Босуэлл: Что же тогда является поэзией, сэр?
Джонсон: Гораздо проще сказать, что поэзией не является. Ведь мы знаем, что такое свет; знаем — но сказать затрудняемся.
Есть люди, с которыми мы хотим порвать, но не хотели бы, чтобы они порывали с нами.
Все наши жалобы на несправедливость мира лишены оснований: я ни разу не встречал одаренного человека, который был бы обделен судьбой; в наших неудачах, как правило, виноваты только мы сами.
Прежде чем посетовать на то, что другие относятся к нам безо всякого интереса, давайте задумаемся, часто ли мы сами способствуем счастью других? Принимаем ли близко к сердцу чужие невзгоды?
Каждый человек должен жить по своим, для него одного установленным законам. Одним, например, фамильярность заказана; другие же могут позволить себе любую вольность.
От тлетворного дыхания критиков не задохнулся еще ни один гений.
Проходимец добивается успеха не столько из-за собственного хитроумия, сколько из-за доверчивости окружающих; чтобы лгать и обманывать, выдающихся способностей не требуется.
Не готовиться к смерти в зрелые годы — значит заснуть на посту во время осады; но не готовиться к смерти в преклонном возрасте — значит заснуть во время штурма.
Все мы любим порассуждать на тему, которая нас нисколько не занимает.
Семейное счастье — предел самых честолюбивых помыслов.
Все необычное быстро приедается. «Тристрама Шенди»[7] читали недолго.
Хотя ни один человек не способен убежать от себя самого, можно, по крайней мере, избежать излишних волнений. Надо быть падшим ангелом, который вдобавок научился лгать, чтобы распространяться о том, что, мол, «от беды не уйдешь».
Зависть — постоянная потребность ума, редко поддающаяся лечению культурой и философией.
Похвалу дают в долг, а лесть дарят.
Примечания часто необходимы — но необходимость эта вынужденная.
Я буду стремиться увидеть страдания мира, ибо зрелище это совершенно необходимо для счастья.
Похвала и лесть — это два гостеприимных хозяина; только первый поит своего гостя вдоволь, а второй спаивает.
Чем больше я знаю людей, тем меньшего от них жду. Поэтому теперь добиться от меня похвалы гораздо легче, чем раньше.
Автору выгодно, чтобы его книгу не только хвалили, но и ругали, — ведь слава подобна мячу, который перебрасывают через сетку; чтобы мяч не упал на землю, необходимо бить по нему с обеих сторон.
От человека, которого невозможно развеселить, добрых дел ждать не приходится.
Те, с кем мы делили радости, вспоминаются с удовольствием; тех же, с кем мы вместе переносили тяготы, — с нежностью.
Муха, сэр, может укусить — и даже больно — крупную лошадь, однако и тогда муха останется мухой, а лошадь — лошадью.
Этот человек[8] сел писать книгу, дабы рассказать миру то, что мир уже много лет рассказывал ему.
Образование шотландцев под стать хлебу в осажденном городе: каждый получает понемногу и никто не наедается досыта.
В наших школах трудно чему-то научиться: ведь то, что вбивается ученику с одного конца, выбивается с другого.
Если бы в эту комнату ворвался сумасшедший с палкой, мы бы с вами, разумеется, пожалели его, однако первым нашим побуждением было бы позаботиться не о нем, а о себе; сначала мы бы повалили его на пол, а уж потом пожалели.
Пусть лучше будут несчастливые, чем не будет счастливых вообще, а ведь именно это и произойдет при всеобщем равенстве.
Если вы хотите обидеть мало-мальски образованного человека, не называйте его негодяем; скажите лучше, что он дурно воспитан.
Страна, которой правит деспот, подобна перевернутому конусу.
Если вы бездельничаете, избегайте одиночества; если же одиноки — не бездельничайте.
Француз будет говорить вне зависимости от того, знает он, о чем идет речь, или нет; англичанин же, если ему нечего сказать, промолчит.
Когда он (Оливер Голдсмит. — А.Л.) не пишет, нет его глупее; когда же берется за перо — это самый умный человек на свете.
Можете мне поверить: по-настоящему навредить себе способны только мы сами.
В этом мире еще многое предстоит сделать и немногое узнать.
Под пенсией в Англии подразумевается жалкое денежное пособие, которое государство выплачивает своему подданому за государственную измену.
По-настоящему принципиальны только самые непрактичные люди.
Разнообразие — неисчерпаемый источник удовольствия.
Честность без знаний — слаба и бессмысленна, а знания без честности — очень опасны.
Почему-то мир так устроен, что о свободе громче всех кричат надсмотрщики негров.
Оттого-то мы и зовемся думающими существами, что часто пренебрегаем здравым смыслом и, позабыв о сегодняшнем дне, переносимся мыслями в будущее или далекое прошлое.
Пора признать, что не только мы обязаны Шекспиру, но и он нам, ведь нередко мы хвалим его из уважения, по привычке; мы во все глаза разглядываем его достоинства и отводим взгляд от его недостатков; ему мы прощаем то, за что другой подвергся бы жесточайшим нападкам.
Если бы знания дождем падали с неба, я бы, пожалуй, подставил руку; но охотиться за ними — нет, увольте.
Я не раз, со всей искренностью, говорил молодым людям: если хотите чего-то добиться, вставайте пораньше — сам же ни разу в жизни не подымался с постели раньше полудня.
Разумеется, наша жизнь скучна — в противном случае нам не приходилось бы постоянно прибегать к помощи огромного числа мелочей, чтобы хоть как-то убить время.
Тот, кто становится зверем, избавляется от боли, которой сопровождается человеческое существование.
Ощущать свое умственное превосходство — это такое удовольствие, что не найдется ни одного умного человека, который променял бы ум на состояние, каким бы огромным оно ни было.
Даже из шотландца может выйти толк — если отловить его молодым.
Гений чаще всего губит себя сам.
Даже у людей значительных и благородных первое чувство — любопытство. Первое и последнее.
Стоит нам получить все необходимое, как у нас, помимо нашего желания, разыгрывается искусственный аппетит.
Я не знаю ничего более приятного и поучительного, чем сравнивать опыт с ожиданием или отмечать разницу между идеей и реальностью.
Обет — западня для добродетели.
Наше воображение переносится не от удовольствия к удовольствию, а от надежды к надежде.
Обездоленные лишены сострадания.
Самолюбие — скорее заносчиво, чем слепо; оно не скрывает от нас наши просчеты, однако убеждает нас в том, что просчеты эти со стороны незаметны.
Доброта в нашей власти; увлечение — нет.
Чем меньше недостатков у нас, тем терпимее мы относимся к недостаткам других.
Основное достоинство человека — умение противостоять себе самому.
Мы любим обозревать те границы, которые не хотим преступать.
Если бы боль не следовала за удовольствием, кто бы терпел ее?
Нет ничего более безнадежного, чем развлечение по плану.
Больному следует приложить немало усилий, чтобы не быть негодяем.
Скорбь — разновидность праздности.
Разговор между стариком и молодым обычно кончается презрением и жалостью с обеих сторон.
В конце жизни стыд и печаль длятся обычно недолго.
Время и деньги — самое тяжкое бремя в жизни, поэтому самые несчастные из смертных — это те, у кого и того, и другого в избытке…
Гордость от сознания того, что тебе доверяют тайну, — основной повод для ее разглашения.
Дружба между смертными возможна лишь в том случае, если один из друзей будет время от времени оплакивать смерть другого.
Тот, кто не чувствует боли, не верит в ее существование.
Как правило, взаимная неприязнь — это прямое следствие намечавшейся симпатии.
Брак может быть несчастлив лишь постольку, поскольку несчастна жизнь.
Совет оскорбителен… ибо это свидетельство того, что другие знают нас не хуже, чем мы сами.
Если хочешь любить долго, люби рассудком, а не сердцем.
Что же может быть хорошего в том, отчего мы каждодневно ощущаем свою неполноценность?! (О браке. — А.Л.).
Природа наделила женщину огромной властью, и нет поэтому ничего удивительного, что законы эту власть ограничивают.
Посулы авторов — то же, что обеты влюбленных.
Немного в мире найдется людей, у которых тирания не вызывала бы восторга.
Вежливость — это одно из тех качеств, которое можно оценить по достоинству лишь испытав неудобство от его отсутствия.
Я никогда не испытывал желания побеседовать с человеком, который написал больше, чем прочел.
Счастье — ничто, если его не с кем разделить, и очень немногое, если оно не вызывает зависти.
Люди не подозревают об ошибках, которых не совершают.
Логика — это искусство приходить к непредсказуемому выводу.
Лицемерят не удовольствия ради.
Воскресенье должно отличаться от других дней недели. По улицам ходить можно, но бросаться камнями в птиц не следует.
Доказательство подсказывает нам, на чем следует сосредоточить наши сомнения.
Жизнь — это та пилюля, которую невозможно проглотить, не позолотив.
ЭДМУНД БЕРК1729–1797
Эдмунда Берка, публициста, политического деятеля, юриста, философа, в англо-язычных странах принято цитировать почти так же широко, как его старшего современника доктора Джонсона. В своих программных сочинениях «Наблюдения о современном положении нации» (1769), «Мысли о причине существующего недовольства» (1770), «Об американском налогообложении» (1774), «Размышления о французской революции» (1790) Берк выступал решительным противником революционного насилия. Афоризмы Берка брались и из некоторых его работ по эстетике («О возвышенном и прекрасном», 1757), из частной переписки, из речей в парламенте, а также из его дневников 1750–1786 гг. и из философских, религиозных, политических этюдов раннего Берка: «Человек духа», «Истинный гений», «Религия» и др.