Богдо-гэгэн вновь был возведен на трон. Барон Унгерн присвоил себе степень хана, генералу Резухину и Лубсан-Цэвэну он пожаловал титул чин-вана. Не был обойден и престарелый «святитель» Чжалханцза хутухта — Унгерн поставил его во главе марионеточного «автономного» правительства. Это правительство стало послушным орудием в руках Унгерна фон Штернберга. Он развил бурную деятельность. Подчинил своему командованию всех белогвардейцев, бежавших в Монголию, сформировал новые части из монголов и маньчжурских хунхузов. Японский штаб прикомандировал к нему большую группу инструкторов и военных советников. Унгерн должен был стать основной ударной силой в наступлении на Советскую Россию, которое подготавливалось японской военщиной.
Чойбалсан восстановил связи с членами кружка, передал Янжиме письмо от мужа. И хотя в Урге свирепствовали бандиты, Чойбалсан сумел повидать нужных людей, рассказать о результатах поездки делегации в Россию, о предстоящем съезде партии. Он повел среди аратов широкую разъяснительную работу, изобличая японского агента, злейшего врага монгольского народа Унгерна и продажных князей и лам.
А Сухэ-Батор продолжал сколачивать партизанские отряды. Войска гаминов, потерпев поражение в боях с унгерновцами, со всех сторон стекались в монгольскую Кяхту. Чен И все еще не терял надежды собрать силы и выбить белого барона из столицы. Наплыв частей в Кяхту вызвал острый недостаток продовольствия и фуража. Гамины совершали набеги на монастыри и поселения, отбирали скот. Араты уходили в леса и горы. К Сухэ-Батору приходили целыми отрядами. Местность у слияния Орхона и Селенги стала партизанской базой. Сухэ-Батор назначил партизана Пунцука командиром революционного полка, пулеметчика Дамдинсуруна — командиром пулеметного отделения. Другим отрядом командовал Бума-Цэндэ.
С Бума-Цэндэ, впоследствии видным государственным деятелем, Сухэ-Батор познакомился в Троицкосавске. Однажды в Троицкосавск прискакал на взмыленном коне арат и потребовал главного командира партизанских войск Сухэ-Батора. Перед Сухэ-Батором стоял запыленный человек с длинными усами и широким скуластым лицом.
— Меня зовут Бума-Цэндэ. Мы организовали в Эрдэниванском хошуне партизанский отряд. Он готов подчиняться всем вашим приказам.
Силы росли не по дням, а по часам. Халхасцы, буряты, дюрбеты, чахары, ламы и простые скотоводы стекались со всех сторон, с оружием в руках пробиваясь через границу. Они приводили с собой табуны лошадей, гнали гурты баранов, везли юрты, майханы. К Народной армии примкнуло несколько хошунных князей. Убежденный националист и противник революции чиновник Эрдэниванского хошуна Бэлик-Сайхан, получив письмо Сухэ-Батора, лично явился в Трицкосавск и сказал:
— Я привел под твое командование семьдесят цириков. Я читал «Монгольскую правду». Веди нас. Мы готовы умереть за свободу.
Партизанам становилось тесно. 15 января 1921 года отряд Сухэ-Батора в районе Кяхты вступил в бой с частями гаминов и прогнал их с занимаемой местности.
Как-то разведчики донесли, что в урочище Шамор прибыло за сеном свыше ста вооруженных гаминов. Сухэ-Батор приказал партизанам быть наготове, а сам с горсткой цириков поскакал в урочище. Окружив вражеских солдат, он с тремя цириками подъехал прямо к китайскому офицеру. Тот, вытаращив от изумления глаза, испуганно заорал:
— Вы чьи солдаты? — и выхватил из кобуры маузер.
— Мы цирики, защищающие интересы монгольского народа, и к китайскому народу никаких претензий не имеем, — спокойно ответил Сухэ-Батор. — Вы, солдаты китайских милитаристов, отбираете сено, заготовленное нашим населением. Это мы считаем незаконным и предлагаем вам сдать оружие.
Офицер наотрез отказался сдать оружие. Сухэ-Батор усмехнулся:
— Вы поступаете правильно. Настоящий воин дорожит своим оружием так же, как своей честью. Цирики революционной армии не поднимут оружия против гаминов, если они немедленно покинут территорию Монголии; в случае же неповиновения они будут расстреляны…
— Хватайте их! — крикнул офицер своим солдатам.
Но из-за кустов, из-за стогов сена затрещали выстрелы. Сухэ-Батор ловким движением выбил маузер из рук офицера. Тот в панике шарахнулся в сторону, вскочил на коня — и был таков. Солдаты устремились за своим командиром. Поле боя осталось за партизанами.
Но пока это были лишь мелкие стычки разрозненных, малочисленных и плохо вооруженных партизанских отрядов с оккупантами. День решительных схваток еще не наступил. Агитаторы партии разъезжали по кочевьям, произносили пламенные речи, призывая к оружию. «Монгольская правда» завоевывала сердца.
ЗАРЕВО НАД СОПКАМИ
Известие о трагической гибели русских революционеров Кучеренко, Гембаржевского и врача Цибектарова повергло Сухэ-Батора в глубокую скорбь. Они сделали так много для аратской революции, отдали за нее жизни… Больно было сознавать, что никогда больше не увидишь добродушной отеческой улыбки Кучеренко, горячих глаз Гембаржевского, не пожмешь тонкую смуглую руку Цибектарова. Осталась лишь «бирка дружбы»… Нет, осталось гораздо больше! Осталось чувство безграничной любви и безграничного уважения к бесстрашным сынам русского народа. Память о них сохранится навсегда. Жестокие враги еще поплатятся за все свои злодеяния. Им не будет пощады.
Сухэ… Ты потерял своих лучших друзей, и по щекам твоим текут суровые солдатские слезы. Сохрани боль и тоску в своем многострадальном сердце. Ты и раньше терял друзей, но сегодня скорбь твоя глубже степного колодца.
О расплате с врагами думал Сухэ-Батор, сидя на камне на вершине сопки, заросшей жесткими, сухими травами.
28 февраля 1921 года Сухэ-Батор созвал в Троицосавске совещание членов партии. Собралось семнадцать человек. Были тут и представители от хошунов. Совещание наметило повестку дня I съезда партии. Все единогласно высказались за то, чтобы немедленно начать вооруженную борьбу за освобождение Монголии от гаминов и белогвардейских банд. Постановили создать штаб армии в составе пяти человек. Руководство штабом поручалось главнокомандующему всеми силами революции Сухэ-Батору.
1 марта состоялся I съезд Народной партии. На нем присутствовало двадцать шесть делегатов, представлявших сто пятьдесят членов революционной организации. Руководил работой съезда Сухэ-Батор. Он предложил почтить вставанием память борцов, погибших за революцию.
— Мы должны, — говорил он, — самостоятельно бороться за дело освобождения монгольского народа, так как ургинское правительство не только не в силах заниматься этим делом, но даже покорно выполняет все приказания барона Унгерна. Наш единственный путь — это установить тесную связь с Советской Россией и с ее помощью бороться против злейшего врага — Унгерна и его сторонников, князей и лам.
Два дня продолжалась работа съезда. Делегаты раскололись на две группы. Данзан, Галсан и Бодо тянули старую песню. Они считали, что Унгерн восстановил автономию и поэтому нет смысла сражаться с ним. Китайцы изгнаны из Урги, чего же еще? Правительство богдо-гэгэна вполне удовлетворено существующим положением. Оно тоже стоит за добрососедские отношения с Россией. Вам нужны факты? Бодо получил известия из Урги: правительство «многими возведенного» послало Советскому правительству ноту, в которой предлагает установить добрососедские отношения, заключить торговый договор. В этой ноте богдо особо подчеркивает высокие заслуги барона Унгерна, изгнавшего гаминов. Но Монголия хочет жить в дружбе и с Китаем. Богдо направил подобную ноту также президенту Китайской республики и военному губернатору северо-восточных провинций Чжан Цзо-лину. В этой ноте он указывает, что монголы воевали с китайцами не для того, чтобы прервать всякие отношения, а для того, чтобы восстановить независимость. Разве это не правда? И разве Сухэ-Батор не говорит то же самое о китайцах?
Но Бодо не дали договорить.
— Бандит Кайгородов только что занял Кобдо! — крикнул один из делегатов. — Он вырезал почти половину населения. Повсюду рыщут остатки банд Анненкова, Дутова, Бакича.
Сухэ-Батор поднял руку:
— Унгерну нужна передышка. Его лицемерные ноты, продиктованные богдо-гэгэну, никого, кроме Бодо, не обманут. Белый барон готовит поход на Россию. В его бандах сейчас почти десять тысяч человек. При Унгерне народ стал жить еще хуже, чем при генерале Сюе. Народ ропщет, насильно мобилизованные дезертируют и переходят на нашу сторону. Правительство РСФСР разоблачило авантюру белого барона, за которым стоят японские империалисты, мечтающие удушить и Монголию и советскую власть. Спросите у аратов Цэцэн-ханского аймака, довольны ли они хозяйничаньем белогвардейцев?
Оппозиционерам пришлось прикусить языки. Съезд принял решение бороться с Унгерном и продажными феодалами. Сухэ-Батора утвердили главнокомандующим — джанджином, а Чойбалсана — комиссаром Народной армии. Был избран Центральный Комитет. Теперь, когда Монгольская Народная партия организационно была оформлена, Сухэ-Батор поднял вопрос об установлении постоянной связи с Коммунистическим Интернационалом. Не будучи коммунистической, Народная партия не могла быть членом Коминтерна. Но еще Сороковиков объяснил, что ее могут принять как организацию, сочувствующую коммунистическому международному движению.
Сухэ-Батор предложил съезду новый документ, названный им: «Задачи партии, сформулированные в десяти пунктах». Этот документ был составлен на основе «Присяги партийцев», ему предназначалось играть роль программы и устава партии, ее платформы.
— В истории монгольского народа бывали случаи, — читал Сухэ-Батор суровым голосом, — когда он попадал под власть других государств и испытывал тяжелые страдания. Но монгольский народ каждый раз сбрасывал с себя иго поработителей, восстанавливая государственную независимость, снова становился хозяином своей страны и отстаивал свою национальную культуру. Мы помним события недавнего прошлого нашей родины, когда халхасцы Внешней Монголии, не желавшие мириться с гнетом чиновников-деспотов Дайцинской династии, не раз поднимались с оружием в руках прот