После того как Кирилла унесли дальше по коридору, дверь распахнулась и меня втолкнули в какое-то помещение, то ли специально, то ли непреднамеренно забыв забрать рюкзак с Маврикием. Я нерешительно топталась на пороге, но тут дверь захлопнулась — сильно наподдав мне чуть пониже спины и вынудив сделать несколько шагов внутрь совершенно темной комнаты.
Свет вспыхнул внезапно, заставив меня зажмуриться от неожиданности. Будучи совершенно сбитой с толку, я неосторожно уронила на пол рюкзак с котом и кулаками потерла заслезившиеся глаза. Сумка звучно шлепнулась на каменные плиты, из нее раздалось невнятное ругательство.
— Извини! — смущенно пробормотала я, проморгавшись и удивленно озираясь по сторонам. — Однако…
А удивляться тут и правда нашлось чему, ибо за непритязательной серой дверью скрывалась шикарно обставленная комната с резной мебелью из натурального дерева. Стены комнаты были обшиты белым шелком, декорированным замысловато переплетающимися серебристыми шнурами. В центре помещения возвышался изящный столик с ужином, сервированным на две персоны. Мое внимание сразу же привлекли хрустальная и серебряная посуда, графинчик с рубиново-красным вином, бокалы на высоких ножках и блюдо с фруктами. В комплект к столу имелись два стула с обитыми парчой сиденьями. Рядом, на низкой этажерочке, тускло поблескивал комплект то ли врачебных, то ли слесарных инструментов, аккуратно разложенных на замшевом лоскуте. В углу комнаты разместились не менее изысканный диванчик и пузатый комод, служивший подставкой для незнакомого мне прибора. Окон в комнате не было.
Ведомая любопытством и острым чувством голода, я сделала несколько шагов вперед, к столу. В этот момент прибор на комоде тихонько щелкнул и ожил — засиял разноцветными огоньками, светящиеся полоски побежали по его лицевой панели, и помещение наполнилось прекрасной музыкой. А еще несколько мгновений спустя в мелодию вплелся печальный женский голос:
Пока не порвана последняя струна,
Пока не вынудили нас хитрить и врать,
Готова горести я испивать до дна,
Любовь — дарить, а состраданье — брать.
Пока дороги сквозь года еще ведут,
Судьбе назло — я им не изменю,
Спешу туда, где нас совсем не ждут,
О чем мечтают — песни не пою.
По воле рока сложатся стихи,
О том, как трудно счастье заслужить,
Про наши неслучайные грехи,
Что неслучайно нам потом мешают жить.
Не ждите от меня красивых строк,
Я нынче серенады не пою,
А лишь о том, как судеб жребий строг,
О воинах — не выживших в бою.
На все вопросы подарив ответ,
За шаг до смерти выбор нам дает,
Сплетая воедино «да» и «нет»,
Нас песня за собою в жизнь ведет…
— Понравилось? — неожиданно спросил кто-то, выводя меня из задумчивости.
Судя по направлению звуков, говорящий находился где-то позади, появился в комнате неслышно и незаметно и поэтому до сего момента успешно выпадал из моего поля зрения. Зато он с толком использовал представившуюся возможность немного понаблюдать за мною исподтишка, а значит, был прагматичен и не глуп. Только теперь я заметила, что песня закончилась уже давным-давно и в комнате воцарилась прежняя тишина. Просто эта баллада настолько идеально сочеталась с моими нынешними чувствами и переживаниями, что я невольно поддалась ее сказочному очарованию, абстрагировавшись от суровой действительности.
— А я и не сомневался, что тебе понравится эта баллада! — между тем продолжил самоуверенный голос у меня за спиной. — Признаться, я и сам к ней неравнодушен. К тому же в старинных книгах часто упоминается о том, как высоко вы, сиды, цените все красивое — музыку, природу, песни… Вот поэтому я и решил обставить нашу первую встречу так романтично, почти как первое свидание! — Незнакомец позволил себе ироничный смешок. — Так что уж ты, лапуля, не разочаровывай дяденьку, выкажи себя умной девочкой, отплати мне добром за добро… И знай, если не согласишься по-хорошему, я все равно найду способ получить желаемое… — Интонации говорящего приобрели угрожающую окраску, я не выдержала и обернулась.
У стены стоял невысокий, очень толстый мужчина. Скорее всего, пока я слушала песню, он беззвучно проник в помещение через другую дверь, скрытую под обшивкой. Кургузую фигуру незнакомца нелепо обтягивал синий костюм-тройка. Воротник белой рубашки подпирал третий подбородок бледной, луноподобной физиономии. Черные глаза-бусинки взирали на меня с неприкрытым интересом. Этот человек не обладал ни одной симпатичной чертой, наоборот, все в нем внушало отвращение и какой-то безотчетный страх. И его жидкие, прилизанные, словно прилипшие к черепу волосы грязно-серого цвета; и мертвенно-белая, будто присыпанная мукой, дряблая кожа; и одутловатые щеки, свисающие на воротник рубашки. Но самым отвратительным элементом его внешности оказалось единственное яркое пятно — кроваво-красные губы, маленькие и вместе с тем толстые, образующие идеальную букву «о», в точности повторяющие очертание присоски рыбы-прилипалы.
— Не молчите, немедленно рассказывайте: куда меня привезли и кто вы такой? — требовательно спросила я, закончив рассматривать несимпатичного незнакомца. — И вообще, по какому праву нас захватили и…
— Стоп-стоп. — Толстяк властно вскинул короткую руку. — Попридержи-ка язык, милая! Усвой для начала пару правил. Первое: вопросы здесь задаю я. И второе: я очень не люблю бессмысленную суету, а также…
— Значит, это место принадлежит вам! — возмущенно ахнула я, прерывая напыщенный монолог толстяка. — И нас похитили именно по вашему приказу?
— В точку! — самодовольно ухмыльнулся хозяин бункера, подходя ко мне вплотную. Ростом он оказался еще ниже, чем я полагала изначально — макушка толстяка светила лысиной на уровне моей груди. Но последнее ничуть не обескуражило самовлюбленного коротышку, ибо он заложил руки за спину, сильно задрал голову — чтобы встретиться со мной взглядом, и, важно покачиваясь с носка на пятку, заявил: — Все верно, дорогуша, это я приказал захватить вас троих и привезти в мое тайное лесное убежище.
— Но зачем? — не понимала я.
— Поужинаем, побеседуем, авось все и прояснится! — уклончиво ответил толстяк. — Прошу! — Он любезным жестом указал мне на стол, мгновенно сменив манеры с фамильярных на подчеркнуто обходительные. — Не стесняйтесь, угощайтесь, ваше высочество. Как говорится, для меня честь принимать настоящую принцессу в своем скромном доме! Кстати, — добавил он, галантно пододвигая мне стул, — разрешите представиться: бизнесмен, меценат, ученый, любящий семьянин со скромным именем Павел Бубликов. Можете смеяться, но все друзья называют меня короче и ласковее — просто Паша Бублик. Прошу любить и жаловать! А впрочем, — он с наигранной забывчивостью шлепнул себя ладонью по лбу, — зачем я распинаюсь, ведь ранее вы уже имели честь познакомиться с моим старшим братом Егором Васильевичем Сидоровым, более известным вам под кличкой Сидор…
— С кем? — оторопело выдала я, едва не падая со стула. — Так Сидор ваш брат?
— Именно, — расплылся в довольной улыбке Бублик, — родной. Может, соизволите попробовать фуа-гра, ваше высочество? — Из-под поднятой им крышки поплыл упоительный аромат.
— Подождите. — Я отодвинула соблазнительное блюдо. — А почему он ничего нам об этом не говорил? А почему у вас разные фамилии и…
— Ах, почему, почему? — насмешливо пропел толстяк, передразнивая меня. — А потому! Пока не покушаете — ничего рассказывать не стану. Посмотрите на себя! Разве можно так наплевательски относиться к собственному здоровью? Вы же худенькая, аж просвечиваете… Хотя, — тут Бублик покосился на меня с явной завистью, — чего вам, бессмертной, сделается…
Я издала неопределенный смешок, способный сойти как за согласие, так и за протест.
— А мне почему ничего не предлагают? — вдруг глухо раздалось из рюкзака.
Я понимающе рассмеялась, нагнулась к валяющейся на полу сумке и отстегнула застежку клапана… Серый взъерошенный клубок тут же выкатился из своей импровизированной тюрьмы и негодующе уставился на Бублика.
— Христопродавец, сатрап, тиран! — с хриплым придыханием завопил раб рюкзака. — Ирод, деспот, мучитель!
— Ого, он и вправду разговаривает! Прелесть какая! — некрасиво отвесил нижнюю челюсть Бублик. — Зря, выходит, я брату не поверил…
— Сам ты прелесть! — обиженно огрызнулся кот. — А я — Маврикий! Запомните: Маврикий, а не скунс! И я хочу жрать! — Полосатый нахал поднялся на задние лапы и схватил со стола креветку в кляре. — Мм… фкуфно. Мошь фут и фульма, но формят фполне фнофно… — Дальнейшие его слова потонули в увлеченном чавканье.
— Да вы садитесь, не стесняйтесь, будьте как дома! — засуетился наш хозяин, выдвигая из-под стола табуреточку и предлагая ее коту.
Маврикий не заставил долго себя упрашивать, с табуретки запрыгнул прямо на стол и по уши вгрызся в вышеупомянутое фуа-гра. Несколько последующих минут до нас с Бубликом доносились лишь упоенное кошачье мурлыканье и громкий стук тарелок.
— Может, вы все-таки посвятите меня в подробности ваших приключений? — почти жалобно попросил толстяк, завороженно наблюдающий за вовсю уписывающим наш ужин котом. — Я, конечно, уже много чего знаю от брата, но такое… — Он шокированно схватился за сердце и замолчал.
Я одарила толстяка сочувствующим взглядом, побаиваясь, как бы того не хватил удар, пригубила бокал с вином — дабы смочить горло, и заговорила…
ГЛАВА 10
— Невероятно! — потрясенно вопил Бублик, от избытка чувств неуклюже бегая по комнате и ероша свои жидкие волосенки. — Колоссально, грандиозно, уму непостижимо!
— Чего тут постигать-то? — невнятно пробурчал сидящий в центре стола Маврикий, усиленно умывающийся после сытного ужина. — Подумаешь: обычный говорящий кот, обычные эльфы… Делов-то!
— И вовсе не «делов-то», а дело всей моей жизни! — с чувством поправил кота Бублик, остановился, шумно выдохнул и уселся на стул. — Значит, бабушка не ошиблась — вы все-таки существуете!