рукой по заколотым наспех волосам, подтянула одеяло повыше и вопросительно уставилась на девушку. — Что ты здесь делаешь?
— А где привет? — стараясь не обращать внимания на явное недовольство свекрови, спросила Катя. Она подошла к кровати, отодвинула от широкой батареи стул и, не дожидаясь приглашения, села на него.
— Ты откуда узнала?
— Что здесь удивительного? — вопросом на вопрос ответила Катя. — Мы ведь не чужие люди.
— Я никого не ждала, — отвернувшись к стене, тихо сказала Мила.
— Знаю. И именно потому я здесь, — Катя выложила на тумбочку бананы и оглядела палату: холодильник, телевизор, чисто, светло, жалюзи на окнах, не дающие солнцу наполнить палату зноем, но все-таки она бы сделала щелочки пошире.
— Я плохо себя чувствую. И собеседница из меня соответственная, не поворачиваясь, пробурчала Мила. — Ты выбрала неудачное время для дипломатического визита. Может быть, отложим до лучших времен?
— Почему вы не позвонили нам? — укоризненно спросила Катя. — Так нельзя, Мила Николаевна.
— Да? — Мила удивленно посмотрела на невестку, пожалуй, впервые рассматривая ее так пристально. Что за деваха? Комедию ломает, что полна сочувствия. С чего бы это? Очередной розыгрыш? Что ей нужно?
— Катя, я тебе очень благодарна, а сейчас уходи, пожалуйста, — Мила гневно сверкнула глазами. — Будем считать, что ты выполнила свой долг и совесть твоя чиста. Иди, девочка, занимайся своими делами, а мне предоставь заняться своими.
— Зачем вы так, Мила Николаевна? — Катя почувствовала, что действительно обиделась и вряд ли найдет в себе силы еще раз прийти сюда. — Я ведь от всего сердца. Я ведь понимаю, как вам тяжело.
— Мне?
— Да, вы плохо себя чувствуете. А это место явно не для ваших нервов. Вы ведь не из тех, кто любит болеть, вызывать жалость, обременять заботой о себе. И еще больница… Я знаю, что такое больница. Ненавижу этот распорядок, врачебные обходы, процедуры, запахи. Наверняка и вы испытываете что-то подобное.
— Я? — Мила поставила подушку повыше, села, опершись на левый локоть. Посмотрев на тумбочку, лукаво улыбнулась. В конце концов, почему бы не подыграть? — Элемент временного неудобства, конечно, есть, но без драмы. У меня все в порядке. Вот только… Только бананов не хватало.
— Почистить? — дрожащим от волнения голосом спросила Катя.
— Давай, не пропадать же добру.
Катя с готовностью очистила самый крупный банан и протянула его Миле. Она была так довольна, наблюдая, как свекровь медленно смакует, откусывая кусочек за кусочком. Правда, скоро Катя поняла, что Мила совершенно не хочет есть, и делает это, чтобы доставить ей удовольствие.
— Что говорят врачи? Вы спрашивали, насколько все серьезно?
— Врачи относятся к той категории людей, которым лучше не задавать вопросов, — прожевав, ответила Мила. Есть ей действительно не хотелось. Положив большую часть банана на тарелку, она вытерла руки о салфетку и виновато улыбнулась. — Извини, организм не требует пищи никакой, даже духовной. Вон сколько журналов лежит — ни к одному не притронулась.
— Бывает.
Катя поняла, что смогла разговорить свекровь, и была этому несказанно рада. Ее всегда смущала ситуация, которую упорно создавал Кирилл своим нежеланием общаться с матерью, входить в ее ритм жизни. Такое положение вещей Катя сочла несправедливым и потому решила действовать самостоятельно, положившись на женскую интуицию. К тому же ожидание первенца делало ее сердце открытым, полностью лишенным темных мыслей. Катя вообще по своей натуре была человеком добрым, неспособным на коварство, задние мысли. Мила ошибалась, решив прощупать ее и понять истинную цель прихода невестки. Пристально вглядываясь в смуглое лицо Кати, Мила невольно сравнила его со своим бледным, усталым, постаревшим за эти несколько дней. Она недавно выпила лекарства и потому могла еще какое-то время нормально общаться с Катей. Однако Мила знала, что пройдет немного времени и новый приступ заставит ее корчиться от боли, а свидетелей этому быть не должно, медсестра не в счет.
— Ладно, девочка, — Мила устало улыбнулась. — Выкладывай, что у вас там стряслось.
Мила была уверена, что Катю привело сюда не столько сострадание, сколько проблемы, решить которые молодежь сама не смогла без ее помощи. С ролью парламентера Катя справилась прекрасно и заслуживала того, чтобы ее выслушать со вниманием.
— Говори, Катя, не медли, потому что скоро я не смогу воспринимать то, что ты должна сообщить. Я внимательно слушаю тебя.
— У нас ничего не случилось, — недоуменно ответила Катя. — Не пойму, о чем вы?
— Ты хочешь все-таки уверить меня, что пришла просто так?
— Да.
— Спасибо, но я отвечу тебе откровенно — верится с трудом.
— Все дело в вашем отношении к людям. Доверие — понятие очень определенное. Оно или есть, или его нет.