[50].
После этих рассуждений, полагаем, зрителю становилось понятно, что «мягкотелые неженки» – суфражетки – значительно менее опасны, чем их противницы.
Кроме комедий, суфражистские авторы предлагали к постановке и драмы, в которых идеи равноправия полов и угнетенного положения женщин преподносились более патетически, как, например, в «Коронации» (The Coronation) Кристофера Сент-Джона и Чарльза Сорсби, в которой молодой король, проникшийся рассказами героини о творимых несправедливостях в отношении женщин, решает даровать народу всеобщее избирательное право [51].
Однако не все пьесы, написанные симпатизировавшими суфражисткам авторами, соответствовали идеологии равноправия полов и могли быть использованы в пропагандистских целях. Так, критические оценки получила комедия Джерома Джерома «Хозяин миссис Чилверс» (The Master of Mrs. Chilvers), премьера которой состоялась в 1911 г., хотя ее автор был сторонником суфражизма и неоднократно выступал с суфражистских платформ. В пьесе изображается раскол семьи после получения женщинами избирательных прав. Героиня Энни Чилверс, почетный секретарь Женской лиги за парламентское избирательное право женщин, на дополнительных выборах оказывается политическим конкурентом своего мужа Джеффри, президента Мужской лиги в поддержку избирательных прав женщин, и побеждает. Однако назревающий конфликт разрешается сам собой: Энни обнаруживает, что ждет ребенка, и отказывается от своего места в парламенте в пользу супруга – занавес опускается над воссоединившейся счастливой парой. Таким образом, восстанавливается естественный порядок вещей: женщина выполняет свое природное предназначение, а мужчина возвращает себе господство. Неудивительно, что комедия получила критические оценки суфражистской прессы: «Хотя в пьесе проскальзывает симпатия к суфражизму, „Хозяин миссис Чилверс“ является хорошим материалом для антисуфражистской пропаганды. Если она была задумана как суфражистская, то это тот случай, когда следует воскликнуть: „Спасите нас от наших друзей“» [52].
На театральных подмостках и любительских сценах ставилось достаточно много пьес, высмеивающих суфражисток: их авторы, как и карикатуристы, представляли участниц движения мужеподобными, громогласными, грубыми, сбивающими с пути истинного настоящих женщин. Как отмечает М. Иоанну, «преобладающей тенденцией литературы периода милитантства была дискредитация движения путем преувеличения личных недостатков его сторонников и превращения его в простое развлечение для публики» [53].
Столкновение суфражистского и антисуфражистского дискурсов в еще большей степени нашло свое отражение в художественной прозе. Как показывает список произведений, затрагивающих суфражистскую тематику, приведенный в справочном издании Э. Кроуфорд, суфражистские сюжеты были очень популярны в английской литературе начала XX в. [54] Как и драматургия, суфражистская проза создавалась в основном членами Лиги писательниц-суфражисток, в которой состояли такие известные в то время романистки, как Олив Шрейнер и Сара Гранд, и симпатизировавшими движению авторами. Кроме того, иногда сами активистки писали повести и рассказы, в художественной форме популяризировавшие идеи равноправия полов [55]. Эти произведения входили в круг чтения выступавших за равноправие «новых женщин», количество которых все увеличивалось, и способствовали формированию их идентичности. Наиболее популярными были «Суфражистка Салли» (Suffragette Sally) Гертруды Колмор, «Несломленная» (No Surrender) Констанции Мод и «Обращенная» (The Convert) Элизабет Робинс [56].
Суфражистские лидеры, в основном милитантки, в слегка завуалированном виде выступали героями ряда суфражистских произведений. Чаще всего в книгах появлялось семейство Панкхерст. Так, под упомянутой в пьесе Б. Шоу Беллакристиной подразумевается Кристабель Панкхерст, она также выведена в роли харизматического лидера Кристины Армхерст в «Суфражистке Салли» [57]; миссис Ормистон, «мать знаменитых воительниц Брунгильды, Мелиссы и Гвендолен», из романа Ребекки Уэст «Судья» (The Judge) явно списана с Эммелин Панкхерст [58]. «Суфражистка Салли» и «Несломленная» основаны на истории леди Констанции Литтон, которая переоделась швеей, чтобы в тюрьме с ней обращались так же, как и с простыми суфражистками, и, неузнанная, была подвергнута насильственному кормлению. Эта история, символизирующая классовую солидарность, широко пропагандировалась в суфражистской литературе и публицистике. Она была ответом на критику со стороны рабочего движения, участники которого считали, что суфражизм отражает интересы лишь представительниц среднего класса, и на утверждения, что работницы только выиграют, если будут выступать за всеобщее избирательное право, а не за ограниченное право голоса для женщин.
Образы суфражисток часто появлялись и в книгах писателей, не имеющих отношения к суфражистскому движению и потому выражающих общепринятую точку зрения на его существование и деятельность. Хотя сам по себе факт, что такие известные писатели, как Герберт Уэллс и Генри Джеймс, включили этих героинь в свои произведения, является показателем того, что суфражизм был неотъемлемой частью описываемой ими эпохи, а суфражистки – популярными, пусть и противоречивыми личностями. Авторы создавали в различной степени утрированные образы: суфражистки представали как лицемерные амбициозные старые девы, оказывающие нездоровое влияние на молодых девушек и женщин, которых они вовлекали в движение, мешая им устроить личную жизнь, любить и быть любимыми [59]. То есть идея равноправия преподносилась как проблема антагонизма полов: и главной героине «Бостонцев» Г. Джеймса, и Делии Бланшфлауэр из одноименного романа Мэри Августы Уорд приходится выбирать между равноправием и любовью. Левые авторы подвергали критике лицемерие и приверженность викторианской морали, действительно присущие некоторым суфражисткам. Так, в «Энн Веронике» Г. Уэллс высмеивает отвращение к физическим аспектам любви, провозглашаемое Нэтти Минивер: «Тела! Тела! Тела! Ненавижу! Мы – души. Любовь – это более высокое чувство. Мы не животные» [60]. В другом своем произведении, «Жена сэра Исаака Хармана», Г. Уэллс представляет суфражистское движение как замкнутое в себе, подчиненное единственной абстрактной цели и неспособное оказать поддержку конкретной личности: когда главная героиня, уйдя от мужа, обращается за помощью к суфражетке мисс Алимони, та советует ей вернуться домой и не устраивать скандала, ибо это может нанести ущерб движению [61].
Руководство суфражистских организаций всегда хорошо понимало идеологическое значение культурных репрезентаций. Периодические издания движения регулярно публиковали рецензии на новые книги, касавшиеся женского вопроса. Лидеры движения, Э. Панкхерст, Э. Петик-Лоуренс, М. Фоссет, писали критические статьи и делали обзоры просуфражистских и антисуфражистских произведений.
Таким образом, следует выделять два типа культурных репрезентаций суфражизма. Первый – саморепрезентации, создающие образ движения изнутри, направленные на развенчание гендерных стереотипов, рутинных топосов, формирующих и воспроизводящих идеологию коллективного, и на подрыв поддерживаемой социумом и культурой господствующей гендерной системы. Характерно, что эти репрезентации создавались как женщинами, так и мужчинами: художниками, писателями и драматургами. Второй – репрезентации суфражизма в господствующей культуре, имеющие в основном негативную окраску, базирующиеся на социокультурных представлениях о гендерной системе и неравном распределении власти между полами.
Устойчивая антипатия к милитанткам, которые в большей степени, чем другие суфражистки, нарушали гендерный контракт, подтверждает правоту С. Кент, считавшей, что и суфражистками, и их противниками проблема политического равноправия понималась значительно шире, чем просто вопрос предоставления права голоса, и трактовалась как посягательство на устои, на освященное вековыми традициями распределение власти и возможностей между полами [62]. Это вызывало как осознанные, так и неотрефлексированные опасения и страхи по поводу того, что суфражистское движение может в корне изменить привычный порядок вещей не только в достаточно дистанцированной от рядового обывателя политической сфере, но и в обыденной жизни, в области, касающейся каждого. Поэтому даже сочувствовавшие суфражизму авторы в своих произведениях отражали господствующие гендерные стереотипы, «в принципе симпатизируя женскому движению, но не предполагая, что оно победит при их жизни» [63].
Все сказанное выше позволяет определить суфражизм не только как социально-политическое движение, но и как субкультуру, то есть подсистему господствующей культуры английского общества конца XIX – начала XX в., имеющую свой набор характеристик, как знаковых (общность идеологии, ментальности, символики, культурного кода, картины мира), так и поведенческих (обычаи, ритуалы, нормы, модели и стереотипы поведения). Все вместе они формировали целостный образ, жизненные стили определенной, достаточно репрезентативной группы английского общества, включавшей в себя представителей различных социальных слоев обоих полов. Эта субкультура была в какой-то степени инновационной, отрицающей ценности и жизненный уклад, воспроизводимые базовой культурой. Она отвечала на назревшую потребность в модернизации доминирующего образа жизни и гендерной системы. С течением времени суфражистская субкультура обретала все большее количество сторонников и в итоге внесла ощутимый вклад в развитие всей культуры Великобритании конца XIX – начала XX в.