Золотая Маска назвал ее по имени, значит, он знал ее!
— Я видел, как ты вышла из дома твоего отца, — раздался вблизи Реции приятный голос Золотой Маски, — я следовал за тобою к водоему, потому что должен был защищать тебя.
Реция была удивлена.
— Ты любишь Сади, молодого офицера капиджи-баши, — продолжал Золотая Маска, — он тоже любит тебя, но он не в состоянии защитить тебя от твоих врагов, покушающихся на твою жизнь и на жизнь принца Саладина, который спрятан у тебя с нынешней ночи.
Откуда мог знать Золотая Маска о любви к ней Сади? Откуда мог он знать, что маленький принц спрятан у нее?
Реция была не в состоянии произнести ни слова! Молча слушала она таинственного незнакомца, знавшего все! Но ее удивление еще увеличилось, когда он продолжил.
— В эту минуту, — говорил Золотая Маска, — гадалка Кадиджа уже знает, что ты оставила прежний дом и переселилась сюда! Она ходила около твоего дома и подозревает, что Саладин у тебя. Теперь она идет в развалины дервишей — Кадри, чтобы погубить тебя и мальчика! Но она придет сегодня слишком поздно и не достигнет своей цели! Но завтра вечером она сможет достичь ее! Поэтому ты не должна дожидаться здесь завтрашнего утра! Ты должна бежать вместе с принцем!
— Куда же я должна бежать? — спросила Реция дрожащим и испуганным голосом.
— Старая Ганнифа еще жива, ищи у нее защиты, пока тебе не представится случай оставить Константинополь вместе с принцем! В настоящую минуту ты думаешь о Сади и боишься, что не увидишься с ним больше!
Реция была поражена. Как мог Золотая Маска проникнуть в самые сокровенные ее мысли?
— Сади найдет тебя, — продолжал таинственный незнакомец, — я скажу ему, где ты будешь! Послушайся моего предостережения и не дожидайся утра в доме твоего отца! Беги вместе с Саладином!
Реция в замешательстве пробормотала несколько слов благодарности.
Золотая Маска слегка кивнул головой и пошел прочь.
Когда, несколько мгновений спустя, Реция пришла в себя и наклонилась за ведром, которое она опустила на землю, а затем снова оглянулась вокруг, Золотая Маска уже исчез во мраке.
Никто не знал, откуда появлялся Золотая Маска и куда он исчезал. Реция в первый раз видела Золотую Маску, о котором в народе ходили такие разноречивые толки и о котором старая Ганнифа рассказывала ей столько сказок. Молодая девушка, полная суеверного страха, поспешила в дом своего отца, тогда как в ее ушах все еще звучали слова ее таинственного защитника.
X. Караван богомольцев в Мекку
Наступил торжественный день ежегодного отправления каравана правоверных мусульман в Мекку, на родину Магомета, где каждый турок считает своим долгом побывать хоть раз в жизни. По случаю отправления этого каравана в турецкой части Константинополя царило сильное оживление.
Путешествие в Мекку — одна из главных обязанностей каждого мусульманина, и прежние калифы совершали это путешествие ежегодно. Но в настоящее время султаны, боясь за свое здоровье, которое могло бы пострадать от такого дальнего пути, только посылают в Мекку драгоценные подарки, а сами ограничиваются тем, что смотрят из окна дворца, как караван отправь ляется в путь.
Уже рано утром все улицы Стамбула оживились. Богатые и бедные пилигримы, женщины и старики, юноши и дети, девушки и дряхлые старухи — все спешили присоединиться к шествию и посмотреть на его отправление.
Окна и крыши домов на тех улицах, по которым должен был проходить караван, были заполнены зрителя» ми, тут и там развевались зеленые знамена, и на всем пути стояли кавассы, чтобы наблюдать за порядком.
Кофейни и гостиницы были переполнены правоверными, которые пришли издалека, а улицы полны нищих дервишей, оборванных пилигримов и чужестранцев.
Уже за несколько дней до этого начали стекаться в Константинополь пилигримы. Впрочем, большая часть народа, с утра наполнявшем улицы, состояла из любопытных зрителей, искавших удобное место, с которого лучше могли бы увидеть шествие каравана.
Солдаты едва могли удерживать любопытных, чтобы сохранить свободной середину улицы для прохода каравана.
В числе зрителей стояла одна старуха в грязном покрывале и в красном широком плаще, около которой стоял Лаццаро, верный слуга принцессы Рошаны, пришедший не только из любопытства, но имевший еще и другую цель.
Лаццаро был молодым человеком лет двадцати, с резкими, неприятными чертами лица. Он был в темной бархатной куртке и красной феске. На его лице были видны следы бурной жизни, особенно заметны были следы курения опиума. Но примечательнее всего в нем были его беспокойные глаза, производившие странное впечатление на того, кто встречался с ним взглядом.
Грек вместе со старухой стояли на ступенях подъезда одного дома, так что могли видеть всю площадь.
Караван должен был скоро появиться. Все взоры были устремлены в ту сторону, откуда он должен был показаться.
— Ты говоришь, что она спряталась у старой служанки Ганнифы? — спросил грек.
— Со вчерашнего вечера она снова исчезла оттуда, — отвечала старуха, — я была вчера в развалинах у дервишей, но не нашла там могущественного Шейха-уль-Ислама.
— Ты думаешь, что у Реции, дочери Альманзора, жил мальчик?
— Я видела его.
— И ты полагаешь, что это принц Саладин?
— Неужели ты думаешь иначе, Лаццаро? — спросила старуха. — Старый Корасанди был приведен к султанше Валиде, где его расспрашивали, куда он дел принца, потому что посланный за ним офицер не нашел ребенка, но старик объявил, что принца украли, пока он был в кофейне, и, несмотря на угрозы и даже пытки, продолжает повторять то же самое.
— Как случилось, что ты нашла дочь Альманзора у старой Ганнифы?
— Сирра должна была знать об этом. На днях, вечером, она тихонько ушла из дома, я увидела это, случайно проснувшись. Очень может быть, что она и каждую ночь уходила таким образом. Я поспешно вышла из дома и успела увидеть, как она села на берегу в каик. Я последовала за ней так, что она не заметила меня, и я увидела, что Сирра вошла в дом старой Ганнифы. Я стала наблюдать за домом и вчера утром увидела во дворе Рецию, которая вела за руку восьмилетнего мальчика.
— Черт возьми! Это недурная находка! — прошептал Лаццаро.
— Да, милый мой, особенно, если этот мальчик принц. О, если бы я вчера увидела Шейха-уль-Ислама! А теперь опять все пропало! Она убежала, потому что, вероятно, заметила что-нибудь и нашла себе другое убежище.
Лаццаро молчал и задумчиво глядел вперед, казалось, что у него в голове появился какой-то план, которого не должна была знать старуха-гадалка.
— Ты тоже имеешь вид на прекрасную Рецию, — продолжала гадалка с едва заметной улыбкой, — она тебя околдовала, Лаццаро, не так ли? Но она смотрит выше; она думает, что происходит от великого калифа, и считает себя важнее всех лругих правоверных. Не думай больше об этом, мой милый, ей тебя не надо. Я думаю, что ее очаровал какой-нибудь гвардеец или баши из сераля, а в таком случае тебе тут нечего делать.
Грек побледнел, услышав эти слова.
Вдруг на улице послышался сильный шум, который быстро приближался.
— Идут, идут! — кричала нетерпеливая толпа, приветствуя громкими криками долго ожидаемое бесконечное шествие.
Впереди, чтобы очистить дорогу каравану, ехал отряд турецкой кавалерии в пестрых мундирах, за ними следовали эмир и другие последователи пророка в новых зеленых одеждах и зеленых вышитых золотом чалмах. Все были верхом на великолепных лошадях.
Позади них ехали эфендасии всех частей городов Стамбула, Галаты и Перы, правители Румелии и Анатолии и муллы.
Затем следовали чиновники султана в зеленых и синих вышитых золотом и серебром мундирах. Одни из них несли серебряные украшенные янтарем бунчуки, другие пели хвалебные гимны, время от времени прерываемые криками толпы: «Аллах! Аллах!»
Шейх-уль-Ислам, окруженный своими приближенными, с довольным видом смотрел на пилигримов и провожавшую их шумную, празднично разодетую толпу.
Потом ехали многочисленные важные сановники, которые везли в Мекку собственноручное письмо султана, лежавшее в богато украшенном сундуке.
Затем следовали два священных верблюда, называвшиеся «Махними-Шерифи» и игравшие главную роль в церемонии.
Эти животные не должны ничего перевозить и должны происходить по преданию от того верблюда, на котором ехал пророк во время своего бегства.
Первый верблюд был великолепно украшен. Сбруя из зеленой кожи осыпана драгоценными камнями, шея и хвост обвешаны амулетами, на голове пучок страусовых перьев. Он нес на спине украшенный золотом и перьями сундук со священным покрывалом, которое султан посылал в подарок храму в Мекке.
На другом верблюде было только седло, сделанное наподобие того, на котором некогда сидел Магомет. Оно, как и вся сбруя, было из зеленого, вышитого серебром, бархата.
За верблюдами ехал начальник каравана в сопровождении своих помощников — кавассов. Дикая, оглушающая музыка и толпы оборванных дервишей возвестили о приближении пилигримов.
Опираясь на длинные дорожные палки, с криками «Аллах! Аллах!» шли пилигримы, принадлежавшие по большей части к низшим классам населения столицы. За ними шел отряд пехоты и семь мулов, нагруженных дарами для храма.
Второй оркестр музыкантов и вторая толпа пилигримов завершали это шествие.
С берега раздавались пушечные выстрелы, возвещавшие всей столице об отправлении каравана богомольцев.
В числе пилигримов была одна турчанка. Боязливо шла она в толпе, закрыв лицо покрывалом и оглядываясь по сторонам, как бы отыскивая кого-то среди окружавшей богомольцев толпы.
Она вела за руку маленького мальчика, едва, казалось, достигшего восьми лет, и все внимание которого было поглощено окружавшей его пестрой толпой.
Вдруг турчанка вздрогнула. Она была у того места, где Лаццаро и гадалка наблюдали шествие пилигримов. Схватив поспешно ребенка, она попыталась спрятаться за кого-нибудь из богомольцев.
Но гадалка уже увидела ее.