– Понятно, что он враг министра, который сверг его, но я не думаю, чтобы он был моим врагом. Поэтому мне бояться нечего! – отвечал Мурад.
– Кроме того, я должен напомнить вашему величеству, что предстоит празднество опоясания мечом, – сказал Рашид-паша. – Это может стать поводом к восстанию в пользу принца Юсуфа, к которому, сколько мне известно. Сади-паша очень расположен.
– Я не боюсь ни Сади-паши, ни принца Юсуфа, меня точно так же предостерегают против тебя и Гуссейна-паши…
Рашид изменился в лице при этих словах.
– Кому должен я верить? – продолжал султан, пристально глядя на Рашида. – На которое предостережение обратить внимание?
– Ваше величество предостерегают от вернейших слуг, – сказал министр, притворяясь огорченным. – Тем не менее мы, будучи оклеветаны, принуждены будем просить у вашего величества милостиво отпустить нас.
– Я хочу только доказать тебе, что бывают разные предостережения. Ваша же преданность скоро будет доказана полностью, что же касается Сади-паши, то я остаюсь при моем решении сегодня же возвратить ему свободу. Вместе с тем я предупреждаю тебя, что велю нарядить строжайшее следствие в случае, если Сади-паша неожиданно умрет! Теперь ты знаешь мою волю, исполняй ее.
Против такого приказания Рашиду-паше не оставалось ничего возражать, он поклонился и оставил кабинет.
Решение султана казалось ему опасным, тем не менее он сейчас же отправился в Сераскириат, где встретил Гуссейна-пашу и передал ему свой разговор с султаном.
Лицо Гуссейна омрачилось.
– В таком случае этот Сади должен умереть, прежде чем ему будет возвращена свобода! – вскричал он.
– Султан уже подумал о возможности этого, – поспешно отвечал Рашид. – В таком случае он угрожал начать строгое следствие.
– Новый султан еще не признанный повелитель правоверных, – с гневом продолжал Гуссейн, – в настоящее время он не что иное, как наш ставленник, и только тогда освободится от этой зависимости, когда будет опоясан мечом Османа[33].
– Ты прав, Гуссейн-паша! Я боюсь, что мы не должны допускать Мурада до опоясания мечом, – сказал Рашид. – На последнем заседании Мансур-эфенди тоже говорил, что Мурад не такой султан, какой нужен при настоящем положении дел!
– В таком случае он падет так же, как пал Абдул-Азис, – отвечал военный министр.
– Но надо избежать всяких подозрений, – сказал хитрый Рашид. – Поэтому я считаю, что нужно исполнить пока его приказание относительно Сади-паши.
– Ты думаешь, что мы должны освободить Сади для того, чтобы тем вернее свергнуть султана, который начинает противиться нашим планам?
– Я вижу, что ты вполне согласен со мною, – сказал Рашид, довольный своим разговором с военным министром. – Необходим новый переворот, Мурад не должен быть опоясан мечом Османа.
– Да, мы станем откладывать это до тех пор, пока не возведем на трон нового султана, – сказал Гуссейн. – Передай султану, что Сади-паша будет освобожден сегодня вечером, и не спускай с султана глаз, чтобы не случилось более ничего подобного!
Затем Гуссейн простился со своим сообщником и позвал к себе дежурного офицера, которому передал приказание относительно освобождения Сади-паши.
XIIIТри друга
Когда Сади пришел в себя, об этом доложили караульному офицеру, а он, в свою очередь, сейчас же передал это известие военному министру, который был этим крайне удивлен.
Между тем доктор употребил все старания, чтобы спасти жизнь Сади. Здоровая натура его взяла наконец верх, и он заснул крепким, спокойным сном и проспал таким образом до утра, так что проснулся на другой день почти здоровым.
Проснувшись, он вспомнил все происшедшее и начал расспрашивать о Сирре, но не мог ничего узнать.
Вдруг вечером, к его крайнему удивлению, явился к нему караульный офицер и почтительно объявил ему о его освобождении.
Этого Сади никак не ожидал. Что значила эта неожиданная перемена в его судьбе? Неужели были назначены новые министры? Или, может быть, было наконец установлено, что Сади напрасно томится в темнице?
Сади не мог расспрашивать об этом офицера. К тому же он был уже доволен и тем, что свободен и может возвратиться к своей Реции! Все остальное, говорил он себе, он узнает после.
Выйдя из башни, Сади сел в проезжавшую мимо карету и поехал домой, желая скорее увидеть Рецию.
Слуга, отворивший ему дома дверь, в первое мгновение не мог выговорить от удивления ни слова, затем бросился на колени и заплакал от радости.
– Слава Аллаху! – вскричал он, целуя руки Сади. – Ты возвращаешься назад здоров и невредим! Какое счастье!
– Встань! – сказал Сади, тронутый радостью слуги. – Где моя супруга Реция?
– О господин, – сказал слуга, и на лице его выразилась печаль. – О господин… не спрашивай.
– Что случилось? Говори! Разве Реции нет более здесь?
– Нет, твоя супруга здесь!
– Почему же ты отворачиваешься?
– Большое горе случилось в твоем доме, благородный паша!
– Реция умерла? Говори…
– Вот идет врач, – указал слуга на спускавшегося с лестницы старика-доктора, – спроси его!
– Что случилось? – с беспокойством обратился Сади к доктору, который спас его от смерти. – Я узнаю тебя, ты лечил меня, но скажи мне, что ждет меня?
– Надежды очень мало, благородный паша! – отвечал доктор.
– Моя Реция…
– Лежит тяжело больная, благородный паша. Твоя супруга увидела тебя лежащим бездыханно и в отчаянии поразила себя в грудь кинжалом, чтобы умереть вместе с тобою.
Сади с горя закрыл лицо руками, этот новый удар рушил все его надежды.
– А я жив… – прошептал он наконец. – Моя верная Реция умирает за меня, а я пробуждаюсь для жизни! О, к чему ты не дал мне умереть!
Доктор был также взволнован, а старый слуга громко плакал.
– Теперь я все понимаю, надежды нет никакой, – продолжал Сади. – Если Реция уже умерла, не скрывай от меня ничего. Я достаточно силен, чтобы перенести и это несчастье.
– Она еще жива, благородный паша, – отвечал доктор, – но надежды остается все меньше!
– Она умрет, и я должен быть свидетелем этого!
– Я прошу тебя не ходить к ней, – с испугом сказал доктор. – Такая радость может убить твою супругу! Принц Юсуф-Изеддин был сегодня здесь с великим шейхом Гассаном, чтобы сообщить твоей супруге о твоем скором освобождении…
– Гассан и принц Юсуф? – с радостью спросил Сади. – Значит, они также свободны?
– Да, они были здесь, но как ни радостно было принесенное ими известие, я не мог позволить передать его больной, так как всякая радость может убить ее.
– Спаси Рецию! – вскричал Сади умоляющим голосом. – Заклинаю тебя, сделай все, чтобы сохранить ей жизнь, и я готов отдать тебе все мое состояние.
– Я знал, что ты щедро вознаградишь меня, великодушный паша, – отвечал грек, который был корыстолюбив, как все его соотечественники, – будь покоен, я приложу все старания, чтобы спасти жизнь твоей супруге. Я скоро возвращусь и останусь около нее.
– Я вполне доверяю тебе.
– И я не обману твоего доверия, благородный паша. Я сделаю только самые необходимые визиты и затем возвращусь сюда.
– А я не могу видеть Рецию?
– Ты можешь видеть ее, но так, чтобы она этого не знала и не видела тебя.
Еще недавно Сади был счастлив и могуществен, как все изменилось с тех пор! Найди он Рецию здоровой, он, может быть, немедленно оставил бы неблагодарную страну, но положение больной связывало его по рукам.
Сади осторожно прошел в комнаты жены и тихо подошел к ее постели… Ковер заглушал его шаги.
Реция лежала перед ним, бледная от страданий, и спала… Она была так прекрасна, что Сади остановился, пораженный.
Она не чувствовала, что около ее изголовья стоял тот, ради кого она, не колеблясь, готова была умереть.
Сади долго стоял у постели, задумчиво глядя на Рецию. Он никак не мог примириться с мыслью потерять ее. Затем он вернулся к себе. Тяжелая печаль о возлюбленной жене не давала ему покоя.
Доктор вскоре возвратился, но не мог сказать ничего утешительного. Так прошло несколько дней между страхом и надеждой.
Однажды вечером Сади доложили о приходе Гассана.
Сади с распростертыми объятиями поспешил навстречу другу, но при взгляде на Гассана почти испугался. Смертельная бледность покрывала его лицо, глаза сверкали, и все говорило о его лихорадочном возбуждении.
– Что случилось, Гассан? – озабоченно спросил Сади. – Отчего ты так изменился? Ты меня пугаешь!
– Я совершенно спокоен! Я пришел для того, чтобы сообщить тебе, что Зора приехал сегодня в Стамбул и через полчаса будет у тебя, – отвечал Гассан.
– Зора в Стамбуле? Это для меня приятное известие, Гассан, а ты передаешь его с выражением отчаяния.
– Приятное известие, Сади-паша? – насмешливо сказал Гассан. – Это было бы приятным известием, если бы Зора приезжал сюда для того, чтобы получить награду за свою службу… Но несчастие и проклятие тяготеют над этой страной, и я боюсь, что она гигантскими шагами движется к гибели.
– В таком случае мы должны соединить наши силы, чтобы спасти ее и помешать падению.
– Неужели ты получил еще мало уроков, Сади? – с горечью спросил Гассан. – Неужели ты думаешь дойти прямой дорогой до цели? Я говорил тебе тогда, как надо было действовать, но ты не послушался меня, и через двенадцать часов ты был свергнут. Но скажи мне прежде всего, как здоровье твоей супруги?
Сади пожал плечами.
– Она все еще в опасности, друг мой, – отвечал он. – Я спасен для того, чтобы видеть ее страдания.
– И после всего этого ты можешь простить своих врагов, которые хотели убить тебя? – спросил Гассан.
– Я сделаю все, чтобы освободить от них страну.
– Это Мансур, Гуссейн и Рашид! Горе стране, во главе которой они стоят.
– Ты сильно взволнован, Гассан!
– Я ненавижу их! Они должны умереть! Умереть! – вскричал Гассан.
– Предоставь их приговор султану и судьбе! – спокойно сказал Сади, озабоченно глядя на волнение друга. – Не говори громко таких вещей…