– Давайте-ка я вам лучше кое-что покажу, – предложил он и, не выпуская руки Александры, двинулся прочь из кухни. Женщине волей-неволей пришлось последовать за ним.
Они миновали комнату Валерия, и Петр открыл следующую дверь. Войдя, Александра оказалась в точно такой же узкой комнате-пенале, как и та, в которой обитал старший брат. У нее мгновенно заколотилось сердце, напрямую получив инъекцию знакомого яда – духа жадного коллекционирования.
Ибо в этой комнате, вне всяких сомнений, обитал коллекционер. Комната Валерия принадлежала книгочею, комната матери братьев ровным счетом ничего не говорила об увлечениях и роде деятельности ее обитательницы. Но здесь каждый предмет, каждая мелочь громко заявляли о том, чем занимается их обладатель.
Мебель в основном состояла из шкафов и сервантов – ничем не примечательных представителей шестидесятых и семидесятых годов прошлого века. Александра едва заметила простую железную койку, приткнувшуюся в дальнем углу, у балконной двери. Ее внимание было целиком занято содержимым сервантов, видневшимся за стеклянными дверцами и витринами. На шкафах громоздились друг на друге картонные коробки – прямоугольные обувные, круглые из-под шляп и посудных сервизов, тут же угрожающе кренились стопки виниловых пластинок, заросшие лохмотьями розовато-бурой паутины. Александра безошибочным чутьем антиквара ощущала: рядом дремлет, дожидаясь капризного взгляда обладателя, огромное собрание редкостных вещиц.
Подойдя к самому дальнему шифоньеру, Петр привстал на цыпочки и снял сверху одну из коробок, стоявшую не в штабеле, а особо. Привычно дунул на картонную крышку, и Александра загодя поморщилась, ожидая, что в воздух взметнется облако пыли. Но крышка оказалась чистой. Отнеся коробку к кровати и отвернув матрац, мужчина поставил ее на панцирную сетку.
– Идите, взгляните! – жестом пригласил он гостью, замершую на пороге. – И закройте за собой дверь.
Она послушно выполнила его указания и приблизилась.
Александра даже не предполагала, что именно может увидеть. В гостях у собирателей старины ей случалось разглядывать самые необычные вещи, и обычно она с первого взгляда хотя бы приблизительно угадывала их предназначение. Но на этот раз художница всерьез озадачилась. Чуть ли не впервые Александра не смогла сразу определить, для чего служили предметы, которые Петр предъявил, развернув черный полотняный сверток, оказавшийся внутри коробки.
С первого взгляда ей показалось, что это какие-то старинные аптекарские принадлежности. Александра увидела узкие стеклянные трубочки разной длины и толщины, прямые и загнутые, несколько стеклянных пипеток с грубо нарисованными делениями и множество мелких стеклянных пузырьков – круглых и грушевидных, размером от фасолины до горошины. Но она тут же отвергла про себя «аптекарскую» версию – пузырьки были уж слишком малы, чтобы содержать лекарства. «И у них у всех круглое дно, нельзя поставить, все сразу выльется!»
Ей вспомнился знакомый коллекционер из Праги, чудак, собиравший только аптекарские курьезы всех времен, со всего света. В его собрании были бандажи «для придания прямизны» носу, ночные «прижиматели к черепу» ушей, увеличители бюстов и корректоры кривых ног. Эти устрашающие изделия, в обилии фабриковавшиеся известной немецкой фирмой, имевшей патент на подобные каучуковые устройства, наводняли его дом наряду с пузырьками и флакончиками всех мастей и размеров, а также весами, ступками, терками и тиглями. Подобных стеклянных изделий в его более чем представительной и полной коллекции не водилось.
Петр не торопился давать объяснения. Он молча ждал, что скажет Александра, именно такое впечатление родилось у женщины.
– Ну и как это относится к предмету нашего разговора? – не выдержала она, нарушив затянувшуюся паузу.
– А у вас нет даже версии, что именно я вам показываю? – вопросом ответил Петр.
– Удивительно, но нет. Что это такое?
– Может, вам станет понятнее, если вы взглянете еще вот на это?
Петр развязал маленький узелок на одном из углов тряпки и предъявил женщине с десяток ртутно-серебристых, жемчужно-металлического оттенка бусин. Бусины были круглые и грушевидные – такой же формы, как прозрачные пузырьки. Александра заинтересованно склонилась:
– Похоже, какие-то украшения?
– Это бусины. Искусственный жемчуг, старинный, изготовленный еще в восемнадцатом веке во Франции. – Петр ласково пересыпал стеклянные шарики из тряпицы себе в ладонь и любовно поднес их к свету. – Это была целая история с его изготовлением. Сперва делался состав, обеспечивающий такой вот эффект ртутного свечения. Его готовили из чешуи рыбы уклейки. Чешую размалывали, растворяли в щелочи и давали смеси перегнить на прохладе. Несколько раз промывали смесь щелочью, выдерживали ее в темноте, в бутылях, как вино, и очень нескоро, спустя год-другой, она приобретала этот ртутный блестящий отлив. Затем созревшую смесь по каплям через трубочки вдували в стеклянные шарики, потом промывали шарики изнутри чистым спиртом, который также вдували через трубочки. Когда масса высыхала, внутрь капали растопленный воск, чтобы бусина приобрела тяжесть. Вот и все.
Александра осторожно взяла с его ладони одну бусину и покатала ее между пальцев. Фальшивая жемчужина была мало похожа на настоящую, но обладала своей, особенной красотой, отличавшей ее от всех кустарных изделий того же рода, с которыми ей в изобилии приходилось сталкиваться по роду деятельности.
– Это совсем неплохо, – сказала наконец женщина. – Оттенок ненатуральный, но эффектный и совершенно изумительный. Похоже на ртутный шарик.
– И жизней эта субстанция погубила не меньше, чем настоящая ртуть. – Взяв у нее жемчужину, Петр присоединил ее к остальным и снова бережно упаковал их в уголок платка. Он явно нервничал, видя свое сокровище в чужих руках, и Александра, которой была хорошо понятна эта пристрастность коллекционера, ничуть не обиделась. – Работницы дышали в сырых холодных подвалах парами гниющей чешуи и щелока, когда непрерывно размешивали это месиво. Затем подвергали опасности свои легкие, вдувая его через трубочки в жемчужины. Пары спирта их испорченным легким тоже здоровья не прибавляли. А то, что вы тут видите, – рядовой набор инструментов для изготовления этого замечательного жемчуга, который пользовался когда-то большим успехом. Стоил тоже недешево, к слову.
– Спасибо, что просветили, – искренне поблагодарила его Александра. – Я никогда не задумывалась над тем, как это делалось, хотя фальшивые жемчуга мне время от времени в руки попадались. Правда, такие ни разу. Сколько стоит сейчас подобная бусина?
– Я не продаю. – Петр, беспричинно помрачнев, быстро упаковал коробку и поставил ее обратно на шкаф. Он повернулся к женщине с вызывающим видом, заложив руки за пояс джинсов: – Ну, вы так ничего мне и не скажете?
Александра растерялась. Ей вовсе не казалось, что она должна сделать какие-то выводы из демонстрации, которая только что произошла на ее глазах. Художница пожала плечами:
– Сказать нечего. Ни Воронов, ни Эрдель меня сюда не посылали. Первое я сама придумала, а кто придумал второе и зачем я должна была сюда прийти от Эрделя, не знаю. Вот разве что прибавлю, что и о существовании вашей матушки я не знала еще до вчерашнего дня.
– Ну а вот это уже наглость!
Неизвестно чего еще наговорил бы ей вспыливший обладатель сокровищ (изумленная, Александра видела, что ее откровенный ответ довел мужчину до белого каления). Но дверь комнаты внезапно открылась.
На пороге стоял Валерий. Завидев его, младший брат мгновенно замолчал.
– Что… ты… кричишь? – Валерий говорил негромко, со сдерживаемой яростью. Каждое слово он произносил по отдельности. – Мать больная за стеной спит, забыл?
– Сделай милость, оставь при себе свои морали! – При внешней дерзости слов Петр, однако, отвечал тихо, почти робко. – Без них тошно.
– Тошно? Как бы хуже еще не было.
Произнеся эту загадочную угрозу, Валерий перевел тяжелый взгляд на женщину. Та, в свою очередь, почувствовала себя преступницей, хотя и не понимала, в чем ее можно обвинить. Взгляд Валерия именно обвинял. Она это понимала и потому поспешила оправдаться, наугад, вслепую.
– Мне только что показали очень интересную коллекцию искусственного жемчуга. – Женщина попыталась улыбнуться, хотя не в силах была изображать беспечное веселье. – Никогда ничего подобного не видела.
Петр сделал резкое, раздраженное движение. Брат, не ответив гостье, через ее голову обратился к нему:
– Успел уже со своей паршивой коллекцией?
– Я смотрю, вы тоже многое успели! – огрызнулся тот. – Договорились между собой, да?
– Нам не о чем договариваться! – переменившись в лице, ответил Валерий. – А тебе разве не хватило той каши, которую заварил? Мало показалось?
Петр бесцеремонно указал на Александру:
– Она ломает комедию, а ты, дурак, ей веришь! – Он повысил голос, совершенно не считаясь с тем, что предмет обсуждения стоит в паре шагов от него. – Уверяет меня все утро, что нашу мать не знает и никто вообще ее сюда не присылал!
– А кто тебя просил спрашивать?
– Без просьб как-нибудь обойдусь!
Они, вероятно, так и продолжали бы переговариваться через голову Александры, но женщина, возмущенная до крайности, не выдержала:
– Может, вы все-таки объясните, за что мне выказывают такое недоверие и по какому поводу подобные страсти? А то я будто в кино, на немом фильме с китайскими титрами! Все вижу, но не все понимаю!
Братья одновременно уставились на нее, как будто вдруг обнаружив присутствие третьего лица в комнате. Первым опомнился Валерий. Проведя рукой по лбу, будто стирая ненужные мысли, он совсем иным тоном проговорил:
– Конечно, нам с вами необходимо объясниться. Я и собирался сделать это утром, но не при нем.
– Смотри, не покайся потом! – угрожающе произнес младший брат.
– И то смотрю. Давно смотрю на тебя, чучело, – невозмутимо ответил ему старший.
Они бы непременно снова сцепились, но Александра умоляющим жестом сложила руки: